Неточные совпадения
Сама еще не вполне сознавая неправду, Дуня сказала, что без
отца на нее скука напала. Напала та скука с иной стороны. Много думала Дуня о запоздавшем к обеду
отце, часто взглядывала в окошко, но на память ее приходил не родитель, а совсем чужой
человек — Петр Степаныч. Безотвязно представал он в ее воспоминаньях… Светлый образ красивого купчика в ярком, блестящем, радужном свете она созерцала…
Зиновий Алексеич и Татьяна Андревна свято хранили заветы прадедов и, заботясь о Меркулове, забывали дальность свойства: из роду, из племени не выкинешь, говорил они, к тому ж Микитушка сиротинка — ни
отца нет, ни матери, ни брата, ни сестры; к тому ж
человек он заезжий — как же не обласкать его, как не приголубить, как не при́зреть в теплом, родном, семейном кружке?
— У них, слышь, ежели какой
человек приступает к ихней вере, так они с него берут присягу, заклинают его самыми страшными клятвами, чтобы никаких ихних тайностей никому не смел открывать: ни
отцу с матерью, ни роду, ни племени, ни попу на духу, ни судье на суде.
Зачем они отрекаются от
отца с матерью, от жены с детьми, от всех
людей?..
И с того часа он ровно переродился, стало у него на душе легко и радостно. Тут впервые понял он, что значат слова любимого ученика Христова: «Бог любы есть». «Вот она где истина-то, — подумал Герасим, — вот она где правая-то вера, а в странстве да в отреченье от
людей и от мира навряд ли есть спасенье… Вздор один, ложь. А кто
отец лжи?.. Дьявол. Он это все выдумал ради обольщенья
людей… А они сдуру-то верят ему, врагу Божию!..»
Дети, не видавшие дома такой лакомой еды, какую принес
отец, с жадностью пожирали ее глазами, и как ни были голодны, но при чужом
человеке не смели до нее дотронуться.
Многие годы прошли в таком от
людей отчужденье, потом, умолен будучи слезными мольбами народа, да укажет ему прямой путь к правой жизни и к вечному спасенью, паче же памятуя словеса Христовы: «Грядущего ко мне не иждену», стал
отец Фотин нá дух принимать приходивших.
— Кто же ее неволит? — с ясной улыбкой ответил Марко Данилыч. — Сказано ей: кто придется по сердцу, за того и выходи, наперед только со мной посоветуйся,
отец зла детищу не пожелает, а молоденький умок старым умом крепится. Бывали у нас и женишки, сударыня,
люди все хорошие, с достатками. Так нет — и глядеть ни на кого не хочет.
Люди не познали, что Бог с ними ходит,
Над ним надругались — вины не сыскали,
Все не знали в злобе, что тебе сказати,
Рученьки пречисты велели связати,
На тебя плевали, венец накладали,
Отвели к Пилату, чтоб велел распяти,
А ты, милосердый, терпеливый, агнец,
Грех со всех снимаешь, к
Отцу воздыхаешь:
«Отпусти им, Отче, — творят, что не ведят».
— Не пойдут, — отвечала Варвара Петровна. — Матери у нее нет, только
отец. Сама-то я его не знаю, а сестрица Марьюшка довольно знает — прежде он был ихним алымовским крепостным. Старовер. Да это бы ничего — мало ль староверов на праведном пути пребывает, — человек-от не такой, чтобы к Божьим
людям подходил. Ему Бог — карман, вера в наживе. Стропотен и к тому же и лют. Страхом и бичом подвластными правит. И ни к кому, опричь дочери, любви нет у него.
Зорко следили за ней
отец с матерью, но не противились сближению ее с молодым
человеком.
—
Отец —
человек плоти, над ним власть лукавого.
Иные
люди разного званья, кто пешком, кто на подводе, добрались до Луповиц к назначенному дню. Были тут и крестьяне, и крестьянки, больше все вдовы да перезрелые девки. Софронушки не было; игумен Израиль на Луповицких прогневался, дынь мало ему прислали, к тому же
отец игумен на ту пору закурил через меру. Сколько ни упрашивали его, уперся на своем, не пустил юрода из-за древних стен Княж-Хабаровой обители.
Полна теперь она воскресшею любовью к
отцу и мечтаньями о Петре Степаныче, не о том Петре Степаныче, что в бестелесном образе сейчас являлся перед ней, а о том
человеке плоти и крови, чьи искрометные взоры когда-то бывали устремлены на нее и заставляли замирать ее сердце… Не могла она говорить…
Будь он ангел, будь
человек плоти и крови, все равно — со смирением и любовью преклонилась бы она перед ним, и скажи ей то существо хоть одно слово привета, без малейшего сожаленья оставила бы она дом
отца и его богатство, с радостью и весельем устремилась бы к неведомому, мыслями и помышленьями отдалась бы ему и всю жизнь была бы его безответной рабой и верной ученицей, слила бы с ним свою непорочную жизнь…
Пришел Успеньев день — в Луповицах храмовой праздник. Во время поста и Луповицкие и все жившие у них Божьи
люди, кроме Дуни, говели и накануне праздника приобщились у
отца Прохора. И во дни говенья, и на самый праздник ничего не было противного церковности, все прошло спокойно и прилично.
Чистая, непорочная, и до сих пор какою осталась, готова была она устроить с тем молодым
человеком судьбу свою, а он, вероятно, рассчитывал на ее богатство, что достанется ей по смерти
отца.
— Не слыхали разве? — сказал
отец Прохор. — Про это не любят они рассказывать.
Отец ведь тоже был в этой самой ереси, а как
человек был знатный и богатый, то никто к нему и прикоснуться не смел. Сильная рука у него была в Петербурге, при самом царском дворе находились друзья его и благоприятели. А все-таки не избежал достойной участи — в монастырь сослали, там в безысходном заточенье и жизнь скончал.
А дня за три в самом деле был пожар в Перигорове, и несколько
человек, Бог их знает откуда приехавших, сгорело на постоялом дворе.
Отец Прохор этим случаем воспользовался для своего рассказа.
— Вот! Одной рукой
людей от телесной смерти спасают, а другой ведут их в вечную смерть, в адскую погибель, — вздохнув и поникнув седой головой, сказал
отец Прохор. — Доколе, Господи, терпишь ты им?
— В губернском городе, недалеко возле базарной площади, большой каменный дом купца Сивкова стоит, всякий его укажет вам, — отвечал
отец Прохор. — Поклонитесь и Авдотье Марковне, и Сивкову Поликарпу Андреичу со всем его благословенным семейством.
Люди они хорошие, сердечные — завтра сами увидите.
Денег хоть и много после
отца ей осталось — больше миллиона, да ведь не в деньгах людское счастье, а в близком, добром
человеке.
— Оно, конечно, времени прошло много.
Отца родного позабудешь, не то что кого другого, — сказал Патап Максимыч. — Однако ж мне пора в красильнях моих побывать. Оставайтесь покамест одни,
люди ведь знакомые. А ты, Дарья Сергевна, закусочку покамест поставь, да водочки, да винца, какое дома случилось. А я сейчас и назад. И до возврата моего закуски не убирай.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись:
отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые
люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Г-жа Простакова (с веселым видом). Вот
отец! Вот послушать! Поди за кого хочешь, лишь бы
человек ее стоил. Так, мой батюшка, так. Тут лишь только женихов пропускать не надобно. Коль есть в глазах дворянин, малый молодой…
Г-жа Простакова. Родной, батюшка. Вить и я по
отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать
человек; да, кроме меня с братцем, все, по власти Господней, примерли. Иных из бани мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика, скончались. Двое о Святой неделе с колокольни свалились; а достальные сами не стояли, батюшка.
Г-жа Простакова. Старинные
люди, мой
отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры
люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
Стародум. В одном.
Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь
человек во всякое время. На все прочее мода: на умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.