Неподвижное и серьезное лицо Раскольникова преобразилось в одно мгновение, и вдруг он залился опять тем же нервным хохотом, как давеча, как будто сам совершенно
не в силах был сдержать себя. И в один миг припомнилось ему до чрезвычайной ясности ощущения одно недавнее мгновение, когда он стоял за дверью, с топором, запор прыгал, они за дверью ругались и ломились, а ему вдруг захотелось закричать им, ругаться с ними, высунуть им язык, дразнить их, смеяться, хохотать, хохотать, хохотать!
Неточные совпадения
Много окон, выходивших на этот огромный квадратный метр,
было отперто
в эту минуту, но он
не поднял головы —
силы не было.
Ни одного мига нельзя
было терять более. Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками, едва себя чувствуя, и почти без усилия, почти машинально, опустил на голову обухом.
Силы его тут как бы
не было. Но как только он раз опустил топор, тут и родилась
в нем
сила.
Мучительная, темная мысль поднималась
в нем — мысль, что он сумасшествует и что
в эту минуту
не в силах ни рассудить, ни себя защитить, что вовсе, может
быть,
не то надо делать, что он теперь делает…
Не то чтоб он понимал, но он ясно ощущал, всею
силою ощущения, что
не только с чувствительными экспансивностями, как давеча, но даже с чем бы то ни
было ему уже нельзя более обращаться к этим людям
в квартальной конторе, и
будь это всё его родные братья и сестры, а
не квартальные поручики, то и тогда ему совершенно незачем
было бы обращаться к ним и даже ни
в каком случае жизни; он никогда еще до сей минуты
не испытывал подобного странного и ужасного ощущения.
Раскольников молчал и
не сопротивлялся, несмотря на то, что чувствовал
в себе весьма достаточно
сил приподняться и усидеть на диване безо всякой посторонней помощи, и
не только владеть руками настолько, чтобы удержать ложку или чашку, но даже, может
быть, и ходить.
Это ночное мытье производилось самою Катериной Ивановной, собственноручно, по крайней мере два раза
в неделю, а иногда и чаще, ибо дошли до того, что переменного белья уже совсем почти
не было, и
было у каждого члена семейства по одному только экземпляру, а Катерина Ивановна
не могла выносить нечистоты и лучше соглашалась мучить себя по ночам и
не по
силам, когда все спят, чтоб успеть к утру просушить мокрое белье на протянутой веревке и подать чистое, чем видеть грязь
в доме.
А сама-то весь-то день сегодня моет, чистит, чинит, корыто сама, с своею слабенькою-то
силой,
в комнату втащила, запыхалась, так и упала на постель; а то мы
в ряды еще с ней утром ходили, башмачки Полечке и Лене купить, потому у них все развалились, только у нас денег-то и недостало по расчету, очень много недостало, а она такие миленькие ботиночки выбрала, потому у ней вкус
есть, вы
не знаете…
— Это
было не в бреду, это
было наяву! — вскричал он, напрягая все
силы своего рассудка проникнуть
в игру Порфирия. — Наяву, наяву! Слышите ли?
Вы
не так понимаете; я даже думал, что если уж принято, что женщина равна мужчине во всем, даже
в силе (что уже утверждают), то, стало
быть, и тут должно
быть равенство.
— Видя таковое ее положение, с несчастными малолетными, желал бы, — как я и сказал уже, — чем-нибудь, по мере
сил,
быть полезным, то
есть, что называется, по мере сил-с,
не более. Можно бы, например, устроить
в ее пользу подписку или, так сказать, лотерею… или что-нибудь
в этом роде, — как это и всегда
в подобных случаях устраивается близкими или хотя бы и посторонними, но вообще желающими помочь людьми. Вот об этом-то я имел намерение вам сообщить. Оно бы можно-с.
Может
быть, тут всего более имела влияния та особенная гордость бедных, вследствие которой при некоторых общественных обрядах, обязательных
в нашем быту для всех и каждого, многие бедняки таращатся из последних
сил и тратят последние сбереженные копейки, чтобы только
быть «
не хуже других» и чтобы «
не осудили» их как-нибудь те другие.
— Стало
быть, я с ним приятель большой… коли знаю, — продолжал Раскольников, неотступно продолжая смотреть
в ее лицо, точно уже
был не в силах отвести глаз, — он Лизавету эту… убить
не хотел… Он ее… убил нечаянно… Он старуху убить хотел… когда она
была одна… и пришел… А тут вошла Лизавета… Он тут… и ее убил.
Я льстил безбожно, и только что, бывало, добьюсь пожатия руки, даже взгляда, то укоряю себя, что это я вырвал его у нее
силой, что она сопротивлялась, что она так сопротивлялась, что я наверное бы никогда ничего
не получил, если б я сам
не был так порочен; что она,
в невинности своей,
не предусмотрела коварства и поддалась неумышленно, сама того
не зная,
не ведая, и прочее и прочее.
— Бросила! — с удивлением проговорил Свидригайлов и глубоко перевел дух. Что-то как бы разом отошло у него от сердца, и, может
быть,
не одна тягость смертного страха; да вряд ли он и ощущал его
в эту минуту. Это
было избавление от другого, более скорбного и мрачного чувства, которого бы он и сам
не мог во всей
силе определить.
Он скорее допускал тут одну только тупую тягость инстинкта, которую
не ему
было порвать и через которую он опять-таки
был не в силах перешагнуть (за слабостию и ничтожностию).
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам
не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал
было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда
не чувствовал.
Не могу,
не могу! слышу, что
не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй,
не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот
был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока
не пустит по миру, //
Не отойдя сосет!
—
Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его //
Не слезы — кровь течет! //
Не знаю,
не придумаю, // Что
будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты,
сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Милон. Душа благородная!.. Нет…
не могу скрывать более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает
силою своею все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно
быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его
в том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…
Стародум. Поверь мне, всякий найдет
в себе довольно
сил, чтоб
быть добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего
будет легче
не делать того, за что б совесть угрызала.