Неточные совпадения
Отказавшись окончательно от мысли выучить его разумному чтению и письму,
я стал учить его подписываться механически. К моему великому удивлению, этот способ оказался наиболее доступным Ярмоле, так
что к концу второго месяца мы уже почти осилили фамилию.
Что же касается
до имени, то его ввиду облегчения задачи мы решили совсем отбросить.
Чудится
мне затем,
что рядом с моей комнатой, в коридоре, кто-то осторожно и настойчиво нажимает на дверную ручку и потом, внезапно разъярившись, мчится по всему дому, бешено потрясая всеми ставнями и дверьми, или, забравшись в трубу, скулит так жалобно, скучно и непрерывно, то поднимая все выше, все тоньше свой голос,
до жалобного визга, то опуская его вниз,
до звериного рычанья.
И начинало
мне представляться,
что годы и десятки лет будет тянуться этот ненастный вечер, будет тянуться вплоть
до моей смерти, и так же будет реветь за окнами ветер, так же тускло будет гореть лампа под убогим зеленым абажуром, так же тревожно буду ходить
я взад и вперед по моей комнате, так же будет сидеть около печки молчаливый, сосредоточенный Ярмола — странное, чуждое
мне существо, равнодушное ко всему на свете: и к тому,
что у него дома в семье есть нечего, и к бушеванию ветра, и к моей неопределенной, разъедающей тоске.
— Нет, панычу, не пойду… ни за
что не пойду… Чтобы
я?! — опять воскликнул он, охваченный новым наплывом возмущения. — Чтобы
я пошел
до ведьмачьего кубла? Да пусть
меня Бог боронит. И вам не советую, паныч.
—
Чего мне бояться? Ничего
я не боюсь. — И в ее голосе опять послышалась уверенность в своей силе. — А только не люблю
я этого. Зачем бить пташек или вот зайцев тоже? Никому они худого не делают, а жить им хочется так же, как и нам с вами.
Я их люблю: они маленькие, глупые такие… Ну, однако,
до свидания, — заторопилась она. — Не знаю, как величать-то вас по имени… Боюсь, бабка браниться станет.
За ужином
я не переставал наблюдать за обеими женщинами, потому
что, по моему глубокому убеждению, которое
я и
до сих пор сохраняю, нигде человек не высказывается так ясно, как во время еды.
— Не знаю… Да она об этом и не любит говорить. Если же когда и скажет
что, то всегда просит забыть и не вспоминать больше… Ну, однако,
мне пора, — заторопилась Олеся, — бабушка будет сердиться.
До свидания… Простите, имени вашего не знаю.
У нас с Олесей, точно по безмолвному обоюдному уговору, вошло в обыкновение,
что она
меня провожала
до Ириновского шляха, когда
я уходил домой.
Дойдя
до Ириновского шляха,
я ее провожал обратно с полверсты, и все-таки, прежде
чем проститься, мы еще долго разговаривали, стоя под пахучим навесом сосновых ветвей.
— Пункт второй: «Запрещаются повсеместно лжепредсказания и лжепредзнаменования…» Чувствуете-с? Затем пункт третий-с: «Запрещается выдавать себя за колдуна или чародея и употреблять подобные обманы-с».
Что вы на это скажете? А вдруг все это обнаружится или стороной дойдет
до начальства? Кто в ответе? —
Я. Кого из службы по шапке? —
Меня. Видите, какая штукенция.
Слабою рукой дотягивался
я до часов, смотрел на них и с тоскливым недоумением убеждался,
что вся бесконечная вереница моих уродливых снов заняла не более двух-трех минут: «Господи!
Прошло еще пять дней, и
я настолько окреп,
что пешком, без малейшей усталости, дошел
до избушки на курьих ножках. Когда
я ступил на ее порог, то сердце забилось с тревожным страхом у
меня в груди. Почти две недели не видал
я Олеси и теперь особенно ясно понял, как была она
мне близка и мила. Держась за скобку двери,
я несколько секунд медлил и едва переводил дыхание. В нерешимости
я даже закрыл глаза на некоторое время, прежде
чем толкнуть дверь…
Я помню, очень ясно помню только то,
что ко
мне быстро обернулось бледное лицо Олеси и
что на этом прелестном, новом для
меня лице в одно мгновение отразились, сменяя друг друга, недоумение, испуг, тревога и нежная сияющая улыбка любви… Старуха что-то шамкала, топчась возле
меня, но
я не слышал ее приветствий. Голос Олеси донесся
до меня, как сладкая музыка...
— Значит, и раньше, еще
до моей болезни, ты тоже могла, но только не хотела оставаться со
мною один на один… Ах, Олеся, если бы ты знала, какую ты причинила
мне боль…
Я так ждал, так ждал каждый вечер,
что ты опять пойдешь со
мною… А ты, бывало, всегда такая невнимательная, скучная, сердитая… О, как ты
меня мучила, Олеся!..
— Дорогой мой, а
я ведь и забыла совсем,
что тебе домой надо спешить, — спохватилась вдруг Олеся. — Вот какая гадкая! Ты только
что выздоровел, а
я тебя
до сих пор в лесу держу.
— Это правда, Олеся. Это и со
мной так было, — сказал
я, прикасаясь губами к ее виску. —
Я до тех пор не знал,
что люблю тебя, покамест не расстался с тобой. Недаром, видно, кто-то сказал,
что разлука для любви то же,
что ветер для огня: маленькую любовь она тушит, а большую раздувает еще сильней.
Но
чем ближе подходило время моего отъезда, тем больший ужас одиночества и большая тоска овладевали
мною. Решение жениться с каждым днем крепло в моей душе, и под конец
я уже перестал видеть в нем дерзкий вызов обществу. «Женятся же хорошие и ученые люди на швейках, на горничных, — утешал
я себя, — и живут прекрасно и
до конца дней своих благословляют судьбу, толкнувшую их на это решение. Не буду же
я несчастнее других, в самом деле?»
И
я принимался считать в уме, но когда доходил
до двадцати семи, то чувствовал,
что решимость еще не созрела во
мне.
— Перестань, Олеся… Это меньше всего
меня останавливает.
Что мне за дело
до твоей родни, если ты сама для
меня дороже отца и матери, дороже целого мира? Нет, все это мелочи, все это пустые отговорки!..
Повторяю,
что многие подробности этого происшествия
я узнал гораздо позднее. У
меня не хватило сил и терпения дослушать
до конца рассказ Мищенки.
Я вдруг вспомнил,
что Ярмола, наверно, не успел еще расседлать лошадь, и, не сказав изумленному конторщику ни слова, поспешно вышел на двор. Ярмола действительно еще водил Таранчика вдоль забора.
Я быстро взнуздал лошадь, затянул подпруги и объездом, чтобы опять не пробираться сквозь пьяную толпу, поскакал в лес.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья.
Что же
до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую
я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Городничий (с неудовольствием).А, не
до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь
я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Хлестаков. Да
что?
мне нет никакого дела
до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь,
до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но у
меня теперь нет.
Я потому и сижу здесь,
что у
меня нет ни копейки.
Хлестаков. Нет, батюшка
меня требует. Рассердился старик,
что до сих пор ничего не выслужил в Петербурге. Он думает,
что так вот приехал да сейчас тебе Владимира в петлицу и дадут. Нет,
я бы послал его самого потолкаться в канцелярию.
)Мы, прохаживаясь по делам должности, вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо ли содержатся проезжающие, потому
что я не так, как иной городничий, которому ни
до чего дела нет; но
я,
я, кроме должности, еще по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием, — и вот, как будто в награду, случай доставил такое приятное знакомство.