Неточные совпадения
Поручик, юный годами и опытностью, хотя и знал, что у русских мужиков есть обычай встречать с хлебом и солью, однако полагал, что это делается не более как для проформы, вроде
того, как подчиненные являются иногда к начальству с ничего не значащими и ничего не выражающими рапортами; а теперь, в настоящих обстоятельствах, присутствие этого стола с этими стариками показалось ему даже, в некотором смысле, дерзостью: помилуйте, тут люди намереваются одной собственной особой, одним своим появлением задать этому мужичью доброго трепету, а тут вдруг, вовсе уж и без малейших признаков какого бы
то ни было страха, выходят прямо перед ним,
лицом к
лицу, два какие-то человека, да еще со своими поднесениями!
— «Мужики! Мужики!» — что такое «мужики»?.. Мужики — это вздор! Никаких тут мужиков нам и не надобно. Главная штука в
том, — значительно понизил он голос, наклоняясь к
лицу молодой девушки, — чтобы демонстрацию сделать… демонстрацию правительству, — поймите вы это, сахарная голова!
Новое движение между присутствующими; губернский предводитель князь Кейкулатов появился в зале. Непомук «наилюбезнейше и наипочтительнейше» приветствует князя; в свою очередь князь точно
тем же платит Непомуку, — и оба довольны друг другом, и оба в душе несколько поругивают друг друга;
тем не менее взаимное удовольствие написано на их
лицах.
Полицмейстер Гнут, изобразив на
лице своем суровую строгость, смешанную с ужасом, и тихонько отставив стул, на осторожных цыпочках предупредительно направился в
ту сторону, откуда раздалась эта неуместная «брава».
Волоса ее точно так же были острижены; но
то, что довольно еще шло к молодому личику хозяйки, вовсе уж было не к
лицу ее двадцатисемилетней гостье, придавая всей физиономии ее не
то какой-то птичий, не
то — деревянно-кукольный и даже неприятный характер.
Тот это заметил. Его покоробило и передернуло под ее спокойным взглядом; брови насупились, и на
лицо выступила багровая краска.
Полояров избоченился и приготовился слушать с
тем высокомерным, зевесовским достоинством, которое почитал убийственным, уничтожающим для каждого дерзновенного, осмелившегося таким образом подойти к его особе. А между
тем в нем кипела и багровыми пятнами выступала на
лицо вся его злоба, вся боль уязвленного самолюбия. В
ту минуту у него руки чесались просто взять да прибить эту Стрешневу.
Но я не хочу также, чтобы бедные дети, которые ни в чем не виноваты, благодаря вам лишились
того образования, которое уже они получали; поэтому я учреждаю над школой административный надзор, и вы потрудитесь передать заведывание ею
тому благонадежному
лицу, которое будет мною назначено!..
Иным хотелось самолично участвовать в спектакле, в числе действующих
лиц, дабы публично обнаружить свои таланты и прелести, причем особенно имелся в виду блистательный и дорогой гость: каждая мечтала так или иначе затронуть его баронское сердце, и поэтому каждая наперерыв друг перед дружкой изощряла все силы остроумия и фантазии насчет туалета: madame Чапыжниковой хотелось во что бы
то ни стало перещеголять madame Ярыжникову, a madame Пруцко сгорала желанием затмить их обеих, поэтому madame Чапыжникова тайком посылала свою горничную поразведать у прислуги madame Ярыжниковой, в чем думает быть одета их барыня, a madame Пруцко нарочно подкупила горничных
той и другой, чтоб они сообщали ей заранее все таинства туалета двух ее приятельниц.
— Что это, сдачу хотите? (при этом следовал все
тот же мило и грациозно-удивленный взгляд). Но у меня нет мелких; я не имею сдачи, значит, уж надобно жертвовать все… Я вас буду очень, очень благодарить за это, от
лица моих милых бедных!
И чем же не годятся? а что касается до «Квартета»,
то тут даже и костюмов не надо: возьмите просто членов губернского правления и поставьте — целиком, как есть, будет картина в
лицах!
Избиравший составлял звено с
тем лицом, которое самого его выбрало, и т. д.
Эти последние двое успешно завербовали себе тройки, знающие, что местный центр в чьем-то
лице существует, но в чьем? —
то пока остается для них непроницаемой тайной, да надеемся, таковою и навсегда останется.
Слово святого костела и тайна конфессионала сделали, с помощию Бога,
то, что
те лица и даже целые семейства, которые, живя долгие годы в чуждой среде, оставили в небрежении свой язык и даже национальность, ныне вновь к ним вернулись с раскаянием в своем печальном заблуждении и
тем более с сильным рвением на пользу святой веры и отчизны.
Учитель еще не спал и работал, обложенный какими-то книгами да математическими вычислениями. В первую минуту он даже испуганно отшатнулся от своего нежданного гостя, до
того было болезненно-бледно и расстроено
лицо Лубянского.
Оставшись, наконец, совершенно один, Петр Петрович долго стоял посредине комнаты не
то в каком-то растерянном раздумье, не
то в полном оцепенелом бессмыслии. Даже
лицо его не выражало теперь никакого оттенка горя, тоски или думы, или другого какого ощущения, но не сказывалось в нем тоже и равнодушия, ни апатичной усталости, а было оно, если можно так выразиться, вполне безлично, безвыразительно.
А между
тем лицо его было несколько бледно, и сердце билось шибко-шибко и немного болезненно.
Шишкин опять слегка смутился. Некоторое сомнение закралось ему в голову: случайно все это или нет? Из
тех, или шпионит? Но, взглянув внимательно на
лицо своего знакомца и прочтя на нем полнейшее и открытое простодушие, он снова решил, что Свитка ни
то, ни другое.
В странных каких-то отношениях вдруг очутились между собою эти три
лица, с
той минуты, как слово великодушия нежданно-негаданно было произнесено Полояровым.
— Ну, уж что сказано раз… так уж нечего говорить, — пробурчал наконец Ардальон сквозь зубы, в каком-то раздумье. — Да, пожалуйста, слезы-то в сторону! — прибавил он, заметив, что невеста вытерла платком свои глаза; — терпеть не могу, когда женщины плачут: у них тогда такое глупое
лицо — не
то на моченую репу, не
то на каучуковую куклу похоже… Чего куксишь-то? Полно!.. Садись-ка лучше ко мне на колени — это я, по крайности, люблю хоть; а слезы — к черту!
Майор, запахнув халатик, подкрался на цыпочках к двери и осторожно заглянул на дочь из своей комнаты. Тревога отеческой любви и вместе с
тем негодующая досада на кого-то чем-то трепетным отразились на
лице его. Нервно сжимая в зубах чубучок своей носогрейки, пришел он в зальце, где сидела Нюта, не замечавшая среди горя его присутствия, и зашагал он от одного угла до другого, искоса взглядывая иногда на плачущую дочку.
И чтение продолжалось. И по мере
того, как продолжалось оно, оказывалось и достодолжное воздействие его на либерала и патриота славнобубенского. Брови его супились,
лицо хмурилось, губы подергивало нервическою гримаскою. Он
то бледнел,
то наливался пунцовым пионом и дышал тяжело, с каким-то сопеньем; на лбу проступали капли крупного поту, а в глазах выражение злобы и негодования сменялось порою выражением ужаса и боязни.
Наступила уже ночь, а с ее тишиной стало ощутительным
то особенное явление, которое летом всегда замечается на Волге: вдруг, откуда-то с юга пахнет в
лицо тебе струя теплого, сильно нагретого воздуха, обвеет всего тебя своим нежащим, мягким дыханием,
то вдруг вслед за
тем, с северо-востока резким холодком потянет и опять, спустя некоторое время, теплая струя, и опять холодок, а в промежутках — ровная тишь и мягкая ночная прохлада.
Ясность душевная и твердое спокойствие были написаны на его строгом и в
то же время кротком
лице.
— Молиться и плакать — это все, что осталось им в настоящее время, — тихо, но отчетливо и медленно проговорил граф с благоговейным выражением глубокого почтения в
лице, придавая
тем самым значительную вескость своим серьезным словам, вместе с которыми встал с места и пошел навстречу хозяйке, показавшейся в дверях залы.
— До свиданья… до свиданья… — вся слегка дрожа, тихо шептала и принужденно улыбалась девушка и глядела в его
лицо, отрывая и в
то же время не желая отрывать от его губ свою руку. — Ну, будет… будет… Пойдемте… Пора… Тетушка ждет к чаю…
Толпа студентов между
тем возросла до девятисот человек, увеличиваясь партикулярными
лицами, так или иначе приобщившими себя к студентскому кругу.
Но ни ненависти, ни даже оскорбления показать не решился, а так как эта пилюля была им проглочена в присутствии других
лиц,
то Ардальон моментально сообразил за лучшее обратить все дело в шутку.
— Э! дурак был… не умел воспользоваться! — с досадой сорвалось у него с языка, и студент заметил, как
лицо его передернула какая-то скверная гримаска досадливого сожаления о чем-то. Но Ардальон вдруг спохватился. —
То есть вот видите ли, — стал он поправляться в прежнем рисующемся тоне, — все бы это я мог легко иметь, — капитал, целый капитал, говорю вам, — потому все это было мое, по праву, но… я сам добровольно от всего отказался.
Та развернула бумагу и быстро принялась читать. По ее
лицу можно было видеть, какое впечатление производит на нее это послание.
Несколько выдвинутая вперед нижняя челюсть и тонкие подобранные, сжатые губы, несмотря на общую болезненность физиономии, придавали его
лицу какое-то презрительное и вместе с
тем энергическое, твердое выражение решимости и силы.
Это
лицо было из
тех, которые невольно останавливают на себе некоторое внимание.
Вдруг Хвалынцев заметил, что в нескольких шагах от него грохнулся на мостовую человек. Он вгляделся и узнал знакомого:
то лежал один кандидат университета, кончивший курс нынешнею весной.
Лицо его было облито кровью. Первым движением студента было броситься к нему на помощь, но чья-то сильная рука предупредила его порыв.
На стороне
той неведомой силы, которая в
лице этого Свитки протягивает теперь ему руку, он как будто чуял и свет, и правду, и свободу или по крайней мере борьбу за них.
В просторном кабинете, за большим столом, при слабом освещении двух свечей, под зелеными абажурами, сидел хозяин этой квартиры. Комфортабельная и вместе с
тем скромная обстановка, судя по обилию книг, корректур и деловых казенных бумаг, указывала, что кабинет этот принадлежит
лицу, которое соединяет в себе литератора-издателя с довольно значительным чиновником. Этот литератор-издатель и вместе с
тем значительный чиновник был собственник типографии, надворный советник Иосиф Игнатьевич Колтышко.
Умное и энергическое
лицо Чарыковского и несколько выдвинутая вперед нижняя челюсть Колтышки, с его тонкими, подобранными и сжатыми губами, придававшими его
лицу какое-то презрительное и вместе с
тем энергическое, твердое выражение решимости и силы, и эти наглые серые глаза, дышавшие умом, и эта изящная скромность манер — все это сразу напомнило Хвалынцеву вчерашний день перед университетом и
ту минуту, когда он подошел к Василию Свитке.
Высокий рост, необыкновенно соразмерная, гармоническая стройность; упругость и гибкость всех членов и сильного стана;
лицо, полное игры и жизни, с таким румянцем и таким цветом, который явно говорил, что в этом организме много сил, много крови и что организм этот создан не севером, а развился под более благодатным солнцем: блестящие карие глаза под энергически очерченными бровями и совершенно пепельные, роскошные волосы — все это, в соединении с необыкновенно симпатичной улыбкой и чисто славянским типом
лица, делало эту женщину не
то что красавицей, но лучше, поразительнее красавицы: оно отличало ее чем-то особым и говорило про фанатическую энергию характера, про физическую мощь и в
то же время — сколь ни редко такое сочетание — про тонкую и старую аристократическую породу.
— О! если такой найдется и если сумеет быть действительно героем, — тихо говорила она, с
тою же блуждающей по
лицу грустно-раздумчивой улыбкой; — да я не знаю, на что бы я решилась для такого человека! Вся благодарность польки… даже… вся душа, все сердце, вся жизнь, вся любовь моя принадлежала бы этому человеку!..
Он не видел ее
лица, не видел
того выражения и
той улыбки, которая играла на нем в эту минуту, но чувствовал, что эта женщина близко склоняется над его поникшим
лицом, почти приникает к самому плечу его; чувствовал на горячей щеке своей легкое, случайное прикосновение ее душистого локона; чувствовал, что она не отрывает и не хочет отрывать рук из-под его поцелуев, и какое-то странное благоговение к ней проницало всю его душу.
Надо было не допустить этой встречи по крайней мере хоть до
тех пор, когда все уже будет кончено, когда рекомендательное письмо от очень значительного
лица из Главного Штаба к полковому командиру и начальнику дивизии будет добыто чрез Чарыковского, когда деньги и подорожная будут лежать в кармане, так что только бы завтра сесть и ехать, тогда пусть себе на прощанье повидается.
Свитка внимательно следил за выражением его
лица и видел, как тревожно забегали его глаза по этим косым строчкам. «Бога ради, где вы и что с вами?» — стояло в этой записке. «Эта ужасная неизвестность вконец измучила меня. Я просто голову теряю. Если вы вернетесь в эту квартиру живы и здоровы,
то Бога ради, не медля ни одной минуты, сейчас же приезжайте к нам. Все равно в какое время, только приезжайте. Если же нельзя,
то хоть уведомьте. Я жду. Ваша Т.»
— Вы видите, что эта бумажка оторвана зигзагом; ну, так вот другая ее половинка отослана в Варшаву, вместе с вашей номинацией, а там уж она будет передана Палянице, и когда вы к нему явитесь и предъявите вашу половинку,
то он сверит ее со своей, и это будет для него подтверждение, что вы действительно
то самое
лицо, на имя которого у них имеется номинация.
— Ну, дай вам Господи всякого счастия! — непритворно пожелала она ему на прощанье, все с
тем же мертвенным спокойствием в
лице и во взоре.
В общем и наиболее постоянном выражении красивого
лица Сусанны Ивановны господствовала все
та же бесконечная доброта, отчасти апатичная ленивость и еще какая-то недальновидность.
Взглянув на
лицо Устинова, майор чутко угадал, что
тот, должно быть, принес вести недобрые.
Устинов досадливо замолчал и шел несколько времени, не проронив слова. И по его
лицу, и по его тону Стрешнева заметила, что в нем искренно высказывается теперь все
то, что давно уже успело накипеть на сердце.
В
то же самое время, как тверские гимназисты изгоняли из собрания даму, тринадцать
лиц, принадлежавших к составу мировых учреждений Тверской губернии, из которых многие уже перешагнули границу лет, где по тогдашней вере молодого поколения начиналась область «отсталости», были арестованы, привезены в Петропавловскую крепость и преданы суду Сената.
Когда Иван Аксаков назвал стремления и посягательства поляков на Западный край и на Киев политическим безумием,
то так называемое «общественное мнение», в
лице всех журналов, напало на него «за резкие выражения, направленные против поляков».
То же было и по поводу Писемского, и притом в
то же самое время: «Искра», одобренная и поддержанная «Современником» в
лице четырех его соредакторов, специально заявивших ей в особом благоволивом адресе свое одобрение, сделала знаменитый силлогизм такого рода: «Никита Безрылов написал фельетон, достойный всякого порицания; следственно романы и повести г. Писемского, да и сам г.
До сих пор жандармы и сыщики этого направления именовали себя
то «свистунами»,
то «сектой поморцев». — Базаров назвал себя «нигилистом», и с
тех пор это словцо стало самым популярным по
лицу земли Русской.