Неточные совпадения
Дарья Сергевна в
одно слово с ней говорила.
— А ведь не даст он, собака, за простой ни копеечки, не то что нам, а и тем, кто его послушал, по местам
с первого
слова пошел, — заметил
один рабочий.
Весело, радошно похаживал он по разубранным своим горницам, когда они бывали гостями полнехоньки; тут от него и шутки, и смехи так и сыплются, а без гостей приказчики да рабочие иной раз от хозяина
слова добиться скоро не могут, только и разговорится, что
с одними семейными.
Утром, только что встала
с постели Дуня, стала торопить Дарью Сергевну, скорей бы сряжалась ехать вместе
с ней на Почайну. Собрались, но дверь широко распахнулась, и
с радостным, светлым лицом вошла Аграфена Петровна
с детьми. Веселой, но спокойной улыбкой сияла она. Вмиг белоснежные руки Дуни обвились вокруг шеи сердечного друга. Ни
слов, ни приветов,
одни поцелуи да сладкие слезы свиданья.
Только что уехал Веденеев, Лиза
с Наташей позвали Дуню в свою комнату. Перекинувшись двумя-тремя
словами с женой, Зиновий Алексеич сказал ей, чтобы и она шла к дочерям, Смолокуров-де скоро придет, а
с ним надо ему
один на
один побеседовать.
К Манефиной келье идут. «Что ж это такое? Что они делают?» — в недоуменье рассуждает Петр Степаныч и
с напряженным вниманием ловит каждое
слово, каждый звук долетающего пения… Все прошли, все до
одной скрылись в Манефиной келье.
— Захотел бы, так не минуту сыскал бы, а час и другой… — молвила Татьяна Андревна. — Нет, ты за него не заступайся.
Одно ему от нас всех: «Забудь наше добро, да не делай нам худа». И за то спасибо скажем. Ну, будет! — утоля воркотней расходившееся сердце, промолвила Татьяна Андревна. — Перестанем про него поминать… Господь
с ним!.. Был у нас Петр Степаныч да сплыл, значит, и делу аминь… Вот и все, вот и последнее мое
слово.
Домой собрáлась Аграфена Петровна. Накануне отъезда долго сидела она
с Дуней, но сколько раз ни заводила речь о том, что теперь у нее на сердце, она ни
одним словом не отозвалась… Сначала не отвечала ничего, потом сказала, что все, что случилось, было
одной глупостью, и она давным-давно и думать перестала о Самоквасове, и теперь надивиться не может, как это она могла так много об нем думать. «Ну, — подумала Аграфена Петровна, — теперь ничего. Все пройдет, все минет, она успокоится и забудет его».
И
с того часа он ровно переродился, стало у него на душе легко и радостно. Тут впервые понял он, что значат
слова любимого ученика Христова: «Бог любы есть». «Вот она где истина-то, — подумал Герасим, — вот она где правая-то вера, а в странстве да в отреченье от людей и от мира навряд ли есть спасенье… Вздор
один, ложь. А кто отец лжи?.. Дьявол. Он это все выдумал ради обольщенья людей… А они сдуру-то верят ему, врагу Божию!..»
— Господи! Да я бы жизнь отдала, только бы взглянуть на них, только бы
одно «живое
слово» услышать, —
с живым нетерпеньем отвечала Дуня.
Один за другим
с теми же
словами поцеловали и больную…
— Когда дух святый снидет на тебя, душа твоя и тело обратятся в ничто, — сказала Катенька. — Ни тело тогда не чувствует, ни душа. Нет ни мыслей, ни памяти, ни воли, ни добра, ни зла, ни разума, ни безумия… Ты паришь тогда в небесных кругах, и нет
слов рассказать про такое блаженство… Не испытавши, невозможно его понять…
Одно слово — соединенье
с Богом. В самом раю нет радостей и наслажденья больше тех, какие чувствуешь, когда дух святый озарит твою душу.
Сусалин тоже подходит, ругается, в драку лезет даже. И другие рыбники собираются и все
с яростью кидаются на Марка Данилыча.
Один Белянкин стоит одаль. Сам ни
слова, а слезы дрожат на ресницах: «Пропали кровные, годами нажитые денежки!» Такую горькую думу он думает.
— А как же ты, Махметушка, Махрушева-то, астраханского купца Ивана Филиппыча, у царя за семьсот
с чем-то целковых выкупил?.. — сказал Марко Данилыч, вспоминая
слова Хлябина. — А Махрушев-от ведь был не
один,
с женой да
с двумя ребятками. За что ж ты
с меня за одинокого старика непомерную цену взять хочешь? Побойся Бога, Махмет Бактемирыч, ведь и тебе тоже помирать придется, и тебе Богу ответ надо будет давать. За что ж ты меня хочешь обидеть?
— Послушайте глупого моего
слова, Марко Данилыч. Как же это будет у нас? Как наша голубушка
одна с Васильем поедет? Да еще даль такую, да еще ночью. Хорошо ли это, сами извольте рассудить. А по-моему, нехорошо, даже больно нехорошо. Как молоденькой девице ночью
с мужчиной
одной ехать! Долго ль до греха?
Ни
слова не сказала Аграфена Петровна, даже
с мужем словечком не перекинулась. Тятенькин приказ ей все
одно, что царский указ. Молча пошла в задние горницы укладываться.
Долго еще рассказывал Абросим Степанов про заволжского тысячника, и по
одним его
словам артель возлюбила Патапа Максимыча и стала уважать его и побаиваться. «Вот как бы явил он милость да протурил бы Ваську Фадеева
с Корнюшкой Прожженным, можно бы тогда было и Богу за него помолиться и винца про его здоровье испить», — говорили обе артели — и прядильная, и лесная.
Будь он ангел, будь человек плоти и крови, все равно — со смирением и любовью преклонилась бы она перед ним, и скажи ей то существо хоть
одно слово привета, без малейшего сожаленья оставила бы она дом отца и его богатство,
с радостью и весельем устремилась бы к неведомому, мыслями и помышленьями отдалась бы ему и всю жизнь была бы его безответной рабой и верной ученицей, слила бы
с ним свою непорочную жизнь…
Мало
слов сказала
с ним, но думала о нем ежечасно и берегла свои думы как святыню, словечка о них никому не промолвила,
одному только старому сердечному другу, Аграфене Петровне, немногими
словами намекнула.
— Не могу я тятеньку покинуть! Без меня помрет он
с тоски… И теперь скучает…
Один ведь, никого возле него нет. Не
с кем
слова перемолвить… Нет, не могу я жить без него.
С детства видела
одну сухую обрядность, ни от кого не слыхала живого
слова, никто не мог разрешить ей вопросов, возникавших в юной душе.
— Вспоминала я про него, — почти вовсе неслышным голосом ответила Дуня крепко обнимавшей ее Аграфене Петровне. — В прошлом году во все время, что, помнишь,
с нами в
одной гостинице жил, он ни
слова не вымолвил, и я тоже… Ты знаешь. И вдруг уехал к Фленушке. Чего не вытерпела, чего не перенесла я в ту пору… Но и тебе даже ни
слова о том не промолвила, а
с кем же
с другим было мне говорить… Растерзалась тогда вся душа моя. — И, рыдая, опустилась в объятья подруги.
И до самого расхода
с посиделок все на тот же голос, все такими же
словами жалобилась и причитала завидущая на чужое добро Акулина Мироновна. А девушки пели песню за песней, добры молодцы подпевали им. Не
один раз выносила Мироновна из подполья зелена вина, но питье было неширокое, нешибкое, в карманах у парней было пустовато, а в долг честная вдовица никому не давала.
Так вот и остался я бобыль бобылем, в тоске,
слова не
с кем сказать, а я человек старый и немощный, вот скоро семьдесят лет исполнится, а ведь и в Божьем Писании сказано: «Что больше того,
один труд и болезнь».
Не очень-то доверял
словам Таисеи Семен Петрович и знакомым путем пошел к кельям Манефы. И путь не тот был, как прежде. Тогда по зеленой луговине пролегала узенькая тропинка и вела от
одной к другой, а теперь была едва проходимая дорожка,
с обеих сторон занесенная высокими снежными сугробами чуть не в рост человека. Отряхиваясь от снега, налипшего на сапоги и самое платье, пошел саратовец на крыльцо Манефы и вдруг увидал, что пред ним по сеням идет
с какой-то посудой Марьюшка.
И когда она просыпается поздно поутру, уж вместо всех прежних слов все только борются два слова
с одним словом: «не увижусь» — «увижусь» — и так идет все утро; забыто все, забыто все в этой борьбе, и то слово, которое побольше, все хочет удержать при себе маленькое слово, так и хватается за него, так и держит его: «не увижусь»; а маленькое слово все отбегает и пропадает, все отбегает и пропадает: «увижусь»; забыто все, забыто все, в усилиях большего слова удержать при себе маленькое, да, и оно удерживает его, и зовет на помощь себе другое маленькое слово, чтобы некуда было отбежать этому прежнему маленькому слову: «нет, не увижусь»… «нет, не увижусь», — да, теперь два слова крепко держат между собою изменчивое самое маленькое слово, некуда уйти ему от них, сжали они его между собою: «нет, не увижусь» — «нет, не увижусь»…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только
одно слово: что он, полковник? А? (
С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и
с той стороны, и
с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Городничий. Ну, уж вы — женщины! Все кончено,
одного этого
слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут ни из того ни из другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты, душа моя, обращалась
с ним так свободно, как будто
с каким-нибудь Добчинским.
— Мы люди привышные! — говорили
одни, — мы претерпеть мо́гим. Ежели нас теперича всех в кучу сложить и
с четырех концов запалить — мы и тогда противного
слова не молвим!
Однако ж она согласилась, и они удалились в
один из тех очаровательных приютов, которые со времен Микаладзе устраивались для градоначальников во всех мало-мальски порядочных домах города Глупова. Что происходило между ними — это для всех осталось тайною; но он вышел из приюта расстроенный и
с заплаканными глазами. Внутреннее
слово подействовало так сильно, что он даже не удостоил танцующих взглядом и прямо отправился домой.
Испуганный тем отчаянным выражением,
с которым были сказаны эти
слова, он вскочил и хотел бежать за нею, но, опомнившись, опять сел и, крепко сжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его. «Я пробовал всё, — подумал он, — остается
одно — не обращать внимания», и он стал собираться ехать в город и опять к матери, от которой надо было получить подпись на доверенности.