Неточные совпадения
Другие бурлаки тоже не чаяли добра от водяного. Понадеясь на свои паспорты, они громче других кричали,
больше наступали на хозяина, они же и по местам не пошли. Теперь закручинились. Придется, сидя в кутузке, рабочие
дни терять.
И
дело говорил он, на пользу речь вел. И в
больших городах и на ярманках так у нас повелось, что чуть не на каждом шагу нестерпимо гудят захожие немцы в свои волынки, наигрывают на шарманках итальянцы, бренчат на цимбалах жиды, но раздайся громко русская песня — в кутузку певцов.
Смолкли рабочие, нахмурясь, кругом озирались, а
больше на желтый сыпучий песок кунавинского берега; не идет ли в самом
деле посуленный дядей Архипом архангел. Беда, однако, не грянула.
К Татьяне Андревне сродницы гостить приезжали, матери да канонницы с Иргиза да с Керженца, бедные вдовы да старые
девы —
больше никого.
— Такое уж наше
дело, — отвечал Меркулов. — Ведь я один, как перст, ни за мной, ни передо мной нет никого, все батюшкины
дела на одних моих плечах остались. С ранней весны в Астрахани проживаю, по весне на взморье, на ватагах, летом к Макарью; а зиму
больше здесь да в Петербурге.
Осторожный в
делах Зиновий Алексеич уговаривал его
больше половины денег наудачу не бросать; счастье-де вольная пташка, садится только там, где захочет…
Вечор, как ушел из трактира Орошин, ведь
больше всех над ним издевался, да про
дела все рассказывал.
Тюлень, писал он, в цене с каждым
днем падает, ежели кому и за рубль с гривной придется продать, так должен это за
большое счастье сочесть.
По многим монастырям в тот
день большие собранья бывают.
Верст из-за полутораста и
больше пешком сходилась к тому
дню нищая братия, водой из-за трех — и четырехсот верст проплывала она.
Нет уж, гноить надо будет,
девать больше некуда.
А Наташа про Веденеева ни с кем речей не заводит и с каждым
днем становится молчаливей и задумчивей. Зайдет когда при ней разговор о Дмитрии Петровиче, вспыхнет слегка, а сама ни словечка. Пыталась с ней Лиза заговаривать, и на сестрины речи молчала Наташа, к Дуне ее звали — не пошла. И
больше не слышно было веселого, ясного, громкого смеха ее, что с утра до вечера, бывало, раздавался по горницам Зиновья Алексеича.
Калашня
большая была у него,
больше десятка хлебников каждый
день в ней крендели да баранки пекли, и Лука Данилыч возами отсылал их в улусы.
— При себе
больше держит, редко куда посылает, разве по самым важным
делам, — отвечал Володеров. — Парень ухорез, недаром родом сызранец. Не выругавшись, и Богу не помолится.
Старым рыбникам было то за
большую досаду, боялись, что молодежь все
дело у них перепортит.
Живучи в Москве и бывая каждый
день у Дорониных, Никита Федорыч ни разу не сказал им про Веденеева, к слову как-то не приходилось. Теперь это на
большую досаду его наводило, досадовал он на себя и за то, что, когда писал Зиновью Алексеичу, не пришло ему в голову спросить его, не у Макарья ли Веденеев, и, ежели там, так всего бы вернее через него цены узнать.
— Конечно, не худое
дело, — ответил Веденеев. — Опять же и именинник-то он бывает на Никиту Сокровенного, на другой
день Рождества Богородицы. Оттого
больше его и про́звали.
Лишь изредка красавицы перекидывались отрывочными словами, но
больше молчали, — каждая про свое
дело раздумывала.
— На другой же
день, — сказал Веденеев. — Я его сведу с покупателями. А мой бы совет не торопиться. Дольше повыдержит,
больше барыша возьмет.
— Спасибо, Митенька, — сказал он, крепко сжимая руку приятеля. — Такое спасибо, что и сказать тебе не смогу. Мне ведь чуть не вовсе пропадать приходилось.
Больше рубля с гривной не давали, меньше рубля даже предлагали… Сидя в Царицыне, не имел никаких известий, как идут
дела у Макарья, не знал… Чуть было не решился. Сказывал тебе Зиновей Алексеич?
— Потому и прошу, — ответил Морковников. — А тебе еще на три
дня вздумалось откладывать. Ну как в три-то
дня до трех рублей добежит?.. Тогда уж мне больно накладно будет, Никита Федорыч. Я был в надежде на твое слово…
Больше всякого векселя верю ему. Так уж и ты не обидь меня. Всего бы лучше сейчас же по рукам из двух рублей сорока… Условийцо бы написали, маклерская отсель недалече, и было б у нас с тобой
дело в шляпе…
Оскорбляются… «Мы, — пишут, — посла к вам по духовному
делу послали, а вы его оженили, да еще у церковного попа повенчали!» Такую остуду от первейших благодетелей принять
большой расчет, особливо при надлежащей ну́жде.
— Не такое
дело.
Больше тройки не надо будет, — сказал Петр Степаныч.
— Да ведь я
дня на три сюда, не
больше, — сказал Самоквасов. — Думал на постоялом дворе пристать, а у вас в харчевне перекусить только маленько.
Вон те так никоим путным
делом не займутся, — примолвил Феклист, указывая на
большой двухъярусный дом со множеством пристроек, со всех сторон его облепивших, и с закрытыми наполовину окнами.
Свет в окне показался… «Неужели встает?.. Что это так рано поднялась моя ясынька?.. Видно, сряжается… Но всего еще только четыре часа… О милая моя, о сердце мое!..
День один пролетит, и нас никто
больше не разлучит с тобой… Скоро ли, скоро ль пройдет этот
день?..»
— По́стриг, — молвил Ермило Матвеич. — Постриг сегодня у них… Не знавали ль вы, сударь, мать Софию, что прежде в ключах у Манефы ходила? Тогда, Великим постом как болела матушка, в чем-то она провинилась. Великий образ теперь принимает… Девки мои на
днях у Виринеи в келарне на посидках сидели. Они сказывали, что мать София к постриженью в
большой образ готовится. Вечор из Городца черного попа привезли.
День ото
дня больше и
больше она беспокоилась.
Под Главным домом, у лавочки с уральскими камнями, часу в первом
дня стоял Веденеев и, накупив целую кучу красно-кровавых рубинов, голубых сапфиров, сине-алых аметистов, малиновых турмалинов и белых, будто алмазы блестящих, тяжеловесов, укладывал их в
большую малахитовую шкатулку для первого подарка нареченной невесте. Едва отвел он глаза от игравших разноцветными переливами камней, увидал быстро, с озабоченным видом проходившего мимо Петра Степаныча.
Как ни уговаривала ее Аграфена Петровна, что убиваться тут не из чего, что мало ль какие могли у него
дела случиться, мало ль зачем вдруг ехать ему понадобилось, Дуня речам ее не внимала, а все
больше и
больше тосковала и плакала.
Торговля не Бог знает какие барыши ей давала, но то было тетке Арине дороже всего, что она каждый
день от возвращавшихся с работ из города сосновских мужиков, а
больше того от проезжих, узнавала вестей по три короба и тотчас делилась ими с бабами, прибавляя к слухам немало и своих небылиц и каждую быль красным словцом разукрашивая.
— Да ежели бы удалось купить, так я бы
дня через два отправился. Делать мне
больше здесь нечего, — сказал Чубалов.
С каждым
днем закрытых лавок
больше и
больше.
Дело весеннее, лето на дворе, из разного никуда не годного хлама сколотили на живую руку два
больших балагана, чтобы жить в них рабочим до осени.
Тихо, спокойно жили миршенцы: пряли
дель, вязали сети, точили уды и за дедовские угодья смертным боем
больше не дрались. Давние побоища остались, однако, в людской памяти: и окольный, и дальний народ обзывал миршенцев «головотяпами»… Иная память осталась еще от старинных боев: на Петра и Павла либо на Кузьму-Демьяна каждый год и в начале сенокосов в Миршени у кузниц, су́против Рязановых пожней, кулачные бои бывали, но дрались на них не в
дело, а ради потехи.
А Меркулов с Веденеевым, как только поженились на дочерях вашего благоприятеля Зиновья Алексеича Доронина, так свои капиталы и женины приданые деньги да и тестевых, может, половину, а пожалуй, и
больше, вкупе сложили и повели в Астрахани
дела на самую
большую руку, никто таких
больших делов не запомнит.
По моему рассужденью, Онисим Самойлыч по своей ненасытности и по великой отважности беспременно в
большом накладе останется,
дело завел широкое, а закончить не стало силы.
Стал я расхваливать Мокея Данилыча: и моложе-то он, говорю, меня, и сильнее-то, а ежели до выкупа
дело дойдет, так за него, говорю, не в пример
больше дадут, чем за меня.
— Ни вечером на сон грядущий, ни поутру, как встанет,
больше трех поклонов не кладет и то кой-как да таково неблагочестно. Не раз я говорила ей, не годится, мол, делать так, а она ровно и не слышит, ровно я стене говорю. Вам бы самим, Марко Данилыч, с ней поговорить. Вы отец, родитель, ваше
дело поучить детище. Бог взыщет с вас, ежели так оставите.
На другой
день начались Дунины сборы. Не осушая глаз,
больше всех хлопотала угрюмая Дарья Сергевна, а ночью по целым часам стояла перед иконами и клала поклоны за поклонами, горячо молясь, сохранил бы Господь рабу свою, девицу Евдокию, ото всяких козней и наветов вражиих.
Связи у него в самом
деле были
большие — оставшиеся на службе товарищи его вышли в
большие чины, заняли важные должности, но со старым однополчанином дружбу сохранили.
— Пора бы, давно бы пора Николаюшке парусами корабль снарядить, оснастить его да в Сионское море пустить, — радостно сказал он Пахому. — Вот уж
больше шести недель не томил я грешной плоти святым раденьем, не святил души на Божьем кругу… Буду, Пахомушка, беспременно буду к вам в Луповицы… Апостольски радуюсь, архангельски восхищаюсь столь радостной вести. Поклон до земли духовному братцу Николаюшке. Молви ему: доброе, мол,
дело затеял ты, старик Семенушка очень, дескать, тому радуется…
День ото
дня больше и
больше приходил двадцатилетний юноша в умиление, плакал горькими слезами, часто исповедовался, приобщался и, по наставлению духовника, решился совершенно изменить образ своей жизни.
С каждым
днем больше и
больше увлекался он новою верою…
— Приехала, Катеринушка, вот уж
больше недели, как приехала, — ответил Пахом. — Гостейку привезла. Купецкая дочка, молоденькая, Дунюшкой звать. Умница, скромница — описать нельзя, с Варенькой водится
больше теперь. Что пошлет Господь, неизвестно, а хочется, слышь, ей на пути пребывать. Много, слышь, начитана и
большую охоту к Божьему
делу имеет… Будет и она на собранье, а потом как Господь совершит.
— Была хворость, точно что была,
больше двух недель держала его. Третьего
дня, однако ж, поправился, — сказал келейник.
— Пущай Онисим Самойлыч начинает. Его
дело большое, наше маленькое, — сказал с усмешкой Смолокуров.
— Ни-ни! — ответил Патап Максимыч. — Подъезжали было, первая сестрица моя любезная, да он такого им пару задал, что у них чуть не отнялись языки. Нет, пришло, видно, время, что скитам
больше не откупаться. Это ведь не исправник, не правитель губернаторской канцелярии.
Дело шло начистоту.
Дело решено, я так хочу, и
больше говорить нечего.
— Самый первый и доверенный приказчик, — бойче прежнего промолвил Фадеев. — Он
больше других про хозяйские
дела знает.