Неточные совпадения
— Какое же касательство может быть Китаю до сундучников? — с удивленьем
и почти с недоверьем спросил Зиновий Алексеич. — Пущай бы их
там себе воевали на здоровье, нам-то какое
тут дело?
— Из театра со всей твоей нареченной родней к тезке к твоему поехали, к Никите Егорову, — сказал Дмитрий Петрович. — Поужинали
там, потолковали… Час второй уж был… Проводил я невесту твою до́ дому, зашел к ним,
и пошли
тут у нас тары да бары да трехгодовалы; ну
и заболтались. Не разгони нас Татьяна Андревна,
и до сих бы пор из пустого в порожнее переливали.
— Еще бы не тосковать!.. До кого ни доведись… При этакой-то жизни?
Тут не то что истосковаться, сбеситься можно, — сердито заворчала Марьюшка. — Хуже тюрьмы!.. Прежде, бывало, хоть на беседы сбегаешь, а теперь
и туда след запал… Перепутал всех этот Васька, московский посланник, из-за каких-то
там шутов архиереев… Матери ссорятся, грызутся, друг с дружкой не видаются
и нам не велят. Удавиться — так впору!..
Вот на кирпичном, ржавой жестью обитом мавзолее возвещается «прохожему», что
тут погребен «верный, усердный раб церкви — удельный крестьянин такой-то, в двух жалованных из кабинета его императорского величества кафтанах, один кафтан с позументами, а другой с золотым шитьем
и таковыми ж кистями». Бессознательно читает Петр Степаныч кладбищенские сказанья, читает, а сам ничего не понимает. Далеко его думы —
там, на Каменном Вражке, в уютных горенках милой, ненаглядной Фленушки.
— Марье Ивановне наше наиглубочайшее! — входя в комнату, весело молвил Марко Данилыч. — А я сегодня, матушка, на радостях: останную рыбку, целых две баржи, продал
и цену взял порядочную. Теперь еще бы полбаржи спустить с рук, совсем бы отделался
и домой бы сейчас. У меня же
там стройка к концу подходит… избы для работников ставлю, хозяйский глаз
тут нужен беспременно. За всем самому надо присмотреть, а то народец-от у нас теплый. Чуть чего недоглядел, мигом растащут.
И хозяин вдруг встревожится, бросится в палатку
и почнет
там наскоро подальше прибирать, что не всякому можно показывать. Кто понял речи прибежавшего паренька, тот, ни слова не молвив, сейчас же из лавки вон.
Тут и другие смекнут, что чем-то нездоровым запахло, тоже из лавки вон. Сколько бы кто ни учился, сколько бы ни знал языков, ежели он не офеня или не раскольник, ни за что не поймет, чем паренек так напугал хозяина. А это он ему по-офенски вскричал: «Начальство в лавку идет бумаги читать».
— Должно быть, мыши, — спокойно ответила Дуня. —
Тут каморка есть, в ней никогда никого не бывает. Тетенька Дарья Сергевна иногда ставит
там кое-что из съестного. Тем
и развела их. А вы разве боитесь мышей?
После этого разговора Строинский по целым ночам просиживал с унтер-офицером
и мало-помалу проникал в «тайну сокровенную». Месяцев через восемь тот же унтер-офицер ввел его в Бендерах в сионскую горницу.
Там все были одеты в белые рубахи, все с зелеными ветвями в руках; были
тут мужчины
и женщины. С венком из цветов на голове встретил Строинского при входе пророк. Грозно, даже грубо спросил он...
Все
там было невзрачно
и неряшливо: у одной стены стояла неприбранная постель, на ней весь в пуху дубленый тулуп; у другой стены хромой на трех ножках стол
и на нем давно не чищенный
и совсем почти позеленевший самовар, немытые чашки, растрепанные счетные книги, засиженные мухами счеты, засохшие корки калача
и решетного хлеба, порожние полуштофы
и косушки;
тут же
и приготовленное в портомойню грязное белье.
Чем дольше слушает Дуня хлыстовские сказанья, тем больше ужасается. «А мне ни слова про это не сказали, скрывали…
Тут обман, ложь, хитрость, лукавство!.. А где обман,
там правды нет…
И в ихней вере нет правды».
Заметил он
тут, что Петр Степаныч неохотно говорит про скиты
и про былые
там проказы, что вместе они
там выкидывали.
В «дворянских» отделениях был кейф, отдых, стрижка, бритье, срезание мозолей, ставка банок и даже дерганье зубов, а «простонародные» бани являлись, можно безошибочно сказать, «поликлиникой», где лечились всякие болезни. Медиками были фельдшера, цирюльники, бабки-костоправки, а парильщики и
там и тут заменяли массажисток еще в те времена, когда и слова этого не слыхали.
Неточные совпадения
— Коли всем миром велено: // «Бей!» — стало, есть за что! — // Прикрикнул Влас на странников. — // Не ветрогоны тисковцы, // Давно ли
там десятого // Пороли?.. Не до шуток им. // Гнусь-человек! — Не бить его, // Так уж кого
и бить? // Не нам одним наказано: // От Тискова по Волге-то //
Тут деревень четырнадцать, — // Чай, через все четырнадцать // Прогнали, как сквозь строй! —
Он прошел вдоль почти занятых уже столов, оглядывая гостей. То
там, то сям попадались ему самые разнообразные,
и старые
и молодые,
и едва знакомые
и близкие люди. Ни одного не было сердитого
и озабоченного лица. Все, казалось, оставили в швейцарской с шапками свои тревоги
и заботы
и собирались неторопливо пользоваться материальными благами жизни.
Тут был
и Свияжский,
и Щербацкий,
и Неведовский,
и старый князь,
и Вронский,
и Сергей Иваныч.
Кити видела, что с мужем что-то сделалось. Она хотела улучить минутку поговорить с ним наедине, но он поспешил уйти от нее, сказав, что ему нужно в контору. Давно уже ему хозяйственные дела не казались так важны, как нынче. «Им
там всё праздник — думал он, — а
тут дела не праздничные, которые не ждут
и без которых жить нельзя».
Степан Аркадьич вышел посмотреть. Это был помолодевший Петр Облонский. Он был так пьян, что не мог войти на лестницу; но он велел себя поставить на ноги, увидав Степана Аркадьича,
и, уцепившись за него, пошел с ним в его комнату
и там стал рассказывать ему про то, как он провел вечер,
и тут же заснул.
— А вот так: несмотря на запрещение Печорина, она вышла из крепости к речке. Было, знаете, очень жарко; она села на камень
и опустила ноги в воду. Вот Казбич подкрался — цап-царап ее, зажал рот
и потащил в кусты, а
там вскочил на коня, да
и тягу! Она между тем успела закричать; часовые всполошились, выстрелили, да мимо, а мы
тут и подоспели.