Неточные совпадения
Ополченец этот
был заседатель земского суда, уже отчисленный по сенаторской ревизии от службы и с перспективою
попасть под следствие.
Тщательно скрывая от дочерей положение несчастной горничной, она спешила ее отправить в деревню, и при этом не только что не бранила бедняжку, а, напротив, утешала, просила не
падать духом и беречь себя и своего будущего ребенка, а сама между тем приходила в крайнее удивление и восклицала: «Этого я от Аннушки (или Паши какой-нибудь) никак не ожидала, никак!» Вообще Юлия Матвеевна все житейские неприятности — а у нее их
было немало — встречала с совершенно искренним недоумением.
Между тем в Людмиле
была страсть к щеголеватости во всем: в туалете, в белье, в убранстве комнаты; тогда как Сусанна почти презирала это, и в ее спальне
был только большой образ с лампадкой и довольно жесткий диван, на котором она
спала; Муза тоже мало занималась своей комнатой, потому что никогда почти не оставалась в ней, но, одевшись, сейчас же сходила вниз, к своему фортепьяно.
Тактика Ченцова
была не скрывать перед женщинами своих любовных похождений, а, напротив, еще выдумывать их на себя, — и удивительное дело: он не только что не
падал тем в их глазах, но скорей возвышался и поселял в некоторых желание отбить его у других. Людмила, впрочем,
была, по-видимому, недовольна его шутками и все продолжала взад и вперед ходить по комнате.
— Я
был не ранен, а переломил себе только ногу,
упав с убитой подо мною лошади! — отчеканил резко Марфин.
— Мне, во времена моей еще ранней юности, — продолжал владыко, — мы ведь, поповичи, ближе живем к народу, чем вы, дворяне; я же
был бедненький сельский семинарист, и нас, по обычаю, целой ватагой возили с нашей вакации в училище в город на лодке, и раз наш кормчий вечером пристал к одной деревне и всех нас свел в эту деревню ночевать к его знакомому крестьянину, и когда мы
поели наших дорожных колобков, то
были уложены
спать в небольшой избенке вповалку на полу.
Сам Иван Дорофеев, мужик лет около сорока, курчавый и с умными глазами, в красной рубахе и в сильно смазанных дегтем сапогах,
спал на лавке и первый услыхал своим привычным ухом, что кто-то подъехал к его дому и постучал в окно, должно
быть, кнутовищем.
За ужином Егор Егорыч по своему обыкновению, а gnadige Frau от усталости — ничего почти не
ели, но зато Сверстов все
ел и все
выпил, что
было на столе, и, одушевляемый радостью свидания с другом,
был совершенно не утомлен и нисколько не опьянел. Gnadige Frau скоро поняла, что мужу ее и Егору Егорычу желалось остаться вдвоем, чтобы побеседовать пооткровеннее, а потому, ссылаясь на то, что ей
спать очень хочется, она попросила у хозяина позволения удалиться в свою комнату.
Капитан при этом самодовольно обдергивал свой вицмундир, всегда у него застегнутый на все пуговицы, всегда с выпущенною из-за борта, как бы аксельбант, толстою золотою часовою цепочкою, и просиживал у Зудченки до глубокой ночи, лупя затем от нее в Красные казармы пехтурой и не только не боясь, но даже желая, чтобы на него
напали какие-нибудь жулики, с которыми капитан надеялся самолично распорядиться, не прибегая ни к чьей посторонней помощи: силищи Зверев
был действительно неимоверной.
Что касается до Людмилы, то в душе она
была чиста и невинна и
пала даже не под влиянием минутного чувственного увлечения, а в силу раболепного благоговения перед своим соблазнителем; но, раз уличенная матерью, непогрешимою в этом отношении ничем, она мгновенно поняла весь стыд своего проступка, и нравственное чувство девушки заговорило в ней со всей неотразимостью своей логики.
Адмиральша, Сусанна и майор перешли в квартиру Миропы Дмитриевны и разместились там, как всегда это бывает в минуты катастроф, кто куда
попал: адмиральша очутилась сидящей рядом с майором на диване и только что не склонившею голову на его плечо, а Сусанне, севшей вдали от них и бывшей, разумеется, бог знает до чего расстроенною, вдруг почему-то кинулись в глаза чистота, порядок и даже щеголеватость убранства маленьких комнат Миропы Дмитриевны: в зальце, например, круглый стол, на котором она обыкновенно угощала карабинерных офицеров чаем,
был покрыт чистой коломянковой салфеткой; а про гостиную и говорить нечего: не говоря о разных красивых безделушках, о швейном столике с всевозможными принадлежностями, там виднелось литографическое и разрисованное красками изображение Маврокордато [Маврокордато Александр (1791—1865) — греческий патриот, организатор восстания в Миссолонги (1821).], греческого полководца, скачущего на коне и с рубящей наотмашь саблей.
— Насчет здоровья, я не думаю, чтобы нам, военным,
было вредно плотно
поесть: как прошагаешь в день верст пятнадцать, так и не почувствуешь даже, что
ел; конечно, почитать что-нибудь не захочешь, а скорей бы
спать после того.
Все хлопоты по свадьбе в смысле распоряжений
пали на gnadige Frau, а в смысле денежных расходов — на Егора Егорыча. Жених, как только дано ему
было слово, объявил, что он Музу Николаевну берет так, как она
есть, а потому просит не хлопотать об туалете невесты, который и нельзя сделать хоть сколько-нибудь порядочный в губернском городе, а также не отделять его будущей жене какого-либо состояния, потому что он сам богат. Когда эти слова его
были переданы Сусанной матери, старуха вдруг взбунтовалась.
Я
была брезглива с рождения, и никогда не
была в то же время пуглива и труслива; но, признаюсь, чуть не
упала в обморок, когда приподняли немного повязку на моих глазах, и я увидала при синеватом освещении спиртовой лампы прямо перед собою только что принятую перед тем сестру в окровавленной одежде.
Gnadige Frau между тем об этих разговорах и объяснениях с прелестным существом в непродолжительном времени сообщила своему мужу, который обыкновенно являлся домой только
спать; целые же дни он возился в больнице, объезжал соседние деревни, из которых доходил до него слух, что там много больных, лечил даже у крестьян лошадей, коров, и когда он таким образом возвратился однажды домой и,
выпив своей любимой водочки, принялся ужинать, то gnadige Frau подсела к нему.
— Optime! [Прекрасно! (лат.).] — воскликнул доктор и хотел
было идти лечь
спать, но вошел, сверх всякого ожидания, Антип Ильич.
Ченцов, дома даже, стал гораздо меньше
пить;
спал он постоянно в общей спальне с женой, хотя, конечно, при этом прежних страстных сцен не повторялось.
Она
была из довольно зажиточного дома, и я объяснить даже затрудняюсь, как и почему сия юная бабеночка
пала для Ченцова: может
быть, тоже вследствие своей поэтичности, считая всякого барина лучше мужика; да мужа, впрочем, у нее и не
было, — он целые годы жил в Петербурге и не сходил оттуда.
Я тоже в усадьбу-то прибрела к вечеру, прямо прошла в людскую и думала, что и в дом меня сведут, однако-че говорят, что никаких странниц и богомолок от господ
есть приказание не принимать, и так тут какая-то старушонка плеснула мне в чашку пустых щей; похлебала я их, и она
спать меня на полати услала…
Так дело шло до начала двадцатых годов, с наступлением которых, как я уже сказал и прежде, над масонством стали разражаться удар за ударом, из числа которых один
упал и на голову отца Василия, как самого выдающегося масона из духовных лиц: из богатого московского прихода он
был переведен в сельскую церковь.
Отец Василий
пал духом и стал
пить.
— Нет, тевтон, германец из Герлица, и главным образом в нем великого удивления достойно то, что он,
будучи простым крестьянином и
пася в поле стада отца своего, почти еще ребенком имел видения.
На этом собственно настоящий вечер и кончился, но на другой день Егор Егорыч начал всем внушать серьезное опасение: он не то чтобы сделался болен, а как бы затих совсем и все прилегал то на один диван, то на другой; ни за обедом, ни за ужином ничего не
ел, ночи тоже не
спал.
Некоторые утверждали, что для этого надобно выбрать особых комиссаров и назначить им жалованье; наконец князь Индобский, тоже успевший
попасть в члены комитета, предложил деньги, предназначенные для помещичьих крестьян, отдать помещикам, а раздачу вспомоществований крестьянам казенным и мещанам возложить на кого-либо из членов комитета; но когда ни одно из сих мнений его не
было принято комитетом, то князь высказал свою прежнюю мысль, что так как дела откупов тесно связаны с благосостоянием народным, то не благоугодно ли
будет комитету пригласить господ откупщиков, которых тогда много съехалось в Москву, и с ними посоветоваться, как и что тут лучше предпринять.
Старики Углаковы одновременно смеялись и удивлялись. Углаков, сделав с своей дамой тур — два, наконец почти
упал на одно из кресел. Сусанна Николаевна подумала, что он и тут что-нибудь шутит, но оказалось, что молодой человек
был в самом деле болен, так что старики Углаковы, с помощью даже Сусанны Николаевны, почти перетащили его на постель и уложили.
— У меня!.. Так что я должен
был ехать в полицию и вызвать ту, чтобы убрали от меня эту
падаль.
— Из больницы, умер
было совсем… — отвечал тот. — Вообразите, посадили меня на диету умирающих… Лежу я, голодаю, худею, наконец мне вообразилось, что я в святые
попал, и говорю: «О, чудо из чудес и скандал для небес, Дьяков в раке и святитель в усах, при штанах и во фраке!»
Этого уж Лябьев не выдержал и пошатнулся, готовый
упасть, но тот же палач с явным уважением поддержал его и бережно свел потом под руку с эшафота на землю, где осужденный
был принят полицейскими чинами и повезен обратно в острог, в сопровождении, конечно, конвоя, в смоленой фуре, в которой отвозили наказываемых кнутом, а потому она
была очень перепачкана кровью.
— Господа, прошу прислушаться к словам господина поручика! — обратился камер-юнкер к другим просителям, из коих одни смутились, что
попали в свидетели, а другие ничего, и даже как бы обрадовались, так что одна довольно старая салопница, должно
быть, из просвирен, звонким голосом произнесла...
Таким образом, пьяный поручик, рывший для другого яму, сам прежде
попал в оную и прямо из дома генерал-губернатора
был отведен в одну из частей, где его поместили довольно удобно в особой комнате и с матрацем на кровати.
—
Попали мы потому, что мне захотелось путешествовать (Сусанна Николаевна при этом слегка покраснела), ну, а потом Егору Егорычу необходимо
было посоветоваться с докторами, чтобы они ему прописали какие нужно воды.
— И вы вот что сделайте, пан Зверев! Татко после обеда всегда
спит, а вы приходите ко мне в сад, где я бываю, и там в беседке мы
будем с вами читать! — прибавила она Аггею Никитичу.
Подойдя к окну своей спальни, он тихо отпирал его и одним прыжком прыгал в спальню, где, раздевшись и улегшись, засыпал крепчайшим сном часов до десяти, не внушая никакого подозрения Миропе Дмитриевне, так как она знала, что Аггей Никитич всегда любил
спать долго по утрам, и вообще Миропа Дмитриевна последнее время весьма мало думала о своем супруге, ибо ее занимала собственная довольно серьезная мысль: видя, как Рамзаев — человек не особенно практический и расчетливый — богател с каждым днем, Миропа Дмитриевна вздумала попросить его с принятием, конечно, залогов от нее взять ее в долю, когда он на следующий год
будет брать новый откуп; но Рамзаев наотрез отказал ей в том, говоря, что откупное дело рискованное и что он никогда не позволит себе вовлекать в него своих добрых знакомых.
Сообразив все это, Аггей Никитич взобрался на акацию, а с нее шагнул на верхний брус забора и, ухватившись за ветку той же акации, попробовал спрыгнуть на землю, до которой
было аршина четыре; ветка при этом обломилась, и Аггей Никитич
упал, но сейчас же и поднялся с земли, причем он, как это после уже припомнил, почувствовал, что что-то такое обронил, и вместе с тем раздались громкие голоса: «Кто это?
Ночь эту Аггей Никитич не
спал спокойно, как прежние ночи: его главным образом беспокоило, кто такие могли
быть эти люди, видимо, запершие калитку и подстерегавшие его.
Праведниками чрез то могут
быть; нам так вот, мужикам, не под силу того, и в царство-то небесное не за что
попасть!