В стары годы на Горах росли леса кондовые, местами досель они уцелели, больше по тем местам, где чуваши́, черемиса да мордва живут.
Любят те племена леса дремучие да рощи темные, ни один из них без ну́жды деревцá не тронет; рони́ть лес без пути, по-ихнему, грех великий, по старинному их закону: лес — жилище богов. Лес истреблять — Божество оскорблять, его дом разорять, кару на себя накликать. Так думает мордвин, так думают и черемис, и чувашин.
Неточные совпадения
И
любили за
то Дуню, и много молитв за нее возносилось от старых, от бедных, от подначальных…
— Хозяин плывет! — мимоходом молвил лоцману Василий Фадеев.
Тот бегом в казенку на второй барже и там наскоро вздел красну рубаху, чтоб достойным образом встретить впервые приехавшего на караван такого хозяина, что
любит хороший порядок,
любит его во всем от мала до велика. Пробегая к казенке, лоцман повестил проходившего мимо водолива о приезде хозяина, и тотчас на всех восьми баржах смолокуровского каравана раздались голоса...
— Уж как мне противен был этот тюлень, — продолжал свое Смолокуров. — Говорить даже про него не
люблю, а вот поди ж ты тут — пустился на него… Орошин, дуй его горой, соблазнил… Смутил, пес… И вот теперь по его милости совсем я завязался. Не поверишь, Зиновий Алексеич, как не рад я тюленьему промыслу, пропадай он совсем!.. Убытки одни… Рыба — дело иное: к Успеньеву дню расторгуемся, надо думать, а с тюленем до самой последней поры придется руки сложивши сидеть. И
то половины с рук не сойдет.
Не
любили товарищи Онисима Самойлыча, не жаловали его за чванство, за гордость, а пуще всего за
то, что не в меру завистлив был.
Любил его только серый Волчок — старая цепная собака, и
того мачеха извести велела.
— Сказано тебе, какая родня, — сказал Зиновий Алексеич пристававшему Марку Данилычу. — Такой родни до Москвы не перевешаешь. А что человек он хороший,
то верно, за
то и
люблю его и, сколько смогу, ему порадею.
Не смеялся он теперь, как в
то время, когда Самоквасов впервые рассказывал ему про свадьбу Василья Борисыча. Жалко ему стало Манефы и Таифу жаль; они ведь так пеклись о Дунюшке, так много
любят ее.
— Что ж это ты? Побывай у них… Девицы хорошие,
любят тебя, — молвил Марко Данилыч, по-прежнему глядя на улицу. — А
то с одной Аграфеной Петровной хороводишься… Только у тебя и света в окошке… Так, ласточка ты моя, делать не годится.
Как ни был уважаем Нефедыч своими детьми духовными, как ни
любил его Сила Чубалов, однако ж стал его побранивать за
то, что сбивает у него парнишку с пути, что грамотой его от всякой работы отвадил.
Посмотрел Марко Данилыч, видит — одни не при нем писаны, другие что-то больно мудрены… Несколько путешествий попалось, историй. Вспомнил, что Дунюшкин учитель такие советовал ей покупать, вспомнил и
то, что она их
любит. Отобрал дюжины две, спросил у Чубалова...
— Нельзя, Дунюшка, никак нельзя, моя милая. В другое время наговоримся, — с ласковой улыбкой отвечала на горячие просьбы Дуни Марья Ивановна. — Через месяц буду в Фатьянке. Тогда, надеюсь, Марко Данилыч посетит меня на новоселье и тебя привезет. Ягоды поспеют к
тому времени, за ягодами будем ходить, за грибами. Ты
любишь грибы брать?
За
то его не
любили, звали святошей, чуждались.
Сказал князь Катеньке, что
любит ее, она
тем же ему отвечала.
— Эх, Оленушка, Оленушка! Да с чего ты, болезная, таково горько кручинишься?.. Такая уж судьба наша женская. На
том свет стоит, милая, чтоб мужу жену колотить. Не при нас заведено, не нами и кончится. Мужнины побои дело обиходное, сыщи-ка на свете хоть одну жену небитую. Опять же и
то сказать: не бьет муж, значит, не
любит жену.
— Хоша для́
того облегчите условия насчет наличных, что я завсегда
любил и уважал вашу супругу Лизавету Зиновьевну.
Обратиться не к кому — никто не
любил Смолокурова, а теперь каждый
того еще опасался, что ежель поднимет его Бог с одра болезни, так, пожалуй, добром с ним и не разделаешься — скажет, что обокрали его во время болезни, дела привели в расстройство.
Попов взять: ваших не
любят за
то, что больно уж жадны и притязательны; за нашими этого поменьше, потому что содержание от обчéства им большое, зато с первого до последнего попы у нас горькие пьяницы.
Любя чтение церковных книг, а больше
того устные беседы от Писания, Устюгов с Богатыревым стали похаживать в келейный ряд на «вечерки» к одной старой девке, хлыстовской пророчице, и познали от нее «тайну сокровенную».
А он-то, родимый, будто и не замечал
того, всегда был ласков и приветлив ко мне, больше всего на свете
любил меня!..
— Не слыхали разве? — сказал отец Прохор. — Про это не
любят они рассказывать. Отец ведь тоже был в этой самой ереси, а как человек был знатный и богатый,
то никто к нему и прикоснуться не смел. Сильная рука у него была в Петербурге, при самом царском дворе находились друзья его и благоприятели. А все-таки не избежал достойной участи — в монастырь сослали, там в безысходном заточенье и жизнь скончал.
— На первый раз пока довольно. А приметила ль ты, какой он робкий был перед тобой, — молвила Аграфена Петровна. — Тебе словечка о
том не промолвил, а мне на этом самом месте говорил, что ежель ты его оттолкнешь, так он на себя руки наложит. Попомни это, Дунюшка… Ежели он над собой в самом деле что-нибудь сделает, это всю твою жизнь будет камнем лежать на душе твоей… А
любит тебя, сама видишь, что
любит. Однако ж пойдем.
Любила Дуня вспоминать с ним про катанье в косных по Оке и про
то время, как видались они во время Макарьевской.
А говорила она вот что: «Замуж пойду за
того, кого полюблю, и стану его
любить до́веку, до последнего вздоха, только сыра земля осту́дит любовь мою.
Иначе и думать нельзя, особенно мне, когда знаю твою доброту и
то, сколь много
любила ты тетеньку: ведь она тебе вместо матери была и первая озарила тебя невечерним светом истины.
Неточные совпадения
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не
любишь пропускать
того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «
то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Хлестаков. Я
люблю поесть. Ведь на
то живешь, чтобы срывать цветы удовольствия. Как называлась эта рыба?
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю не
то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть
люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я
люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не
то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
— // Я знал Ермилу, Гирина, // Попал я в
ту губернию // Назад
тому лет пять // (Я в жизни много странствовал, // Преосвященный наш // Переводить священников //
Любил)…