Неточные совпадения
Называла по именам
дома богатых раскольников, где от того либо другого рода воспитания вышли дочери такие, что не приведи Господи: одни Бога забыли, стали пристрастны к нововводным обычаям, грубы и непочтительны к родителям, покинули стыд и совесть, ударились в такие дела, что нелеть и глаголати… другие, что у мастериц обучались, все, сколько ни знала их Макрина, одна другой глупее вышли, все как есть дуры дурами — ни встать, ни сесть не умеют, а чтоб с
хорошими людьми беседу вести, про то и думать нечего.
— Сегодня ж изготовлю, — молвила Макрина и, простясь с Марком Данилычем, предовольная пошла в свою горницу. «Ладно дельцо обделалось, — думала она. — После выучки дом-от нам достанется. А он, золотая киса, домик
хороший поставит, приберет на богатую руку, всем разукрасит, души ведь не чает он в дочке… Скажет матушка спасибо, поблагодарит меня за пользу святой обители».
Ото всей души Марья Гавриловна полюбила девочку, чуть не каждый день проводила с нею по нескольку часов; от Марьи Гавриловны научилась Дуня тому обращенью, какое по
хорошим купеческим
домам водится.
Советовали знакомые Зиновью Алексеичу свезти дочерей в Казань либо в Москву в
хороший пансион, где ихние дочери обучались, а если жаль надолго расставаться, принять в
дом учительницу, чтобы могла она их всему обучить, что по нынешним временам от дочерей богатых купцов требуется.
Каждый день бывая у Дорониных и каждый раз вынося из
дома их чувство чистоты, добра и свежести, сознавал он, что и сам делается
лучше и добрее.
— А ты не вдруг…
Лучше помаленьку, — грубо ответил Корней. — Ты, умная голова, то разумей, что я Корней и что на всякий спех у меня свой смех. А ты бы вот меня к себе в
дом повел, да хорошеньку фатеру отвел, да чайком бы угостил, да винца бы поднес, а потом бы уж и спрашивал, по какому делу, откуда и от кого я прибыл к тебе.
— Еще ничего, — отвечала Марья Ивановна. — Сионскую горницу сделали, не очень велика, однако человек на двадцать будет. Место в Фатьянке
хорошее — уютно, укромно, от селенья не близко, соседей помещиков нет, заборы поставила я полторы сажени вышиной. Шесть изб возле
дома также поставила, двадцать пять душ перевела из Талызина. Все «наши».
И
дом, и надворные строенья были построены из
хорошего леса, а это большая редкость в том краю.
Прежде, когда Княж-Хабаровым монастырем правили люди из
хороших родов, призревалось в нем до сотни на войне раненных и увечных, была устроена обширная больница не только для монахов, но и для пришлых, а в станноприимном
доме по неделям получали приют и даровую пищу странники и богомольцы, было в монастыре и училище для поселянских детей.
Видно, что какая-то невзгода разразилась над
хорошим, исправным
домом и превратила его исподволь в развалину.
Было, матушка, время, и нас из
хороших людей не выкидывали, и мы живали в достатке, и у нас
дом полная чаша был, да вот Господь горем посетил.
— Так вот что: сейчас распорядись, чтоб улицу против
дома и против всего дворового места устлали соломой, — продолжал городничий. — Это для порядка. Во всех
хороших городах и в самом даже Петербурге так делается, если занеможет знатный или богатый человек, — заметил градоначальник стоявшему возле лекарю. — Чтоб сейчас же устлали! — прикрикнул он Василью Фадееву. — А ежели через полчаса мое приказанье исполнено не будет, розгачей отведаешь. Шутить не люблю… Смотри ж, любезный, распорядись.
Жена Колышкина была
дома. Только воротилась она от вятских сродников, где часто и подолгу гащивала. Впервые еще увиделась с ней Аграфена Петровна. Не больше получаса поговорили они и стали старыми знакомыми, давнишними подругами…
Хорошие люди скоро сходятся, а у них у обеих — у Марфы Михайловны и Аграфены Петровны — одни заботы, одни попеченья: мужа успокоить, деток разуму научить, хозяйством управить да бедному по силе помощь подать.
— Осетринки-то скушайте —
хорошая, на выбор для
дому на Низу на ватагах выбирали.
У нее в других губерниях находятся большие и
хорошие вотчины, а приезжает сюда в нарочитое токмо время и тогда проживает в большом
доме у своих двоюродных братьев…
— Я отвезу вас в губернию. Там будет безопасно — еретики там ничего не посмеют сделать. Привезу я вас в
хороший купеческий
дом. Семейство Сивковых есть, люди благочестивые и сердобольные, с радостью приютят вас у себя. Только уж вы, пожалуйста, ни про наших господ, ни про Денисова, ни про их богохульную веру ничего им не рассказывайте. Ежели донесется об этом до Луповиц, пострадать могу. Так уж вы, пожалуйста, Богом прошу вас, Авдотья Марковна.
Промолчал отец Прохор. Не пускался он с Аграфеной Петровной в откровенности, боясь, чтобы коим грехом его слова не были перенесены в барский
дом. Конечно, Дуня обещалась не оставлять его своей помощью, однако ж
лучше держать себя поопасливей — береженого и Бог бережет. А дело, что началось насчет хлыстов, еще кто его знает чем кончится.
— В губернском городе, недалеко возле базарной площади, большой каменный
дом купца Сивкова стоит, всякий его укажет вам, — отвечал отец Прохор. — Поклонитесь и Авдотье Марковне, и Сивкову Поликарпу Андреичу со всем его благословенным семейством. Люди они
хорошие, сердечные — завтра сами увидите.
— Теперь никак нельзя. Весь
дом, пожалуй, перебулгачишь. Нет, уж вы
лучше завтра утром пораньше приходите. Хозяева примут вас со всяким удовольствием — будьте в том несомненны. А поутру, как только проснется приезжая, я ей через комнатных девушек доведу, что вы ночью ее спрашивали, а сами пристали на постоялом дворе супротив нас. Может, и сама к вам прибежит. Как только сказать-то ей про вас?
А все бы
лучше, если бы на это время и поселились здесь в
доме у Авдотьи Марковны, — говорил Чапурин.
По этой причине
лучше тебе покамест оставаться в своем
доме, а когда утишатся скорби, тогда к нам переезжай.
Городничий рассчитал, что в том
доме, опричь помещения присутственных мест, может быть и для него отделана
хорошая даровая квартира, и потому усердно стал хлопотать о найме.
— Знаете ли, что я придумала? — выслушав Чапурина и немного помолчавши, сказала она. — Не надо бы дома-то продавать,
лучше внаймы отдать на короткий срок, на год, что ли, а не то и меньше.
Переправясь через Волгу, все поехали к Груне в Вихорево. Эта деревня ближе была к городу, чем Осиповка. Патап Максимыч не успел еще прибрать как следует для Дуни комнаты, потому и поторопился уехать домой с Дарьей Сергевной. По совету ее и убирали комнату. Хотелось Патапу Максимычу, чтобы богатая наследница Смолокурова жила у него как можно
лучше; для того и нанял плотников строить на усадьбе особенный
дом. Он должен был поспеть к Рождеству.
— Марфу Михайловну и я стану просить, не оставила бы нас в этом деле; оно ведь ей за обычай, — сказал Самоквасов. — У меня в городе
дом есть на примете,
хороший, поместительный; надо его купить да убрать как следует… А хотелось бы убрать, как у Сергея Андреича, — потому и его стану просить. Одному этого мне не сделать, не знаю, как и приступиться, а ему обычно. А ежель в городе чего нельзя достать, в Москву спосылаем; у меня там довольно знакомства.
Возьми, к примеру, Алешку Лохматого — сколько денег он на
дом потратил, а все-таки вышло шут его знает что: обои золотые, ковры персидские, а на окошках, заместо
хороших занавесок, пестрядинные повешены.
По всему
хороший был парень, к отцу, к матери почтительный, о братишке да об сестрах заботливый, по
дому во всем старатель.
Робкою рукой позвонил в
дом хивинский полоняник; и на каждом шагу надивиться не мог роскоши
дома племянницы, бывшего не в пример
лучше, чем самые палаты хивинского хана.