Неточные совпадения
— Дело наше, Марко Данилыч, как есть совсем пропащее, — с глубоким вздохом отвечала Таифа, и слезы сверкнули на ее скорбных глазах. — Выгонки
не избыть никакими судьбами… Разорят наш
Кéрженец беспременно, бревнышка
не останется от обители. И ровно буйным ветром разнесет всех нас по
лицу земли. Горькая доля, Марко Данилыч, самая горькая…
— Как я рада тебе, моя дорогая! Дня
не миновало, часа
не проходило, чтоб я
не вспоминала про тебя. Писать собиралась, звать тебя. Помнишь наш уговор в Каменном Вражке? Еще гроза застала нас тогда, — крепко прижимая пылающее
лицо к груди Аграфены Петровны, шептала Дуня.
Дуня еще сидела у Дорониных, а Марко Данилыч еще
не приходил
к ним, как с праздничным
лицом влетел в комнату Дмитрий Петрович. Первым словом его было...
— А ты пока молчи… Громко
не говори!.. Потерпи маленько, — прервала его Фленушка, открывая
лицо. — Там никто
не услышит, там никто ничего
не увидит. Там досыта наговоримся, там в последний разок я на тебя налюбуюсь!.. Там… я… Ой, была
не была!.. Исстрадалась совсем!.. Хоть на часок, хоть на одну минуточку счастья мне дай и радости!.. Было бы чем потом жизнь помянуть!.. — Так страстно и нежно шептала Фленушка, спеша с Самоквасовым
к верхотине Каменного Вражка.
И сквозь кипящие боем ватаги пробился
к Алеше Мокееву.
Не два орла в поднебесье слетались — двое ярых бойцов, самых крепких молодцов грудь с грудью и
лицом к лицу сходились.
Не железные молоты куют красное железо каленое — крепкорукие бойцы сыплют удары кулаками увесистыми. Сыплются удары, и чернеют белые
лица обоих красавцев. Ни тот, ни другой набок
не клонится, оба крепко на месте стоят, ровно стены каменные.
Пришел необычно рослый и собой коренастый пожилой человек. Борода вся седая, и в голове седина тоже сильно пробилась: русых волос и половины
не осталось. Изнуренный, в
лице ни кровинки, в засаленном, оборванном архалуке из адряса, подошел
к Марку Данилычу и отвесил низкий поклон.
Мало-помалу она успокоилась, корчи и судороги прекратились, открыла она глаза, отерла
лицо платком, села на диван, но ни слова
не говорила. Подошла
к ней Варвара Петровна со стаканом воды в руке. Большими глотками, с жадностью выпила воду Марья Ивановна и чуть слышно промолвила...
— Да я и
не сужу, отче святый, — робко ответил отец Анатолий. — Как можно мне судить о таком
лице, как Божий архиерей? Ума достаточного
не имею на то…
К слову только про штатных помянул, говоря про наши недостатки.
На бледном исхудалом
лице ее тревога показалась, но никому
не сказала она, о чем пишут
к ней отец и Дарья Сергевна.
— Ах, ничего ты
не знаешь, моя сердечная… И того
не знаешь, что за зверь такой эта Марья Ивановна. Все от нее сталось. Она и в ихнюю веру меня заманила!.. Она и
к Денисову заманила!.. — вскликнула Дуня, стыдливо закрыв руками разгоревшееся
лицо. — Все она, все она… На всю жизнь нанесла мне горя и печали! Ох, если б ты знала, Груня, что за богопротивная вера у этих Божьих людей, как они себя называют! Какие они Божьи люди?.. Сатаны порожденья.
Самоквасов подошел
к Дуне. Ни жива ни мертва стояла она и свету невзвидела, когда Петр Степаныч поцеловал ее.
Не видала она
лица его, только чувствовала, как горячие трепещущие уста крепко ее целовали. Нет, это
не серафимские лобзанья, что еще так недавно раздавала она каждому на раденьях людей Божиих.
Ударюсь об заклад, что вздор; // И если б
не к лицу, не нужно перевязки; // А то не вздор, что вам не избежать огласки: // На смех, того гляди, подымет Чацкий вас; // И Скалозуб как свой хохол закру́тит, // Расскажет обморок, прибавит сто прикрас; // Шутить и он горазд, ведь нынче кто не шутит!
Самгин, слушая такие рассказы и рассуждения, задумчиво и молча курил и думал, что все это
не к лицу маленькой женщине, бывшей кокотке, не к лицу ей и чем-то немножко мешает ему. Но он все более убеждался, что из всех женщин, с которыми он жил, эта — самая легкая и удобная для него. И едва ли он много проиграл, потеряв Таисью.
Прежде, бывало, ее никто не видал задумчивой, да это и
не к лицу ей: все она ходит да движется, на все смотрит зорко и видит все, а тут вдруг, со ступкой на коленях, точно заснет и не двигается, потом вдруг так начнет колотить пестиком, что даже собака залает, думая, что стучатся в ворота.
— Эта нежность мне
не к лицу. На сплетню я плюю, а в городе мимоходом скажу, как мы говорили сейчас, что я сватался и получил отказ, что это огорчило вас, меня и весь дом… так как я давно надеялся… Тот уезжает завтра или послезавтра навсегда (я уж справился) — и все забудется. Я и прежде ничего не боялся, а теперь мне нечем дорожить. Я все равно, что живу, что нет с тех пор, как решено, что Вера Васильевна не будет никогда моей женой…
Неточные совпадения
Лука стоял, помалчивал, // Боялся,
не наклали бы // Товарищи в бока. // Оно быть так и сталося, // Да
к счастию крестьянина // Дорога позагнулася — //
Лицо попово строгое // Явилось на бугре…
Бурмистр потупил голову, // — Как приказать изволите! // Два-три денька хорошие, // И сено вашей милости // Все уберем, Бог даст! //
Не правда ли, ребятушки?.. — // (Бурмистр воротит
к барщине // Широкое
лицо.) // За барщину ответила // Проворная Орефьевна, // Бурмистрова кума: // — Вестимо так, Клим Яковлич. // Покуда вёдро держится, // Убрать бы сено барское, // А наше — подождет!
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну, на дне которой метались черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся
к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что
не один он погряз, но в
лице его погряз и весь Глупов.
Ни в фигуре, ни даже в
лице врага человеческого
не усматривается особливой страсти
к мучительству, а видится лишь нарочитое упразднение естества.
Княгиня Бетси,
не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное
лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты
к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.