Неточные совпадения
— Очень может
быть, по французской поговорке:
будь жаден, как кошка, и ты в жизни получишь вдвое больше против того, чего
стоишь! — произнес он не без грусти.
— Конечно, ничего,
стоило посылать! — произнес князь досадливым голосом, между тем лицо у него
было какое-то искаженное и измученное. Руку свою он почти насильно после того вырвал из руки Елпидифора Мартыныча.
Во всем этом объяснении князь показался ей таким честным, таким бравым и благородным, но вместе с тем несколько сдержанным и как бы не договаривающимся до конца. Словом, она и понять хорошенько не могла, что он за человек, и сознавала ясно только одно, что сама влюбилась в него без ума и готова
была исполнить самое капризнейшее его желание, хоть бы это
стоило ей жизни.
Я сам
был лично свидетелем:
стояли мы раз у генерал-губернатора в приемной; генералов
было очень много, полковников тоже, настоятель греческого монастыря
был, кажется, тут же; только всем говорят: «Занят генерал-губернатор, дожидайтесь!» Наконец, слышим — грядет: сам идет сзади, а впереди у него князь Григоров, — это он все с ним изволил беседовать и заниматься.
— Потому что, — продолжала Елена, — каким же образом можно
было до такой степени полюбить господина Долгорукова, человека весьма дурных качеств и свойств, как говорит нам история, да и вообще кого из русских князей
стоит так полюбить?
Но
есть войны протестующие, когда общество отбивает себе права жизни от какой-нибудь домашней тирании или от внешнего насилия: те войны почтенны, и вожди их
стоят благословения людей.
— Ах, боже мой, душить чувство! — воскликнул Миклаков. — Никогда чувство вдруг не приходит, а всегда оно
есть результат накопленных, одного и того же рода, впечатлений;
стоит только не позволять на первых порах повторяться этим впечатлениям — и чувства не
будет!
Далее князь не в состоянии
был выслушивать их разговора; он порывисто встал и снова вернулся в залу, подошел к буфету, налил себе стакан сельтерской воды и залпом его
выпил. Елпидифор Мартыныч, все еще продолжавший
стоять около ваз с конфетами, только искоса посмотрел на него. Вскоре после того в залу возвратилась княгиня в сопровождении всех своих гостей.
При этом она видела, как Николя, для потехи m-lle Пижон, плясал в одном белье, как иногда
стоял перед ней на коленях, и при этом она била его по щекам; как в некоторые ночи он являлся довольно поздно, но в комнаты впускаем не
был, а,
постояв только в сенях, уезжал обратно.
Князь смотрел на всю эту сцену,
стоя прислонившись к косяку и с каким-то бессмысленным выражением в лице. С Елпидифора Мартыныча между тем катился уже холодный пот, лицо у него
было бледно, глаза горели какой-то решимостью.
Князь толкнулся
было в дверь, но она не уступила его усилиям. Прошло несколько страшных, мучительных мгновений… Князь
стоял, уткнувшись головою в дверь, у него все помутилось в голове и в глазах; только вдруг он затрепетал всем телом: ему послышался ясно плач ребенка… Князь опустился на стоявшее около него кресло; слезы, неведомо для него самого, потекли у него по щекам. «Боже, благодарю тебя!» — произнес он, вскидывая глаза к небу.
Он в самом деле
был поставлен в довольно затруднительное положение: по своему уму-разуму и по опытам своей жизни он полагал, что если любимая женщина грустит, капризничает, недовольна вами, то
стоит только дать ей денег, и она сейчас успокоится; но в г-же Петицкой он встретил совершенно противуположное явление: сблизясь с ней довольно скоро после их первого знакомства, он, видя ее небогатую жизнь, предложил
было ей пятьсот рублей, но она отвергнула это с негодованием.
Николя все это очень хорошо запомнил, и поэтому теперь ему
стоило сказать о том князю, так тот шутить не
будет и расправится с княгиней и Миклаковым по-свойски.
Она
была очень длинная; потолок ее
был украшен резным деревом; по одной из длинных стен ее
стоял огромный буфет из буйволовой кожи, с тончайшею и изящнейшею резною живописью; весь верхний ярус этого буфета
был уставлен фамильными кубками, вазами и бокалами князей Григоровых; прямо против входа виднелся, с огромным зеркалом, каррарского мрамора […каррарский мрамор — белый мрамор, добываемый на западном склоне Апеннинских гор.] камин, а на противоположной ему стене
были расставлены на малиновой бархатной доске, идущей от пола до потолка, японские и севрские блюда; мебель
была средневековая, тяжелая, глубокая, с мягкими подушками; посредине небольшого, накрытого на несколько приборов, стола красовалось серебряное плато, изображающее, должно
быть, одного из мифических князей Григоровых, убивающего татарина; по бокам этого плато возвышались два чуть ли не золотые канделябра с целым десятком свечей; кроме этого столовую освещали огромная люстра и несколько бра по стенам.
— Мне, вероятно ж,
будет заплачено больше, чем я
стою того!.. Вероятно!.. — подхватил Жуквич шутливым тоном. Затем он вскоре стал прощаться, говоря, что сейчас идет отправлять телеграмму.
Школа все это во мне еще больше поддержала; тут я узнала, между прочим, разные социалистические надежды и чаяния и, конечно, всей душой устремилась к ним, как к единственному просвету; но когда вышла из школы, я в жизни намека даже не стала замечать к осуществлению чего-нибудь подобного; старый порядок, я видела,
стоит очень прочно и очень твердо, а бойцы, бравшиеся разбивать его,
были такие слабые, малочисленные, так что я начинала приходить в отчаяние.
Далее затем в голове князя начались противоречия этим его мыслям: «Конечно, для удовлетворения своего патриотического чувства, — обсуживал он вопрос с другой стороны, — Елене нужны
были пятнадцать тысяч, которые она могла взять только у князя, и неужели же она не
стоила подобного маленького подарка от него, а получив этот подарок, она могла располагать им, как ей угодно?..
Князю, кажется, легче
было бы
стоять под пыткой, чем делать все эти ответы.
Жуквич, с своей стороны, тоже
стоял с довольно мрачным выражением, и при этом красивые глаза его неустанно и пристально
были устремлены на молодого секунданта, который, наконец, зарядил пистолеты и, проговоря негромким и несколько взволнованным голосом: «готовы», вручил их противникам.
Николя, все время
было стоявший около князя и как бы желавший его тем защитить, при виде, что Жуквич направляет свой пистолет в их сторону, заорал благим матом: «Погодите,
постойте,
постойте!» — и бросился в кусты.
—
Постойте,
постойте!.. — кричал
было им князь задыхающимся голосом. — Оглоблин, остановите их! — присовокупил он, обращаясь к Николя.
У самого князя сил, кажется, не
было тронуться с своего места. Он
стоял, одною рукою держась за дерево, а другою схватясь за свой бок.
— Переехала-с… Елизавета Петровна очень этим расстроилась: стала плакать, метаться, волоски даже на себе рвала, кушать ничего не кушала, ночь тоже не изволила почивать, а поутру только
было встала, чтоб умываться, как опять хлобыснулась на постелю. «Марфуша! — кричит: — доктора мне!». Я
постояла около них маненько: смотрю точно харабрец у них в горлышке начинает ходить; окликнула их раза два — три, — не отвечают больше, я и побежала к вам.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом целый полк на
постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не
буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный,
поешь селедки!»
Осип. Да на что мне она? Не знаю я разве, что такое кровать? У меня
есть ноги; я и
постою. Зачем мне ваша кровать?
Городничий. Ступай на улицу… или нет,
постой! Ступай принеси… Да другие-то где? неужели ты только один? Ведь я приказывал, чтобы и Прохоров
был здесь. Где Прохоров?
Городничий. И не рад, что
напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не
быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или
стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков. Возле вас
стоять уже
есть счастие; впрочем, если вы так уже непременно хотите, я сяду. Как я счастлив, что наконец сижу возле вас.