Неточные совпадения
Силан. Знаю
я, что
ты и прежде через забор лазил, да раз на раз не приходит; прежде взыску не было, а теперь вон две тысячи рублей пропало.
Вот оно что значит вас баловать!
Силан (трясет его за ворот).
Тебе нет дела! —
Тебе нет дела! Стало быть,
я один за всех отвечай! Вам никому нет дела. Все
я!
Вот ты у
меня теперь запоешь! Караул!
Силан. А
вот что: не свести ли
мне тебя к хозяину покудова?
Наркис.
Я вот поеду в Москву,
я погляжу,
я погляжу, так ли
ты говоришь.
Наркис.
Ты погоди врать-то,
вот я погляжу, еще, может, твоя неустойка выдет.
Наркис.
Вот еще, очень нужно!
Мне какое дело! Стану
я для
тебя голову ломать, как же! Думают-то петухи индейские.
Я весь век прожил не думавши; а как сейчас что в голову придет,
вот и конец.
Наркис. И сделай такую милость, свадьба чтоб была скорее. А то
я таких делов наделаю, что и не расчерпаешь. Чего душа моя желает, чтоб это было! И пожалуйста,
ты меня не задерживай.
Вот тебе и сказ. Больше
я с
тобой разговаривать теперь не в расположении. (Уходит).
Браниться
мне с
тобой совесть не велит, а молчать силы нет;
я после хоть год буду молчать, а
тебе вот что скажу.
Вася. Да видит бог!… Ну,
вот, что ж
мне! Нешто не жаль,
ты думаешь!
Гаврило. Что тут не понять? Все
тебе ясно. А
вот что горько: что
вот с этакой-то
я душой, а достанется
мне дрянь какая-нибудь, какую и любить-то не стоит, а все-таки
я ее любить буду; а хорошие-то достаются вам, прощалыгам.
Матрена.
Ты вот говоришь: пардон, а
я слышала, что у них такие есть, которые совсем беспардонные.
Курослепов. Сделай
ты для
меня такую милость, не давай
ты ей повадки, не слушай ее слов, пусть одна говорит. А то
вот только малость дай ей за что уцепиться, так и жизни не рад будешь. Ну,
вот мы с
тобой теперича, после сражения турецкого, и выпить можем.
Матрена. Ну, уж
ты эти свои дьявольские подходы оставь! Не глупей
я тебя, только что разве в Туречине не бывала.
Я вижу, что вам прогнать
меня хочется, а
я вот останусь
Матрена. Так
вот я и позволю в моем доме
тебе безобразничать.
Матрена. Так
вот я испугалась, как же!
Тебе только с бабами и драться! Велика беда, что
я тебя скорпионом назвала. Вашего брата, как ни назови, только хлебом накорми!
Курослепов. Не связывайся
ты с ней!
Я уж с ней давно ни об чем не разговариваю, очень давно; потому нет моей никакой возможности. Разговору у
меня с ней нет, окромя: подай, прими, поди вон —
вот и все.
Матрена (Градобоеву).
Ты свое средствие, а
я свое средствие знаю. Запру вороты на запор, да собак выпущу,
вот тебе и средствие.
Ты бы лучше разбойников-то ловил, а то средствие…
Курослепов. Чего
тебе от нее хочется?
Я тебе доподлинно объясняю, что нельзя с ней разговаривать.
Вот попробуй, так
я тебе, чем хочешь, отвечаю, что беспременно
ты через полчаса либо с ума сойдешь, либо по стенам начнешь метаться; зарежешь кого-нибудь, чужого, совсем невиноватого. Потому это дело испробованное.
Силан. Кто же
тебя…
Вот поди ж
ты! То
ты бранишься, что плохо стерегу! Ну,
вот я… что ж: что силы было — страсть, как устал. Ишь
ты какой здоровый!
Вот ты опять… а нешто
я виноват, что темно.
Курослепов. Ну, ищи! Найдешь,
ты будешь прав, а
я виноват. А мы
вот сдадим его в некруты за общество, они же теперь с отцом расстроились, значит, он так шатается, не при деле —
вот и весь конец. На той же неделе сдадим, а покуда пусть посидит в арестантской за подозрение!
Курослепов. Ну, ищи поди с
меня. Эки проклятые! Тьфу!
Вот хотелось ужинать,
вот теперь и не хочется. А он с голоду помирать… да полтораста рублей! Да
я с
тебя тысячу бы не взял за это расстройство. Поди за
мной, Силантий,
я тебе его пачпорт отдам. (Гавриле). А то у
меня и в остроге насидишься. (Уходит с Силаном).
Гаврило.
Вот тебе, бабушка, Юрьев день! Куда
ты теперь, Гаврилка, денешься! Куда ни сунься, скажут, за воровство прогнали. Срам головушке! Убыток-то убытком, а мораль-то какая. На какой
я теперь линии? Прямая моя теперь линия — из ворот да в воду. Сам на дно, пузырики вверх. Ай, ай, ай, ай!
Силан.
Вот тебе пашпорт! Вольный
ты теперь казак.
Я так полагаю, что к лучшему. Собрать, что ли, твое приданое-то?
Силан. С приговором-то оно… действительно… Много
ты этого всякого приговору знаешь, а
я не знаю,
вот она
мне и не попадает.
Градобоев.
Вот я те помилосердую, ступай. (Заметив Силана). Эй
ты, дядя! Иди за
мной в комнаты! С
тобой у нас большой разговор будет. (Прочим). Ну, с богом. Некогда
мне теперь судить вас. Кому что нужно, приходите завтра. (Уходит с Силаном).
Силан. Коли
ты пужать… Знать не знаю…
вот и залажу, и залажу… Хоть огнем жги… Так уж это,
я тебе скажу,
ты от камня скорей ответа дождешься, чем от
меня.
Силан. На что на мое?
Я ничего не знаю,
вот тебе и сказ!
Силан. Хоть и в острог, все то же будет. Так
вот же
тебе… (Решительно). Знать не знаю… что
меня, старика, пужать выдумал!
Вот что, Вася,
я завтра опять к
тебе побываю.
Градобоев.
Вот, значит,
я больше
тебя знаю. Оттого
я и городничий, оттого
я и жалованный, а
ты мужик, так мужиком и останешься на веки веков.
Курослепов. Ну,
вот, как она придет,
ты ее ко
мне с солдатом…
Барин. Нет, шалишь!
Я вашего брата видал довольно; не такие солдаты бывают, у
тебя поджилки не крепки. В писарях
тебе быть, это так; хохол завивать, волосы помадить, бронзовые цепочки развешивать, чувствительные стихи в тетрадку переписывать, это так; а в солдаты
ты не годишься. А
вот сам Хлынов идет, толкуй с ним.
Хлынов. Уехали. Ну,
вот что
я теперь, братец
ты мой, остался! С тоски помирать
мне надобно из-за своего-то капиталу.
Хлынов. Как
ты, братец,
мне, на моей собственной даче, смеешь такие слова говорить! Нечто
я тебе ровный, что
ты мне хочешь деньги отдать.
Ты взаймы, что ли, хочешь взять у
меня, по-дружески? Как посмотрю
я на
тебя, как
ты, братец, никакого образования не имеешь!
Ты должен ждать, какая от
меня милость будет; может,
я тебе эти деньги прощу, может,
я заставлю
тебя один раз перекувырнуться,
вот и квит.
Ты почем мою душу можешь знать, когда
я сам ее не знаю, потому это зависит, в каком
я расположении.
Xлынов. Быть
тебе, братец
ты мой, у господина Хлынова запевалой.
Вот тебе и чин от
меня.
Аристарх.
Ты вот умен. Он бумажный.
Я его склеил, так сушить поставил.
Аристарх. Да само собою; нечто
я стану зря.
Ты слушай, безобразный, что дальше-то будет!
Вот я сейчас поеду и куплю у него все костюмы. А вечером всех людей нарядим разбойниками; шляпы у него есть такие большие, с перьями. Разбойники у нас будут не русские, а такие, как на театрах, кто их знает, какие они, не умею
тебе сказать. Чего не знаю, так не знаю. И сами нарядимся:
я пустынником…
Вася. Да это
ты верно.
Вот еще
мне забота: что Параша скажет, коли
я у Хлынова запевалой останусь! Э, да что
мне на людей смотреть! Коли любит, так и думай по-моему. Как
мне лучше. А то, что слезы-то заводить. Своя-то рубашка к телу ближе. Так, что ли, дядюшка Аристарх? Ох, да какой же
я у вас ухорский песельник буду.
Аристарх.
Я огляжу пойду. (Подходит к кустам и возвращается). Это Наркис; он в лесу запутался. (Хлынову).
Вот тебе и добыча!
А
вот он и есть…
Вот тебе и раз!
Вот он и как тут!
Я ведь и в другую сторону поверну и оглядываться не стану. (Идет в другую сторону).
Наркис. Как нет? Что ж вы не грабите? Это вы напрасно. Вы из чужих земель, вы нашего народу не знаете. Наш народ простой, смирный, терпеливый народ,
я тебе скажу, его можно грабить. И промежду прочим, даже есть много таких, которые не знают, куда им с деньгами деваться. Право.
Вот Хлынов, да что ж его не ограбить! Ему еще, пожалуй, лучше от этого.
Вот что, друг
ты мой единственный, как звать
тебя, не знаю…
Я бы с охотой… а не пойду.
Наркис. Уж это так точно. Уж что! Даром слова не скажу. И насчет съестного и прочего… все.
Вот сейчас приеду… поедем ко
мне в гости! Сейчас при
тебе потребован) вина, братец, всякого: красного, белого, рому… всякого. И
вот сейчас скажу: неси тысячу рублей! Чтоб мигом тут было! И принесет.
Наркис. Истинно! Нешто первый раз! Две принесет, только б ей как у мужа спроворить. Страсть как любит! Говорю
тебе, друг
ты мой единственный, ужасно как любит, и слов таких нет.
Вот недавно две тысячи своими руками принесла.
Я сейчас, друг мой единственный, под подушку в ящик… ключом щелк, а ключ на крест.
Вот и нынче, как приеду, велю тысячу принести, — и сейчас в ящик и щелк; потому
я хочу, друг мой любезный, в купцы выходить. Так
я себя понимаю, что
мне надо. А
вот что, друг милый,
мне еще бы…
Аристарх (Хлынову). Ну, что, доволен
ты? Нет худа без добра.
Вот нынче же все это городничему
я и объясню, чтоб за него, за плута, невинные люди не страдали.
Параша. Нет, не говори,
я знаю, что
ты только для
меня пошел. Как у
меня голова… руки и ноги точно не свои, и как будто забытье. И в голове-то шум, а ничего у
меня не болит, и так
мне хорошо, приятно, только как будто
вот что-то
мне представляется, — что такое? Гудит, гудит, точно
вот речка по камням, или мельница… Дурно
мне, Гаврюша, дурно!
Матрена. Ох! Как
ты, Павлин Павлиныч, вдруг женщине! Ведь
ты как испугать можешь! Наше дело такое слабое, что ото всякой малости мало ль что!
Ты меня таким манером когда-нибудь уродом сделаешь.
Вот упало сердце. Чуть жива стою, вся как пустая.
Наркис. Не больно страшно.
Ты меня не пугай!
Я нынче и не такие страсти видел, да не испугался.
Вот тебя бы на этакую страсть, посмотрел бы
я, что
ты заговорила. Тут на одном такие сапоги были, что у
тебя от одних от сапог-то душа бы в пятки ушла. А уж какие шляпы! Да всё с перьями. А у одного мешок на голове, суконный.
Наркис. А
ты вот что: возьми у мужа кафтан либо шинель, да и надень, а на голову шляпу. Силантий ежели хоть и увидит, так подумает, что сам хозяин идет ко
мне, браниться. А
я пойду самовар поставлю, чтобы
мне теплого…
Градобоев (Сидоренке). Расставляй команду к окнам, к дверям и к воротам, чтоб муха не пролетела. Хо, хо, хо! У
меня пропажа не находится! Пропажа не находится!
Вот я ему покажу, как не находится.
Я ему найду, уткну его носом в деньги-то. Смотри, скажу, смотри! Не находятся? Видишь
ты теперь? А
вот, чтоб
ты не обижал старых, заслуженных офицеров,
я эти денежки теперь в карман. Сидоренко, бумаги с
тобой, постановление писать?