Неточные совпадения
— Да
я духовное, служба… А ты послушай: «И блажен раб, его же обрящет бдяща», а ты дрыхнешь.
Это тебе раз… А второе: «Недостоин, его же обрящет унывающа»…
Понимаешь?
— Зачем они женятся? Что? Разве
это необходимо для каждого русского купца? А впрочем, может быть,
я плохо
понимаю по-русску?
— Да очень
понимаю… Делать
мне нечего здесь, вот и весь разговор. Осталось только что в Расею крупчатку отправлять… И
это я устроил.
— Что же тут особенного? — с раздражением ответила она. — Здесь все пьют. Сколько раз
меня пьяную привозили домой. И тоже ничего не помнила. И
мне это нравится.
Понимаешь: вдруг ничего нет, никого, и даже самой себя.
Я люблю кутить.
— Что тут обсуждать, когда
я все равно ничего не
понимаю? Такую дуру вырастили тятенька с маменькой… А знаешь что?
Я проживу не хуже, чем теперь… да. Будут у
меня руки целовать, только бы
я жила попрежнему.
Это уж не Мышников сделает, нет… А знаешь, кто?
Я это только один
понимаю, и ты молчи до поры.
— Не
понимаешь? Для других
я лишенный прав и особенных преимуществ, а для тебя муж… да. Другие-то теперь радуются, что Полуянова лишили всего, а сами-то еще хуже Полуянова… Если бы не
этот проклятый поп, так
я бы им показал. Да еще погоди, доберусь!.. Конечно,
меня сошлют, а
я их оттуда добывать буду… хха! Они сейчас радуются, а потом
я их всех подберу.
— Дело вот в чем, Галактион Михеич… Гм… Видите ли, нам приходится бороться главным образом с Прохоровым… да. И
мне хотелось бы, чтобы вы отправились к нему и повели необходимые переговоры.
Понимаете,
мне самому
это сделать неудобно, а вы посторонний человек. Необходимые инструкции
я вам дам, и остается только выдержать характер. Все дело в характере.
— Хотите, чтобы
я сказал вам все откровенно? Штофф именно для такого дела не годится… Он слишком юрок и не умеет внушать к себе доверия, а затем тут все дело в такте. Наконец, мешает просто его немецкая фамилия… Вы
понимаете меня? Для вас
это будет хорошим опытом.
— Видишь ли, в чем дело… да… Она после мужа осталась без гроша. Имущество все описано. Чем она жить будет? Самому
мне говорить об
этом как-то неудобно. Гордая она, а тут еще… Одним словом, женская глупость. Моя Серафима вздумала ревновать.
Понимаешь?
— Извините
меня, Харитина Харитоновна, — насмелился Замараев. — Конечно,
я деревенский мужик и настоящего городского обращения не могу вполне
понимать, а все-таки дамскому полу как будто и не того, не подобает цыгарки курить. Уж вы
меня извините, а
это самое плохое занятие для настоящей дамы.
—
Я? Пьяный? — повторил машинально Галактион, очевидно не
понимая значения
этих слов. — Ах, да!.. Действительно, пьян… тобой пьян. Ну, смотри на
меня и любуйся, несчастная. Только
я не пьян, а схожу с ума. Смейся надо
мной, радуйся. Ведь ты знала, что
я приду, и вперед радовалась? Да, вот
я и пришел.
— И не
пойму я вас, нонешних, — жаловалась старушка. — Никакой страсти в нонешних бабах нет. Не к добру
это, когда курицы по-петушиному запоют.
— Не перешибай. Не люблю… Говорю тебе русским языком: все подлецы. И первые подлецы — мои зятья… Молчи, молчи! Пашка Булыгин десятый год грозится
меня удавить, немец Штофф продаст, Полуянов арестант, Галактион сам продался,
этот греческий учителишка тоже оборотень какой-то… Никому не верю!
Понимаешь?
— Ну, ну, ладно… Притвори-ка дверь-то. Ладно… Так вот какое дело. Приходится везти
мне эту стеариновую фабрику на своем горбу…
Понимаешь? Деньжонки у
меня есть… ну, наскребу тысяч с сотню. Ежели их отдать — у самого ничего не останется. Жаль… Тоже наживал… да.
Я и хочу так сделать: переведу весь капитал на жену, а сам тоже буду векселя давать, как Ечкин. Ты ведь знаешь законы, так как
это самое дело, по-твоему?
—
Это вы… Да, вы, вы! Не
понимаете? Вам все нужно объяснять? Если бы вы не писали своих дурацких корреспонденции, ничего бы подобного не могло быть. Из-за вас теперь
мне глаз никуда нельзя показать.
— Мы
этот вопрос обсуждали и нашли, что он неудобоисполним. Вы
меня понимаете? Одним словом, мы не можем.
— Послушай,
я не
пойму, как
это тебя угораздило вместе с отцом приехать сюда?
— И
я не лучше других.
Это еще не значит, что если
я плох, то другие хороши. По крайней мере
я сознаю все и мучусь, и даже вот за вас мучусь, когда вы
поймете все и
поймете, какая ответственная и тяжелая вещь — жизнь.
— Ах, да!.. Главного-то
я и не сказал: нам нужна переводчица для газеты.
Понимаете,
это известный даже шик — пользоваться материалами из первоисточника, а не из третьих рук.
— Что, Галактион Михеич, худо?.. То-то вот и есть. И сказал себе человек: наполню житницы, накоплю сокровища. Пей, душа, веселись!.. Так
я говорю? Эх, Галактион Михеич! Ведь вот умные люди, до всего, кажется, дошли, а
этого не
понимают.
— Папа,
я решительно не
понимаю, как ты можешь принимать таких ужасных людей, как
этот Колобов. Он заколотил в гроб жену, бросил собственных детей, потом
эта Харитина, которую он бьет… Ужасный, ужасный человек!.. У Стабровских его теперь не принимают…
Это какой-то дикарь.
— Нет, постойте… Вот ты, поп Макар, предал
меня, и ты, Ермилыч, и ты, Тарас Семеныч, тоже… да. И
я свою чашу испил до самого дна и
понял, что есть такое суета сует, а вы
этого не
понимаете. Взгляните на мое рубище и
поймете: оно молча вопиет… У вас будет своя чаша… да. Может быть, похуже моей… Я-то уж смирился, перегорел душой, а вы еще преисполнены гордыни… И первого
я попа Макара низведу в полное ничтожество. Слышишь, поп?
— Ну, ладно… Смеется последний, как говорят французы.
Понимаешь, ведь
это настоящий пост: смотритель Запольской железной дороги. Чуть-чуть поменьше министра… Ты вот поедешь по железной дороге, а
я тебя за шиворот: стой! куда?
— Ничего вы не
понимаете, барышня, — довольно резко ответил Галактион уже серьезным тоном. — Да, не
понимаете… Писал-то доктор действительно пьяный, и барышне такие слова, может быть, совсем не подходят, а только все
это правда. Уж вы
меня извините, а действительно мы так и живем… по-навозному. Зарылись в своей грязи и знать ничего не хотим… да. И еще нам же смешно, вот как
мне сейчас.
— Вы
понимаете, что если
я даю средства, то имею в виду воспользоваться известными правами, — предупреждал Мышников. — Просто под проценты
я денег не даю и не желаю быть ростовщиком. Другое дело, если вы
мне выделите известный пай в предприятии. Повторяю:
я верю в
это дело, хотя оно сейчас и дает только одни убытки.
—
Это первое предостережение, доктор, — спокойно заметит Стабровский, когда пришел в себя. — Зачем себя обманывать?..
Я понимаю, что с таким ударцем можно протянуть еще лет десять — пятнадцать, но все-таки скверно. Песенка спета.
— Вот именно к таким средним людям и принадлежит Казимир, папа.
Я это понимаю. Ведь
эта безличная масса необходима, папа, потому что без нее не было бы и выдающихся людей, в которых, говоря правду,
я как-то плохо верю. Как
мне кажется, время таинственных принцев и еще более таинственных принцесс прошло.
— Пожалуйста, увольте
меня от
этих подробностей.
Я решительно не
понимаю, к чему вы все
это говорите.
— Ничего
я не
понимаю в
этих делах, Михей Зотыч. Мы-то на двугривенные считаем.