Неточные совпадения
Известно,
что круг удовольствий, доступных человеку, крайне ограничен, поэтому Сашке
пришлось очень скоро обратиться к безобразиям.
Хиония Алексеевна в эти немногие дни не только не имела времени посетить свою приятельницу, но даже потеряла всякое представление о переменах дня и ночи. У нее был полон рот самых необходимых хлопот, потому
что нужно было приготовить квартиру для Привалова в ее маленьком домике. Согласитесь,
что это была самая трудная и сложная задача, какую только
приходилось когда-нибудь решать Хионии Алексеевне. Но прежде мы должны сказать, каким образом все это случилось.
Прежде всего ей
пришлось пожалеть,
что Привалову неудобно поместиться в доме Бахаревых, — злые языки могут бог знает
что говорить!
— Главное, Хина, не нужно зарываться… Будь паинькой, а там и на нашей улице праздник будет. Посмотрим теперь,
что будут поделывать Ляховские и Половодовы… Ха-ха!.. Может быть,
придется и Хине поклониться, господа…
— Нет, для вас радость не велика, а вот вы сначала посоветуйтесь с Константином Васильичем, —
что он скажет вам, а я подожду. Дело очень важное, и вы не знаете меня. А пока я познакомлю вас, с кем нам
придется иметь дело… Один из ваших опекунов, именно Половодов,
приходится мне beau fr####re'ом, [зятем (фр.).] но это пустяки… Мы подтянем и его. Знаете русскую пословицу: хлебцем вместе, а табачком врозь.
— Эти комнаты открываются раз или два в год, — объяснял Ляховский. —
Приходится давать иногда в них бал… Не поверите, одних свеч выходит больше,
чем на сто рублей!
Мы уже видели,
что в нем были и Лепешкин, и Виктор Васильич, и еще много других лиц, на которых Ляховскому
приходилось смотреть сквозь пальцы.
Ссориться с ними нам во всяком случае не
приходится, потому
что этим только затянем дело; ведь бумаги все у них в руках.
Ляховский до того неистовствовал на этот раз,
что с ним
пришлось отваживаться. Дядюшка держал себя невозмутимо и даже превзошел самого Альфонса Богданыча. Он ни разу не повысил тона и не замолчал, как это делал в критические минуты Альфонс Богданыч.
— Очень редко… Ведь мама никогда не ездит туда, и нам
приходится всегда тащить с собой папу. Знакомых мало, а потом приедешь домой, — мама дня три дуется и все вздыхает. Зимой у нас бывает бал… Только это совсем не то,
что у Ляховских. Я в прошлом году в первый раз была у них на балу, — весело, прелесть! А у нас больше купцы бывают и только пьют…
— Видишь, Надя, какое дело выходит, — заговорил старик, — не сидел бы я, да и не думал, как добыть деньги, если бы мое время не ушло. Старые друзья-приятели кто разорился, кто на том свете, а новых трудно наживать. Прежде стоило рукой повести Василию Бахареву, и за капиталом дело бы не стало, а теперь… Не знаю вот,
что еще в банке скажут: может, и поверят. А если не поверят, тогда
придется обратиться к Ляховскому.
Привалов ничего не отвечал. Он думал о том,
что именно ему
придется вступить в борьбу с этой всесильной кучкой. Вот его будущие противники, а может быть, и враги. Вернее всего, последнее. Но пока игра представляла закрытые карты, и можно было только догадываться, у кого какая масть на руках.
Час, который Привалову
пришлось провести с глазу на глаз с Агриппиной Филипьевной, показался ему бесконечно длинным, и он хотел уже прощаться, когда в передней послышался торопливый звонок. Привалов вздрогнул и слегка смутился: у него точно
что оборвалось внутри… Без сомнения, это была она, это были ее шаги. Антонида Ивановна сделала удивленное лицо, застав Привалова в будуаре maman, лениво протянула ему свою руку и усталым движением опустилась в угол дивана.
Привалов кое-как отделался от непрошеной любезности Хины и остался в буфете, дверь из которого как раз выходила на лестницу, так
что можно было видеть всех, входивших в танцевальный зал. С Хиной
приходилось быть любезным, потому
что она могла пригодиться в будущем.
— Знаете, Антонида Ивановна, я всегда немножко жалела вас, — тронутым голосом говорила она. — Конечно, Александр Павлыч — муж вам, но я всегда скажу,
что он гордец… Да!.. Воображаю, сколько вам
приходится терпеть от его гордости.
Но чтобы иметь право на такую роскошь, как отдельная комната, Надежде Васильевне
пришлось выдержать ту мелкую борьбу, какая вечно кипит под родительскими кровлями: Марья Степановна и слышать ничего не хотела ни о какой отдельной комнате, потому — для
чего девке отдельная комната, какие у ней такие важные дела?..
Обед был подан в номере, который заменял приемную и столовую. К обеду явились пани Марина и Давид. Привалов смутился за свой деревенский костюм и пожалел,
что согласился остаться обедать. Ляховская отнеслась к гостю с той бессодержательной светской любезностью, которая ничего не говорит. Чтобы попасть в тон этой дамы, Привалову
пришлось собрать весь запас своих знаний большого света. Эти трогательные усилия по возможности разделял доктор, и они вдвоем едва тащили на себе тяжесть светского ига.
Итак,
приходилось ждать и следить за деятельностью Половодова. Вся трудность задачи заключалась в том,
что следить за действиями конкурса нельзя было прямо, а
приходилось выискивать подходящие случаи. Первый свой отчет Половодов должен был подать будущей осенью, когда кончится заводский год.
Собственно, ей давно хотелось куда-нибудь подальше уехать из Узла, где постоянно
приходилось наталкиваться на тяжелые воспоминания, но когда доктор заговорил о приваловской мельнице, Надежде Васильевне почему-то не хотелось воспользоваться этим предложением, хотя она ни на мгновение не сомневалась в том,
что Привалов с удовольствием уступит им свой флигелек.
Привалов сдержал свое слово и перестал пить, но был такой задумчивый и печальный,
что Надежде Васильевне тяжело было на него смотреть. Трезвый он действительно почти совсем не разговаривал, то есть ничего не рассказывал о себе и точно стыдился,
что позволил себе так откровенно высказаться перед Надеждой Васильевной… Таким образом ей разом
пришлось ухаживать за двумя больными,
что делало ее собственное положение почти невыносимым. Раз она попробовала предложить очень энергическую меру Привалову...
Не прошло недели деревенского житья, как Надежда Васильевна почувствовала уже,
что времени у нее не хватает для самой неотступной работы, не говоря уже о том,
что было бы желательно сделать.
Приходилось, как говорится, разрываться на части, чтобы везде поспеть: проведать опасную родильницу, помочь нескольким больным бабам, присмотреть за выброшенными на улицу ребятишками… А там уже до десятка белоголовых мальчуганов и девчонок исправно являлись к Надежде Васильевне каждое утро, чтобы «происходить грамоту».
Раз или два, впрочем, Надежда Васильевна высказывала Привалову,
что была бы совсем счастлива, если бы могла навсегда остаться в Гарчиках. Она здесь открыла бы бесплатную школу и домашнюю лечебницу. Но как только Максим поправится,
придется опять уехать из Гарчиков на прииски.
С доктором сделалась истерика, так
что Привалову
пришлось возиться с ним до самого утра. Старик немного забылся только пред серым осенним рассветом, но и этот тяжелый сон был нарушен страшным гвалтом в передней. Это ворвалась Хиония Алексеевна, которая узнала об исчезновении Зоси, кажется, одной из последних. В кабинет она влетела с искаженным злобой лицом и несколько мгновений вопросительно смотрела то на доктора, то на Привалова.
Больной неистовствовал и бесновался, так
что его
приходилось даже связывать, иначе он разбил бы себе голову или убил первого, кто подвернулся под руку.
— Да все то же, все по-старому. Школку зимой открыла, с ребятишками возится да баб лечит. Ну, по нашему делу тоже постоянно
приходится отрываться: то да се… Уж как это вы хорошо надумали, Василий Назарыч,
что приехали сюда. Уж так хорошо, так хорошо.
Неточные совпадения
Осип. Любит он, по рассмотрению,
что как
придется. Больше всего любит, чтобы его приняли хорошо, угощение чтоб было хорошее.
Говорят,
что я им солоно
пришелся, а я, вот ей-богу, если и взял с иного, то, право, без всякой ненависти.
Бобчинский. Да если этак и государю
придется, то скажите и государю,
что вот, мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинскнй.
Но злаков на полях все не прибавлялось, ибо глуповцы от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному. Напрасно они воздевали руки, напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии — бог не внимал мольбам. Кто-то заикнулся было сказать,
что"как-никак, а
придется в поле с сохою выйти", но дерзкого едва не побили каменьями, и в ответ на его предложение утроили усердие.
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая
приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял,
что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.