Неточные совпадения
Здесь он свое ценное пальто так же небрежно, как, вероятно, и надевал его, сбросил
с себя и, сев
на диван, закрыл
глаза в утомлении.
Глаза старушки Бахтуловой тоже заблистали еще более добрым чувством. Барон вошел. Во фраке и в туго накрахмаленном белье он стал походить еще более
на журнальную картинку. Прежде всех он поклонился Михайле Борисовичу, который протянул ему руку хоть несколько и фамильярно, но в то же время
с тем добрым выражением,
с каким обыкновенно начальники встречают своих любимых подчиненных.
— Жаль мне, друг мой, очень жаль
с тобой расстаться, — продолжала старушка:
на глазах ее уже появились слезы.
Учить музыке детей родители старались из всех сил, и старшая дочь их, m-lle Элиза, девушка лет восемнадцати, необыкновенно миловидная из себя,
с голубыми, как небо,
глазами и
с льноподобными, густыми волосами, играла очень хорошо
на фортепьянах.
Едучи в настоящем случае
с железной дороги и взглядывая по временам сквозь каретное стекло
на мелькающие перед
глазами дома, князь вдруг припомнил лондонскую улицу, по которой он в такой же ненастный день ехал
на станцию железной дороги, чтобы уехать совсем из Лондона. Хорошо ли, худо ли он поступил в этом случае, князь до сих пор не мог себе дать отчета в том, но только поступить таким образом заставляли его все его физические и нравственные инстинкты.
— Ты мерзкая и негодная девчонка! — воскликнула она (в выражениях своих
с дочерью госпожа Жиглинская обыкновенно не стеснялась и называла ее иногда еще худшими именами). — У тебя
на глазах мать может умирать
с голоду,
с холоду, а ты в это время будешь преспокойно философствовать.
— Ничего, хорошо! — отвечала ему сухо и почти
с неудовольствием Елена, потому что Елпидифор Мартыныч, говоря последние слова, явно уже обратил
на нее какие-то масленые
глаза: он был ужасный волокита и особенно за небогатенькими девушками.
— Знаете что? — начала она потом, прищуривая немного свои черные
глаза, и
с этим выражением лица была очень хороша собою. — Я непременно хочу у вас спросить об одной вещи: что, княгиня сердится
на меня, что ли, за что-нибудь?
После обеда князь пригласил барона перейти опять в их мужской флигель. Барон при этом взглянул мельком
на княгиню, сидевшую
с опущенными в землю
глазами, и покорно последовал за князем.
— Этакая прелесть, чудо что такое! — произносил барон
с разгоревшимися уже
глазами, стоя перед другой короной и смотря
на огромные изумрудные каменья. Но что привело его в неописанный восторг, так это бриллианты в шпаге, поднесенной Парижем в 14-м году Остен-Сакену. [Остен-Сакен, Дмитрий Ерофеевич (1790—1881) — граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, участник всех войн России против наполеоновской Франции.]
— Именно вытурят из Москвы!.. — согласилась
с удовольствием княгиня. — И потом объясните вы этой девчонке, — продолжала она, — что это верх наглости
с ее стороны — посещать мой дом; пусть бы она видалась
с князем, где ей угодно, но не при моих, по крайней мере,
глазах!.. Она должна же хоть сколько-нибудь понять, что приятно ли и легко ли это мне, и, наконец, я не ручаюсь за себя: я, может быть, скажу ей когда-нибудь такую дерзость, после которой ей совестно будет
на свет божий смотреть.
С такими мыслями он шел домой и, подойдя к террасе, увидел, что княгиня, разодетая и прехорошенькая, в какой-то полулежачей и нежной позе сидела
на креслах, а у ног ее помещался барон
с красным, пылающим лицом,
с разгоревшимися маслеными
глазами.
— Да ведь по-нашему
с вами человек только животное и есть, — говорил Миклаков, устремляя
на Елену смеющиеся
глаза.
— Вот эта княгиня, — продолжал Архангелов более уже тихим голосом и показывая
глазами на княгиню и барона, —
с этим бароном вожжается!
— Мы, ей-богу, не над вами-с! — говорил Архангелов почти со слезами
на глазах.
Часов в двенадцать дня Елена ходила по небольшому залу
на своей даче. Она была в совершенно распущенной блузе; прекрасные волосы ее все были сбиты,
глаза горели каким-то лихорадочным огнем, хорошенькие ноздри ее раздувались, губы были пересохшие. Перед ней сидела Елизавета Петровна
с сконфуженным и оторопевшим лицом; дочь вчера из парка приехала как сумасшедшая, не спала целую ночь; потом все утро плакала, рыдала, так что Елизавета Петровна нашла нужным войти к ней в комнату.
Елена пошла, но, дойдя до конца Каменки, она снова до такой степени утомилась, что почти упала
на траву; а день между тем был теплый, ясный; перед
глазами у ней весело зеленели деревья, красиво и покойно располагались по небу золотистые облачка, — этот контраст
с душевным настроением Елены еще более терзал ее.
На другой день Анна Юрьевна в самом деле заехала за бароном и увезла его
с собой. Дом ее и убранство в оном совершенно подтвердили в
глазах барона ее слова о двадцати тысячах душ. Он заметно сделался внимательнее к Анне Юрьевне и начал
с каким-то особенным уважением ее подсаживать и высаживать из экипажа, а сидя
с ней в коляске, не рассаживался
на все сиденье и занимал только половину его.
Вошел Оглоблин: это был еще молодой человек
с завитой в мелкие-мелкие барашки головой и
с выпуклыми
глазами, тоже несколько похожими
на бараньи; губы и ноги у него были толстые и мясистые.
Сев в карету, он велел как можно проворнее везти себя в Роше-де-Канкаль. Елена взяла тот же нумер, где они обыкновенно всегда встречались. При входе князя она взмахнула только
на него
глазами, но не тронулась
с своего места. За последнее время она очень похудела: под
глазами у нее шли синие круги; румянец был какой-то неровный.
Князь, едва надев
на себя кое-что, бросился к ней. Он застал Елену, лежащую
на постели,
с посинелым лицом и закатившимися
глазами. Довольно нестарая еще акушерка суетилась и хлопотала около нее.
Князь смотрел
на всю эту сцену, стоя прислонившись к косяку и
с каким-то бессмысленным выражением в лице.
С Елпидифора Мартыныча между тем катился уже холодный пот, лицо у него было бледно,
глаза горели какой-то решимостью.
— Ну что, благополучно? — спросил его трепещущим голосом князь и
с еще более выступившими слезами
на глазах.
— Не возьму-с! — отвечал тот, снова кинув какой-то огненный взор
на деньги и надевая калоши. Через минуту он хлопнул дверьми и скрылся совсем из
глаз князя.
Отец Иоанн позаметнее при этом улыбнулся, но вместе
с тем указал Миклакову
глазами на дьякона, как бы упрашивая его не компрометировать его и не говорить
с ним о подобных вещах при этом человеке.
Княгиня между тем оставалась печальной и смущенной; ей невольно припомнилось то время, когда она была невестой князя, как он трепетал от восторга при одном ласковом взгляде ее, от одного легкого пожатия руки ее, и что же теперь стало? Княгиня готова была расплакаться от грусти. Ее печальный вид не свернулся
с глаз Миклакова и навел его тоже
на весьма невеселые мысли касательно собственного положения.
— Не может быть! — возразил князь искренно встревоженным голосом. — Но что же это, от любви, что ли, опять какой-нибудь? — присовокупил он, смотря, по преимуществу,
с удивлением
на воспаленные
глаза Миклакова и
на его перепачканные в пуху волосы.
Г-жа Петицкая, разумеется, повиновалась ей, но вместе
с тем сгорала сильным нетерпением узнать, объяснился ли Миклаков
с княгиней или нет, и для этой цели она изобретала разные способы: пригласив гостей после чаю сесть играть в карты, она приняла вид, что как будто бы совершенно погружена была в игру, а в это время одним
глазом подсматривала, что переглядываются ли княгиня и Миклаков, и замечала, что они переглядывались; потом, по окончании пульки, Петицкая, как бы забыв приказание княгини, опять ушла из гостиной и сильнейшим образом хлопнула дверью в своей комнате, желая тем показать, что она затворилась там, между тем сама, спустя некоторое время, влезла
на свою кровать и стала глядеть в нарочно сделанную в стене щелочку, из которой все было видно, что происходило в гостиной.
— Так, так! — согласилась Елизавета Петровна
с блистающими от удовольствия
глазами и как бы заранее предвкушая блаженство иметь
на князе в тридцать, в сорок тысяч вексель.
— Прежде всего-с — к-ха! — начал Елпидифор Мартыныч. — Осмотрим Николая Григорьича… Теплота в тельце умеренная, пупок хорош, а это что глазки ваши вы так держите?.. Не угодно ли вам их открыть?.. — И Елпидифор Мартыныч дотронулся легонько пальцем до горлышка ребенка, и тот при этом сейчас же открыл
на него свои большие черные
глаза.
— Разошлись?.. — проговорила княгиня, но
на этот раз слово это не так страшно отозвалось в сердце ее, как прежде: во-первых, она как-то попривыкла к этому предположению, а потом ей и самой иногда невыносимо неловко было встречаться
с князем от сознания, что она любит другого. Княгиня, как мы знаем из слов Елпидифора Мартыныча, подумывала уже уехать за границу, но, как бы то ни было, слезы обильно потекли из ее
глаз.
— Елизавета Петровна-с! — отвечал Елпидифор Мартыныч. — Она идти хочет к вам
с объяснением: «Дочь, говорит, теперь
на глазах всей Москвы живет у него в доме, как жена его, а между тем, говорит, он никого из нас ничем не обеспечил».
Господин Жуквич, наконец, показался в дверях. Это был весьма благообразный из себя мужчина,
с окладистою, начинавшею седеть бородою,
с густыми, кудрявыми, тоже
с проседью, волосами, одетый во франтоватую черную фрачную пару;
глаза у него были голубые и несколько приподнятые вверх; выражение лица задумчивое. При виде князя он весь как-то склонился и имел
на губах какую-то неестественную улыбку.
— Вы, может быть, — начал он тоже
с небольшой улыбкой и вскинув
на мгновение свои
глаза на Елпидифора Мартыныча, — разумеете тот ж маленький спор, который произошел между нами в Лондоне?..
На другой же день к вечеру Жуквич прислал
с своим человеком к князю полученную им из Парижа ответную телеграмму, которую Жуквич даже не распечатал сам. Лакей его, бравый из себя малый,
с длинными усищами,
с глазами навыкате и тоже, должно быть, поляк, никак не хотел телеграммы этой отдать в руки людям князя и требовал, чтобы его допустили до самого пана. Те провели его в кабинет к князю, где в то время сидела и Елена.
— Оттого, что я довольно им давал и документ даже насчет этого нарочно сохранил, — проговорил князь и, проворно встав
с своего места, вынул из бюро пачку писем, взял одно из них и развернул перед
глазами Елены. —
На, прочти!.. — присовокупил он, показывая
на две,
на три строчки письма, в которых говорилось: «Вы, мой милый князь, решительно наш второй Походяшев: вы так же нечаянно, как и он, подошли и шепнули, что отдаете в пользу несчастных польских выходцев 400 тысяч франков. Виват вам!»
На каждой из вещей, которые Елена увидала у него в номере, начиная
с нового большого чемодана до толстого клетчатого пледа, лежавшего
на диване, ей кинулся в
глаза отпечаток европейского изящества и прочности, и она при этом невольно вспомнила сейчас только оставленный ею богатый дом русского вельможи, представлявший огромные комнаты, нелепое убранство в них и грязь
на всем.
Жуквич,
с своей стороны, тоже стоял
с довольно мрачным выражением, и при этом красивые
глаза его неустанно и пристально были устремлены
на молодого секунданта, который, наконец, зарядил пистолеты и, проговоря негромким и несколько взволнованным голосом: «готовы», вручил их противникам.
Вещи, предназначенные к розыгрышу, расставить покрасивее
на глаза публике взялся Жуквич и исполнил это
с искусством, достойным лучшего декоратора; при этом он все почти сам размеривал, прилаживал и приколачивал.
— Кто вам говорил это? — спросил Феодосий Иваныч, делая мину, весьма похожую
на мину начальника, и вместе
с тем
глаза его были покрыты каким-то невеселым туманом.
— Что ж
на негодяйке?.. Вам, что ли,
с ней жить, али ему? — возразил, в свою очередь, тоже резко Феодосий Иваныч. — Не молоденькие, — пожалуй, умрете и не повидаетесь
с сыном-то! — прибавил он затем каким-то мрачным голосом и этим последним замечанием окончательно поразил своего начальника, так что у того слезы выступили
на глазах.
Князь при этом был постоянно
с мрачным выражением в лице и
с какими-то беспокойно переходящими
с предмета
на предмет
глазами.
Про свое собственное училище барон сказал, что оно пока еще зерно, из которого, может быть, выйдет что-нибудь достойное внимания общества; себя при этом он назвал сеятелем, вышедшим в поле
с добрыми пожеланиями, которые он надеется привести к вожделенному исполнению
с помощию своих добрых и уважаемых сослуживцев, между которыми барон как-то
с особенною резкостью в похвалах указал
на избранную им начальницу заведения, г-жу Петицкую, добродетели которой, по его словам, как светоч, будут гореть перед
глазами ее юных воспитанниц.
В Крыму и
на Кавказе опять-таки хороша только природа, а населяющие их восточные человеки,
с их длинными носами и бессмысленными черными
глазами, — ужас что такое!.. в отчаяние приводящие существа… так что я дошел до твердого убеждения, что человек, который хоть сколько-нибудь дорожит мыслью человеческой, может у нас жить только в Москве и в Петербурге.
— Вольтер-с перед смертию покаялся […перед смертью покаялся. — Желая получить право
на захоронение своего праха, Вольтер за несколько месяцев до своей смерти, 29 февраля 1778 года, написал: «Я умираю, веря в бога, любя моих друзей, не питая ненависти к врагам и ненавидя суеверие».], а эта бабенка не хотела сделать того! — присовокупил Елпидифор Мартыныч, знаменательно поднимая перед
глазами Миклакова свой указательный палец.