Неточные совпадения
Это предложение совсем обескуражило Арефу, и он никак не мог
взять в толк, что он
будет делать на заводах у Гарусова. Совсем не по его духовной части, да и расстаться с Служнею слободой тяжко. Ох, как тяжко, до смертыньки!
— Ступайте к попу Мирону, у него денег много, — посоветовал ехидно Арефа. —
Будет пожива… Пожалуй, вот девку мою
возьмите, надоело мне ее кормить.
— Несчастная я уродилась, — шептала Охоня. — Не люб он мне
был, когда сватался, а тут… ох, горькое мое горюшко!.. Свету белого я не взвидела, как игумен
взял ножницы… дух у меня занялся… умереть бы мне…
— Што, монастырская крыса, обознал теперь, какой
есть Гарусов? — засмеялся сам и махнул рукой приставам: — Эй,
возьмите ворону да посадите ее в яму, штобы поменьше каркала.
Гарусов и Арефа знали по-татарски и понимали из отрывочных разговоров схвативших их конников, что их везут в какое-то стойбище, где большой сбор. Ох, что-то
будет?.. Всех конников
было человек двадцать, и все везли в тороках награбленное по русским деревням добро, а у двоих за седлами привязано
было по молоденькой девке. У орды уж такой обычай: мужиков перебьют, а молодых девок в полон
возьмут.
— Горденек стал, игумен, а господь и тебя найдет. С меня нечего
взять: стара и немощна. А жалеючи трудниц, говорю тебе… Их некому ущитить
будет в обители. Сиротские слезы велики… Ты вот зол, а может, позлее тебя найдутся.
— Што, сладко ли в орде
было? — спросил игумен, останавливаясь. — Все, видно, бросил, ничего с собою не
взял… Монастырское-то добро впрок не пошло? Вижу твое рубище, а не вижу смирения…
— Эй вы, вороны, сдавайтесь батюшке Петру Федорычу! А то силой
возьмем: хуже
будет. Игумен бежал, а вам нечего больше ждать… На чужом месте сидите!
Так шайка и не могла
взять монастыря, несмотря на отчаянный приступ. Начало светать, когда мятежники отступили от стен, унося за собой раненых и убитых. Белоус
был контужен в голову и замертво снесен в Дивью обитель. Он только там пришел в себя и первое, что узнал, это то, что приступ отбит с большим уроном.
Нет, думаю, мне бы хоть черточку! хоть бы самую махочку черточку, только одну, но только такую, чтоб уж этак руками можно
взять было, чтоб уж вещь была, а не то что одну эту психологию.
Сначала
взяли было один, а потом постепенно и все четыре рифа. Медленно, туго шли мы, или, лучше сказать, толклись на одном месте. Долго шли одним галсом, и 8-го числа воротились опять на то же место, где были 7-го. Килевая качка несносная, для меня, впрочем, она лучше боковой, не толкает из угла в угол, но кого укачивает, тем невыносимо.
Я помню, когда приехала на самое пущенье, перед филипповкою, и
взяла было тебя на руки, то ты чуть не испортил мне всего платья; к счастию, что успела передать тебя мамке Матрене.
Потом она стала сама мне рассказывать про себя: как ее отец и мать жили в бедности, в нужде, и оба померли; как ее
взял было к себе в Багрово покойный мой и ее родной дедушка Степан Михайлович, как приехала Прасковья Ивановна и увезла ее к себе в Чурасово и как живет она у ней вместо приемыша уже шестнадцать лет.
Неточные совпадения
Хлестаков. Поросенок ты скверный… Как же они
едят, а я не
ем? Отчего же я, черт
возьми, не могу так же? Разве они не такие же проезжающие, как и я?
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип,
возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную
возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие
были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Городничий. А, черт
возьми, славно
быть генералом! Кавалерию повесят тебе через плечо. А какую кавалерию лучше, Анна Андреевна, красную или голубую?
Право, на деревне лучше: оно хоть нет публичности, да и заботности меньше;
возьмешь себе бабу, да и лежи весь век на полатях да
ешь пироги.