Тарантас поехал. Павел вышел за ворота проводить его. День был ясный и совершенно сухой; тарантас вскоре исчез, повернув в переулок. Домой Вихров был не в состоянии возвратиться и поэтому велел Ивану
подать себе фуражку и вышел на Петровский бульвар. Тихая грусть, как змея, сосала ему душу.
Неточные совпадения
Подали чай. M-me Фатеева, видимо, не совладела уже более с
собой и вдруг отнеслась к Павлу...
— Ах, непременно и, пожалуйста, почаще! — воскликнула Мари, как бы спохватившись. — Вот вы говорили, что я с ума могу сойти, я и теперь какая-то совершенно растерянная и решительно не сумела, что бы вам выбрать за границей для подарка; позвольте вас просить, чтобы вы сами сделали его
себе! — заключила она и тотчас же с поспешностью подошла, вынула из стола пачку ассигнаций и
подала ее доктору: в пачке была тысяча рублей, что Ришар своей опытной рукой сейчас, кажется, и ощутил по осязанию.
Наконец, все уселись, и казначей гостям своим предложил почетные места около
себя;
подали щи из рыбы и потом кашу.
Он хотел вечер лучше просидеть у
себя в номере, чтобы пособраться несколько с своими мыслями и чувствами; но только что он поприлег на свою постель, как раздались тяжелые шаги, и вошел к нему курьер и
подал щегольской из веленевой бумаги конверт, в который вложена была, тоже на веленевой бумаге и щегольским почерком написанная, записка: «Всеволод Никандрыч Плавин, свидетельствуя свое почтение Павлу Михайловичу Вихрову, просит пожаловать к нему в одиннадцать часов утра для объяснения по делам службы».
Герой мой тоже возвратился в свою комнату и, томимый различными мыслями, велел
себе подать бумаги и чернильницу и стал писать письмо к Мари, — обычный способ его, которым он облегчал
себя, когда у него очень уж много чего-нибудь горького накоплялось на душе.
— Дурак! — произнес он, прочитав все до конца, и затем, свернув бумагу и положив ее
себе в карман, велел
подавать фаэтон и, развевая потом своим белым султаном, поехал по городу к m-me Пиколовой.
— Нет, не надо! — отвечала Мари, отстраняя от
себя стакан. — Прочти вот лучше! — прибавила она и
подала ему письмо мужа.
Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел
подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
Неточные совпадения
Хлестаков. Возьмите, возьмите; это порядочная сигарка. Конечно, не то, что в Петербурге. Там, батюшка, я куривал сигарочки по двадцати пяти рублей сотенка, просто ручки потом
себе поцелуешь, как выкуришь. Вот огонь, закурите. (
Подает ему свечу.)
Лука Лукич (хватаясь за карманы, про
себя).Вот те штука, если нет! Есть, есть! (Вынимает и
подает, дрожа, ассигнации.)
Охотно
подавал подчиненным левую руку, охотно улыбался и не только не позволял
себе ничего утверждать слишком резко, но даже любил, при докладах, употреблять выражения вроде:"Итак, вы изволили сказать"или:"Я имел уже честь доложить вам"и т. д.
— Это, брат, не то, что с «кособрюхими» лбами тяпаться! нет, тут, брат, ответ
подай: каков таков человек? какого чину и звания? — гуторят они меж
собой.
После того господин градоначальник сняли с
себя собственную голову и
подали ее мне.