Неточные совпадения
Между тем кадриль кончилась. Сенатор пошел по зале. Общество перед ним, как море перед
большим кораблем, стало раздаваться направо и налево. Трудно описать все мелкие оттенки страха, уважения, внимания, которые
начали отражаться на лицах чиновников, купцов и даже дворян. На средине залы к сенатору подошел хозяин с Марфиным и проговорил...
Наша адмиральша, сидевшая до этого в
большой гостиной и слегка там, на основании своего чина, тонировавшая, тоже выплыла вместе с другими матерями и
начала внимательно всматриваться своими близорукими глазами в танцующих, чтобы отыскать посреди их своих красоточек, но тщетно; ее досадные глаза, сколько она их ни щурила, кроме каких-то неопределенных движущихся фигур, ничего ей не представляли: физическая близорукость Юлии Матвеевны почти превосходила ее умственную непредусмотрительность.
Ченцов
начал сжимать ее в своих объятиях, целовать в голову, в шею: чувственный и любострастный зверь в нем проснулся окончательно, так что Людмила с
большим усилием успела наконец вырваться из его объятий и убежала из своей комнаты.
Однако привычка сдерживать и умерять в себе гневливость, присутствия которой в душе Егор Егорыч не любил и боялся
больше всего, хотя и подпадал ей беспрестанно, восторжествовала на этот раз, и он ограничился тем, что, не надеясь долго совладеть с собою, счел за лучшее прекратить свой визит и
начал сухо раскланиваться.
Вода, заранее уже налитая в кофейник,
начала невдолге закипать вместе с насыпанным в нее кофеем. Девочка и мальчик с полатей смотрели на всю эту операцию с
большим любопытством, да не меньше их и сама Парасковья: кофею у них никогда никто из проезжающих не варил.
Парасковья сейчас же
начала разгонять тараканов, а за ней и девочка, наконец и курчавый мальчуган, который, впрочем,
больше прихлопывал их к стене своей здоровой ручонкой, так что только мокренько оставались после каждого таракана. Бедные насекомые, сроду не видавшие такой острастки на себя, мгновенно все куда-то попрятались. Не видя более врагов своих, gnadige Frau поуспокоилась и села опять на лавку: ей было совестно такого малодушия своего, тем более, что она обнаружила его перед посторонними.
Не выходя никуда, кроме церкви, она
большую часть времени проводила в уединении и в совершенном бездействии, все что-то шепча сама с собой и только иногда принималась разбирать свой сундук с почти уже истлевшими светскими платьями и вдруг одевалась в самое нарядное из них, садилась перед небольшим зеркальцем,
начинала улыбаться, разводила руками и тоже шептала.
С Невского Крапчик свернул в
Большую Морскую, прошел всю ее и около почтамта, приближаясь к одному
большому подъезду, заметно
начал утрачивать свое самодовольное выражение, вместо которого в глазах его и даже по всей фигуре стала проглядывать некоторая робость, так что он, отворив осторожно тяжелую дверь подъезда, проговорил ласковым голосом швейцару...
— А эти столбы и мозаический пол взяты в подражание храму Соломона;
большая звезда означает тот священный огонь, который постоянно горел в храме… —
начала было дотолковывать gnadige Frau, но, заметив, что Сусанна была очень взволнована, остановилась и, сев с нею рядом, взяла ее за руку.
Это был, по-видимому, весьма хилый старик, с лицом совершенно дряблым; на голове у него совсем почти не оказывалось волос, а потому дома, в одиночестве, Мартын Степаныч обыкновенно носил колпак, а при посторонних и в гостях надевал парик; бакенбарды его состояли из каких-то седоватых клочков; уши Мартын Степаныч имел
большие, торчащие, и особенно правое ухо, что было весьма натурально, ибо Мартын Степаныч всякий раз, когда
начинал что-либо соображать или высказывал какую-нибудь тонкую мысль, проводил у себя пальцем за ухом.
Супруги скоро уехали; в дороге между ними ссора продолжалась до такой степени сильно и такими голосами, что везшие их ямщики и стоявший на запятках почтальон по временам ожидали, что господа
начнут драться, и все
больше барыня, которая так и наскакивала на барина.
По окончании обеда князь все-таки не уезжал. Лябьев, не зная, наконец, что делать с навязчивым и беспрерывно болтающим гостем, предложил ему сесть играть в карты. Князь принял это предложение с
большим удовольствием. Стол для них приготовили в кабинете, куда они и отправились, а дамы и Углаков уселись в зале, около рояля, на клавишах которого Муза Николаевна
начала перебирать.
Углаков очень живо
начал описывать актеров, рассказывал про них разные анекдоты, и в этом случае
больше всех выпало на долю Максиньки, который будто бы однажды горячо спорил с купцом о том, в каких отношениях, в пьесе «Горе от ума», находится Софья Павловна с Молчалиным: в близких или идеальных.
— Ты, Максинька,
больше слушай, а не рассуждай, — остановил его частный пристав и, обратясь с умоляющим лицом и голосом к рассказчику,
начал его упрашивать: — Голубчик Пров Михайлыч, расскажи еще про Наполеондера!
Лекции в семинарии он равным образом
начал читать с
большим успехом, и, пока все это происходило, наступил май месяц, не только что теплый, но даже жаркий, так что деревья уж распустились в полный лист.
— Далее мне следовало бы, — продолжал он, —
начать излагать вам строго исторические факты, окончательно утвержденные и всеми признанные; но это, полагаю, вы с
большим успехом и пользой для себя сами можете сделать, а потому вот вам сия тетрадь, которую сначала вы, господин Зверев, прочтите, а потом и ты, Мари, прочтешь.
Аггей Никитич, полагая, что Рамзаев приехал к нему, чтобы пригласить его на балы, с своей стороны, выразил, что Теофил Терентьич делает ему своим визитом
большую честь; после чего откупщик
начал издалека подходить к более важной цели своего посещения...
— Это ничего не значит, — возразила ему супруга, — сегодня ты выиграл, а завтра проиграешь вдвое
больше; и зачем ты опять
начал играть, скажи, пожалуйста?
Неточные совпадения
И
начал он обдумывать свое намерение, но чем
больше думал, тем более запутывался в своих мыслях.
Но летописец недаром предварял события намеками: слезы бригадировы действительно оказались крокодиловыми, и покаяние его было покаяние аспидово. Как только миновала опасность, он засел у себя в кабинете и
начал рапортовать во все места. Десять часов сряду макал он перо в чернильницу, и чем дальше макал, тем
больше становилось оно ядовитым.
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще
больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В
начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
Следовательно, если
начать предотвращать эту неизбежную развязку предварительными разглагольствиями, то не значит ли это еще
больше растравлять ее и придавать ей более ожесточенный характер?
За десять лет до прибытия в Глупов он
начал писать проект"о вящем [Вящий (церковно-славянск.) —
большой, высший.] армии и флотов по всему лицу распространении, дабы через то возвращение (sic) древней Византии под сень российския державы уповательным учинить", и каждый день прибавлял к нему по одной строчке.