Неточные совпадения
— Так, моя милейшая, нельзя-с держать себя, — говорила она,
проводив Долинского, Юлочке. — Здесь
не губерния, и особенно
с этим человеком… Мы знакомы
с его сестрой, так должны держать себя
с ним совсем на другой ноге.
—
Не знаю, глупый, должно быть, какой-то, далеко-далеко меня
провожал и все глупости какие-то врет. Завтракать
с собой звал, а я
не пошла, велела себе тут, на этом углу, в лавочке, маронов купить и пожелала ему счастливо оставаться на улице.
Счастливый случай
свел его где-то в Неаполе
с довольно безобразной синьорой Луизой, которую он привез
с собою в Россию, и долго
не переставал кстати и некстати кричать о ее художественных талантах и страстной к нему привязанности.
Он смотрел на нее как на что-то неприкосновенное, высшее обыкновенной женщины; разговаривал
с ней он,
не сводя своего взора
с ее прекрасных глаз; держался перед ней как перед идолом: ни слова необдуманного, ни шутки веселой — словом, ничего такого, что он даже позволял себе в присутствии одной Доры — он
не мог сделать при Анне Михайловне.
Но вечером они разговора
не завели;
не завели они этого разговора и на другой, и на третий, и на десятый вечер. Все смелости у них недоставало. Даше, между тем, стало как будто полегче. Она вставала
с постели и ходила по комнате. Доктор был еще два раза, торопил отправлением больной в Италию и подтрунивал над нерешимостью Анны Михайловны. Приехав в третий раз, он сказал, что решительно весны упускать нельзя и, поговорив
с больной в очень удобную минуту, сказал ей...
Так просидела она здесь больше двух часов, молча, спокойно,
не сводя глаз
с окна, и ей все становилось скучнее и скучнее.
— Ja, bitte, [Да, пожалуйста (нем.).] — твердо ответил Илья Макарович,
не сводя глаз
с шьющей Гретхен.
Утром у Даши был легонький кашель. День целый она
провела прекрасно, и доктор нашел, что здоровье ее пришло опять в состояние самое удовлетворительное.
С вечера ей
не спалось.
Крылатый божок, кажется, совсем поселился в трех комнатках m-me Бюжар, и другим темным и светлым божествам
не было входа к обитателям скромной квартирки
с итальянским окном и густыми зелеными занавесками. О поездке в Россию, разумеется, здесь уж и речи
не было, да и о многом, о чем следовало бы вспомнить, здесь
не вспоминали и речей
не заводили. Страстная любовь Доры совершенно овладела Долинским и
не давала ему еще пока ни призадуматься, ни посмотреть в будущее.
Во время этого сна, по стеклам что-то слегка стукнуло раз-другой, еще и еще. Долинский проснулся,
отвел рукою разметавшиеся волосы и взглянул в окно. Высокая женщина, в легком белом платье и коричневой соломенной шляпе, стояла перед окном, подняв кверху руку
с зонтиком, ручкой которого она только стучала в верхнее стекло окна. Это
не была золотистая головка Доры — это было хорошенькое, оживленное личико
с черными, умными глазками и французским носиком. Одним словом, это была Вера Сергеевна.
— Уйдите от меня! — добавил он через секунду,
не сводя острого, встревоженного взгляда
с длинных пол, которые все колыхались, таинственно двигались, как будто кто-то в них путался и, разом распахнувшись, защелкали своими взвившимися углами, как щелкают детские, бумажные хлопушки, а по стеклам противоположного окна мелькнуло несколько бледных, тонких линий, брошенных заходящей луною, и вдруг все стемнело; перед Долинским выросла огромная мрачная стена, под стеной могильные кресты, заросшие глухой крапивой, по стене медленно идет в белом саване Дора.
Долинский
провел у Анны Михайловны два дня. Аккуратно он являлся
с первым омнибусом в восемь часов утра и уезжал домой
с последним в половине двенадцатого. Долинского
не оставляла его давнишняя задумчивость, но он стал заметно спокойнее и даже минутами оживлялся. Однако, оживленность эта была непродолжительною: она появлялась неожиданно, как бы в минуты забвения, и исчезала так же быстро, как будто по мановению какого-то призрака, проносившегося перед тревожными глазами Долинского.
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа
завели домашних гусей
с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и
не завесть его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно
с приятностию
проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а
не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я
не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Оборванные нищие, // Послышав запах пенного, // И те пришли доказывать, // Как счастливы они: // — Нас у порога лавочник // Встречает подаянием, // А в дом войдем, так из дому //
Проводят до ворот… // Чуть запоем мы песенку, // Бежит к окну хозяюшка //
С краюхою,
с ножом, // А мы-то заливаемся: // «Давать давай — весь каравай, //
Не мнется и
не крошится, // Тебе скорей, а нам спорей…»
С ребятами,
с дево́чками // Сдружился, бродит по лесу… // Недаром он бродил! // «Коли платить
не можете, // Работайте!» — А в чем твоя // Работа? — «Окопать // Канавками желательно // Болото…» Окопали мы… // «Теперь рубите лес…» // — Ну, хорошо! — Рубили мы, // А немчура показывал, // Где надобно рубить. // Глядим: выходит просека! // Как просеку прочистили, // К болоту поперечины // Велел по ней
возить. // Ну, словом: спохватились мы, // Как уж дорогу сделали, // Что немец нас поймал!
Скотинин. Сам ты, умный человек, порассуди. Привезла меня сестра сюда жениться. Теперь сама же подъехала
с отводом: «Что-де тебе, братец, в жене; была бы де у тебя, братец, хорошая свинья». Нет, сестра! Я и своих поросят
завести хочу. Меня
не проведешь.