Неточные совпадения
Кулигин (поет). «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…» (Перестает петь.) Чудеса, истинно надобно сказать, что чудеса! Кудряш!
Вот, братец
ты мой, пятьдесят лет
я каждый день гляжу за Волгу и все наглядеться не могу.
Дико́й (посмотрев на Бориса). Провались
ты!
Я с
тобой и говорить-то не хочу, с езуитом. (Уходя.)
Вот навязался! (Плюет и уходит.)
Кудряш. У него уж такое заведение. У нас никто и пикнуть не смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. «
Ты, говорит, почем знаешь, что
я на уме держу? Нешто
ты мою душу можешь знать! А может,
я приду в такое расположение, что
тебе пять тысяч дам».
Вот ты и поговори с ним! Только еще он во всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил.
Кабанова. Не слыхала, мой друг, не слыхала, лгать не хочу. Уж кабы
я слышала,
я бы с
тобой, мой милый, тогда не так заговорила. (Вздыхает.) Ох, грех тяжкий!
Вот долго ли согрешить-то! Разговор близкий сердцу пойдет, ну, и согрешишь, рассердишься. Нет, мой друг, говори, что хочешь, про
меня. Никому не закажешь говорить: в глаза не посмеют, так за глаза станут.
Кабанов.
Вот видишь
ты,
вот всегда
мне за
тебя достается от маменьки!
Вот жизнь-то моя какая!
Катерина.
Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь,
мне иногда кажется, что
я птица. Когда стоишь на горе, так
тебя и тянет лететь.
Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (Хочет бежать.)
Варвара.
Я и не знала, что
ты так грозы боишься.
Я вот не боюсь.
Катерина. Как, девушка, не бояться! Всякий должен бояться. Не то страшно, что убьет
тебя, а то, что смерть
тебя вдруг застанет, как
ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми.
Мне умереть не страшно, а как
я подумаю, что
вот вдруг
я явлюсь перед Богом такая, какая
я здесь с
тобой, после этого разговору-то,
вот что страшно. Что у
меня на уме-то! Какой грех-то! страшно вымолвить!
Феклуша. Нельзя, матушка, без греха: в миру живем.
Вот что
я тебе скажу, милая девушка: вас, простых людей, каждого один враг смущает, а к нам, к странным людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено;
вот и надобно их всех побороть. Трудно, милая девушка!
Варвара. Как
ты смешно говоришь! Маленькая
я, что ли!
Вот тебе первая примета: как
ты увидишь его, вся в лице переменишься.
Кабанов. Да не разлюбил; а с этакой-то неволи от какой хочешь красавицы жены убежишь!
Ты подумай то: какой ни на есть, а
я все-таки мужчина, всю-то жизнь
вот этак жить, как
ты видишь, так убежишь и от жены. Да как знаю
я теперича, что недели две никакой грозы надо
мной не будет, кандалов этих на ногах нет, так до жены ли
мне?
Катерина. Ну, так
вот что! Возьми
ты с
меня какую-нибудь клятву страшную…
Катерина.
Вот какую: чтобы не смела
я без
тебя ни под каким видом ни говорить ни с кем чужим, ни видеться, чтобы и думать
я не смела ни о ком, кроме
тебя.
Кабанова.
Ты вот похвалялась, что мужа очень любишь; вижу
я теперь твою любовь-то. Другая хорошая жена, проводивши мужа-то, часа полтора воет, лежит на крыльце; а
тебе, видно, ничего.
Дико́й. А
вот что: разговори
меня, чтобы у
меня сердце прошло.
Ты только одна во всем городе умеешь
меня разговаривать.
Дико́й. Понимаю
я это; да что ж
ты мне прикажешь с собой делать, когда у
меня сердце такое! Ведь уж знаю, что надо отдать, а все добром не могу. Друг
ты мне, и
я тебе должен отдать, а приди
ты у
меня просить — обругаю.
Я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись
мне о деньгах, у
меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную
вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека.
Кабанова.
Я видала,
я знаю.
Ты, коли видишь, что просить у
тебя чего-нибудь хотят,
ты возьмешь да нарочно из своих на кого-нибудь и накинешься, чтобы рассердиться; потому что
ты знаешь, что к
тебе сердитому никто уж не подойдет.
Вот что, кум!
Борис (оглядывая местность).
Вот что, Кудряш,
мне бы нужно здесь остаться, а
тебе ведь,
я думаю, все равно,
ты можешь идти и в другое место.
Кудряш. Да что: Ваня!
Я знаю, что
я Ваня. А вы идите своей дорогой,
вот и все. Заведи себе сам, да и гуляй себе с ней, и никому до
тебя дела нет. А чужих не трогай! У нас так не водится, а то парни ноги переломают.
Я за свою… да
я и не знаю, что сделаю! Горло перерву!
Дико́й. Отчет, что ли,
я стану
тебе давать!
Я и поважней
тебя никому отчета не даю. Хочу так думать о
тебе, так и думаю. Для других
ты честный человек, а
я думаю, что
ты разбойник,
вот и все. Хотелось
тебе это слышать от
меня? Так
вот слушай! Говорю, что разбойник, и конец! Что ж
ты, судиться, что ли, со
мной будешь? Так
ты знай, что
ты червяк. Захочу — помилую, захочу — раздавлю.
Дико́й. Что ж
ты, украдешь, что ли, у кого? Держите его! Этакой фальшивый мужичонка! С этим народом какому надо быть человеку?
Я уж не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые, хоть кого в грех введете!
Вот не хотел нынче сердиться, а он, как нарочно, рассердил-таки. Чтоб ему провалиться! (Сердито.) Перестал, что ль, дождик-то?
Кабанова. Что, сынок! Куда воля-то ведет! Говорила
я, так
ты слушать не хотел.
Вот и дождался!
Кабанов. Ну, да. Она-то всему и причина. А
я за что погибаю, скажи
ты мне на милость?
Я вот зашел к Дикуму, ну, выпили; думал — легче будет; нет, хуже, Кулигин! Уж что жена против
меня сделала! Уж хуже нельзя…
Кабанов. Нет, постой! Уж на что еще хуже этого. Убить ее за это мало.
Вот маменька говорит: ее надо живую в землю закопать, чтоб она казнилась! А
я ее люблю,
мне ее жаль пальцем тронуть. Побил немножко, да и то маменька приказала. Жаль
мне смотреть-то на нее, пойми
ты это, Кулигин. Маменька ее поедом ест, а она, как тень какая, ходит, безответная. Только плачет да тает, как воск.
Вот я и убиваюсь, глядя на нее.
Кабанов. Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде не найдут. Уж это, Кулигин, надо прямо сказать, что от маменьки; потому стала ее тиранить и на замок запирать. «Не запирайте, говорит, хуже будет!»
Вот так и вышло. Что ж
мне теперь делать, скажи
ты мне! Научи
ты меня, как
мне жить теперь! Дом
мне опостылел, людей совестно, за дело возьмусь, руки отваливаются.
Вот теперь домой иду; на радость, что ль, иду?
Катерина. На беду
я увидала
тебя. Радости видела мало, а горя-то, горя-то что! Да еще впереди-то сколько! Ну, да что думать о том, что будет!
Вот я теперь
тебя видела, этого они у
меня не отымут; а больше
мне ничего не надо. Только ведь
мне и нужно было увидать
тебя.
Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А
я все думала, что
ты на
меня сердишься, проклинаешь
меня…
Катерина. Постой, постой! Что-то
я тебе хотела сказать!
вот забыла! Что-то нужно было сказать! В голове-то все путается, не вспомню ничего.
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Вот тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после!
Я не хочу после…
Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал!
Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку;
я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто
тебе делает гримасу, когда
ты отвернешься.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «
Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а
вот ты у
меня, любезный, поешь селедки!»
Хлестаков. Да что?
мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри
ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но у
меня теперь нет.
Я потому и сижу здесь, что у
меня нет ни копейки.
Хлестаков.
Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он думает, что, как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже.
Вот новости!