Неточные совпадения
И вообще, — продолжал Евгений с несколько уже суровым взором, — для каждого хлыста главною заповедью служит: отречься от всего,
что требуют от него церковь, начальство, общежитие, и слушаться только того,
что ему говорит его внутренний голос, который он считает после его радений вселившимся
в него от духа святого, или
что повелевает ему его наставник из согласников,
в коем он предполагает еще большее присутствие святого духа,
чем в самом себе.
Дело
в имении Крапчика было чисто измышлено Звездкиным, который, явно уже действуя заодно с m-me Клавской, старался вредить,
чем только возможно, всем врагам губернатора,
в числе
коих Крапчик, конечно, был одним из самых главных.
Мужчины весьма разнообразных возрастов почти все были
в круглых пуховых шляпах, под
коими они хранили свои завитые у парикмахеров алякоки, и самые франтоватые из них были облечены
в длинные и по большей части из белого сукна сюртуки с выпущенными из задних карманов кончиками красных фуляровых носовых платков; тросточки у всех были тоненькие, из жимолости, более пригодные для того, чтобы отдуть своего ближнего,
чем иметь
в сих посохах опору для себя.
Возвратясь
в Москву, Егор Егорыч нашел Рыжовых мало сказать,
что огорченными, но какими-то окаменелыми от своей потери; особенно старуха-адмиральша на себя не походила; она все время сидела с опустившейся головой, бессвязно
кой о
чем спрашивала и так же бессвязно отвечала на вопросы.
— Это не одни вы, а многие,
в том числе и князь Александр Николаич, подозревали и объясняли,
что они не женятся единственно потому,
что хлысты,
кои, как известно, не признают церковного брака!
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над
коими носился дух божий;
в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен
в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности
в числе, мере и весе,
в силу
чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен
в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает
в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается
в ней.
— Благодарю вас, перекладка меня не затруднит, потому
что со мной всего один небольшой чемодан, и я даже боюсь отчасти проходных экипажей,
в одном из
коих раз уже и приехал сюда, — проговорил, несколько ядовито усмехнувшись, Мартын Степаныч.
— Да того именно,
что Егор Егорыч мне еще
в Москву прислал несколько масонских книг, а также и трактат о самовоспитании, рукописный и, надо быть, его собственного сочинения. Я прочел этот трактат раз десять… Кое-что понял
в нем, а другое пришлось совершенно не по зубам.
«Ну, у этого прелестного существа, кроме бодрого духа, и ножки крепкие», — подумал он и
в этом еще более убедился, когда Сусанна Николаевна на церковном погосте, с его виднеющимися повсюду черными деревянными крестами, посреди
коих высились два белые мраморные мавзолея, стоявшие над могилами отца и матери Егора Егорыча, вдруг повернула и прямо по сумету подошла к этим мавзолеям и, перекрестившись, наклонилась перед ними до земли, а потом быстро пошла к церкви, так
что Сверстов едва успел ее опередить, чтобы отпереть церковную дверь, ключ от которой ему еще поутру принес отец Василий.
Затем хозяин и гости чинно уселись по местам и стали рассуждать о том, как предстоящее дело устройства дворянского пансиона при гимназии осуществить, и тут сразу же затеялся спор между Иваном Петровичем и губернским предводителем, из
коих последний объявил,
что капитал, жертвуемый господином Тулузовым, должен быть внесен
в депутатское дворянское собрание и причислен к дворянским суммам.
— Нет-с, не гонку, — принялся объяснять Янгуржеев, — но Феодосий Гаврилыч, как, может быть, вам небезызвестно, агроном и любит охранять не травы, нам полезные, а насекомых,
кои вредны травам; это я знаю давно, и вот раз, когда на вербном воскресеньи мы купили вместе вот эти самые злополучные шарики,
в которые теперь играли, Феодосий Гаврилыч приехал ко мне обедать, и вижу я,
что он все ходит и посматривает на окна, где еще с осени лежало множество нападавших мух, и потом вдруг стал меня уверять,
что в мае месяце мухи все оживут, а я, по простоте моей, уверяю,
что нет.
Второе: архивариус земского суда откопал
в старых делах показание одного бродяги-нищего, пойманного и
в суде допрашивавшегося, из какового показания видно,
что сей нищий назвал себя бежавшим из Сибири вместе с другим ссыльным, который ныне служит у господина губернского предводителя Крапчика управляющим и имя
коего не Тулузов, а семинарист Воздвиженский, сосланный на поселение за кражу церковных золотых вещей, и
что вот-де он вывернулся и пребывает на свободе, а
что его, старика,
в тюрьме держат; показанию этому, как говорит архивариус, господа члены суда не дали, однако, хода, частию из опасения господина Крапчика, который бы, вероятно, заступился за своего управителя, а частию потому,
что получили с самого господина Тулузова порядочный, должно быть, магарыч, ибо неоднократно при его приезде
в город у него пировали и пьянствовали.
— Вот-с,
в этих самых стенах, — стал он повествовать, — князь Индобский подцепил нашего милого Аркашу; потом пролез ко мне
в дом, как пролез и к разным нашим обжорам,
коих всех очаровал тем,
что умел есть и много ел, а между тем он под рукою распускал слух,
что продает какое-то свое большое имение, и всюду, где только можно, затевал банк…
— Господа, прошу прислушаться к словам господина поручика! — обратился камер-юнкер к другим просителям, из
коих одни смутились,
что попали
в свидетели, а другие ничего, и даже как бы обрадовались, так
что одна довольно старая салопница, должно быть, из просвирен, звонким голосом произнесла...
— Я пришел к вам, отец Василий, дабы признаться,
что я, по поводу вашей истории русского масонства, обещая для вас журавля
в небе, не дал даже синицы
в руки; но теперь, кажется, изловил ее отчасти, и случилось это следующим образом: ехав из Москвы сюда, я был у преосвященного Евгения и, рассказав ему о вашем положении,
в коем вы очутились после варварского поступка с вами цензуры, узнал от него,
что преосвященный — товарищ ваш по академии, и, как результат всего этого, сегодня получил от владыки письмо, которое не угодно ли будет вам прочесть.
Когда вскоре за тем пани Вибель вышла, наконец, из задних комнат и начала танцевать французскую кадриль с инвалидным поручиком, Аггей Никитич долго и пристально на нее смотрел, причем открыл
в ее лице заметные следы пережитых страданий, а
в то же время у него все более и более созревал задуманный им план, каковый он намеревался начать с письма к Егору Егорычу, написать которое Аггею Никитичу было нелегко, ибо он заранее знал,
что в письме этом ему придется много лгать и скрывать; но могущественная властительница людей — любовь — заставила его все это забыть, и Аггей Никитич
в продолжение двух дней, следовавших за собранием, сочинил и отправил Марфину послание,
в коем с разного рода экивоками изъяснил,
что, находясь по отдаленности места жительства Егора Егорыча без руководителя на пути к масонству, он, к великому счастию своему, узнал,
что в их городе есть честный и добрый масон — аптекарь Вибель…
— Потому, — продолжал Вибель, —
что проявлением стремления людей к религии, к добру, к божественной жизни не может быть единичное существо, но только сонм существ,
кои сливаются
в желании не личного, но общего блага.
— Я не знаю,
что вы разумеете под скрытностью масонов, — сказал он, — если то,
что они не рассказывают о знаках, посредством
коих могут узнавать друг друга, и не разглашают о своих символах
в обрядах, то это единственно потому, чтобы не дать возможности людям непосвященным выдавать себя за франкмасонов и без всякого права пользоваться благотворительностью братьев.
Тут Вибель взял со стола тетрадку, так же тщательно и красиво переписанную, как и ритуал, и начал ее читать: — «Из числа учреждений и союзов, с
коими масоны приводятся
в связь, суть следующие: а) мистерии египтян, b) древние греческие элевзинские таинства, с) пифагорейский союз, d) иудейские секты терапевтов и ессеев, е) строительные корпорации римлян; но не думаю, чтобы это было справедливо; разгром, произведенный великим переселением народов, был столь силен и так долго тянулся,
что невозможно даже вообразить, чтобы
в продолжение этого страшного времени могла произойти передача каких-либо тайных учений и обрядов.
Что касается до Англии, то образование каменщиками
в ней общества относят к началу тысячелетия, когда Эдвин [Эдвин (585—633) — король Нортумбрии с 617 года, принявший христианство.], сын короля Адельстана, собрал первое собрание
в городе Йорке; но
в этом можно сомневаться, ибо документы, на
коих основалось такое мнение, оказались неподлинными, и потому гораздо вероятнее заключить,
что в Англию, собственно, перенесли немецкие каменотесы свой институт вместе с готическим стилем».
Аггей Никитич пошел за нею. При входе их
в кабинет старый аптекарь, по спокойно-добродушному выражению лица
коего можно было догадаться,
что он ничего еще не ведает, крикнул им...
Для Миропы Дмитриевны, впрочем, было совершенно достаточно того,
что она услыхала. Возвратясь домой с физиономией фурии, Миропа Дмитриевна, не откладывая времени, написала своему супругу хорошенькое письмецо,
в коем изъяснила...
Некоторые думают,
что цели сии состоят
в том, чтобы делать людей более добродетельными посредством ожиданий, напрягающих и возвышающих нашу душу, посредством братской помощи и общественной радости и, таким образом, мало-помалу соединить людей достойных
в всеобщий союз, который не только бы укреплял каждого особенно, но служил бы и к тому, чтобы соединенными силами увлекать даже тех,
кои без энтузиастических видов не взяли бы
в том участия.
Вообще мнение братьев различествует
в том,
что одни почитают сию цель преданьем уже приобретенной мудрости, сообщенной даром провидения высшим главам ордена, для принятия
коего, конечно, надлежит им работать.
Ответ от Сверстова он очень скоро получил,
в коем тот писал ему: «Гряди, и я бы сам пошел за тобой, но начинаю уж хворать и на прощанье хочу побранить тебя за то,
что ты, по слухам, сильно сбрендил
в деле Тулузова, который, говорят, теперь совершенно оправдан, и это останется грехом на твоей душе».
Аграфена Васильевна нашла, впрочем, Лябьевых опечаленными другим горем. Они получили от Сусанны Николаевны письмо,
коим она уведомляла,
что ее бесценный Егор Егорыч скончался на корабле во время плавания около берегов Франции и
что теперь она ума не приложит, как ей удастся довезти до России дорогие останки супруга, который
в последние минуты своей жизни просил непременно похоронить его
в Кузьмищеве, рядом с могилами отца и матери.
Рассуждение о сем важном процессе пусть сделают те,
кои более или менее испытали оный на самих себе; я же могу сказать лишь то,
что сей взятый от нас брат наш, яко злато
в горниле, проходил путь очищения, необходимый для всякого истинно посвятившего себя служению богу, как говорит Сирах [Сирах — вернее, Иисус Сирахов, автор одной из библейских книг, написанной около двух столетий до нашей эры.]: процесс сей есть буйство и болезнь для человеков, живущих
в разуме и не покоряющихся вере, но для нас, признавших путь внутреннего тления, он должен быть предметом глубокого и безмолвного уважения.