Неточные совпадения
— Как бы снег не так валил, то нам бы и думать нечего. Эй
ты, мерзлый! Полно, брат, гарцевать, сиди смирнее!
Ну, теперь отлегло от сердца; а давеча пришлось было так жутко, хоть тут же ложись да умирай… Ахти, постой-ка: никак, дорога пошла направо. Мы опять едем целиком.
— Эге, да
ты стал поговаривать!
Ну, что, брат, ожил?
— Сюда, Юрий Дмитрич, сюда! Вот и плетень! Тише, боярин, тише! околица должна быть левее — здесь.
Ну, слава
тебе господи! — продолжал он, отворяя ворота. — Доехали!.. и вовремя: слышишь ли, как опять завыл ветер? Да пусть теперь бушует, как хочет; нам и горюшки мало: в избе не озябнем.
— А то, любезный, что другой у
тебя не останется, как эту сломят.
Ну, пристало ли земскому ярыжке говорить такие речи о князе Пожарском? Я человек смирный, а у другого бы
ты первым словом подавился! Я сам видел, как князя Пожарского замертво вынесли из Москвы. Нет, брат, он не побежит первый, хотя бы повстречался с самим сатаною, на которого, сказать мимоходом,
ты с рожи-то очень похож.
— А вот что, родимый. Сосед наш, убогий помещик, один сын у матери. Ономнясь боярин зазвал его к себе пображничать: что ж, батюшка?.. для своей потехи зашил его в медвежью шкуру, да и
ну травить собакою! И, слышь
ты, они, и барин и собака, так остервенились, что насилу водой разлили. Привезли его, сердечного, еле жива, а бедная-то барыня уж вопила, вопила!.. Легко ль! неделю головы не приподымал!
— Слушайте, товарищи! — продолжал Юрий. — Если кто из вас тронется с места, пошевелит одним пальцем, то я в тот же миг размозжу ему голову. А
ты, ясновельможный, прикажи им выйти вон, я угощаю одного
тебя.
Ну, что ж
ты молчишь?.. Слушай, поляк! Я никогда не божился понапрасну; а теперь побожусь, что
ты не успеешь перекреститься, если они сейчас не выйдут. Долго ль мне дожидаться? — прибавил он, направляя дуло пистолета прямо в лоб поляку.
— Смелей, пан Копычинский, смелей! — сказал Кирша. —
Ты видишь, немного осталось. Что робеть, то хуже…
Ну, вот и дело с концом! — примолвил он, когда поляк проглотил последний кусок.
— И теплее, боярин; а здесь так ветром насквозь и прохватывает.
Ну, Юрий Дмитрич, — продолжал Алексей, радуясь, что господин его начал с ним разговаривать, — лихо же
ты отделал этого похвальбишку поляка! Вот что называется — угостить по-русски! Чай, ему недели две есть не захочется. Однако ж, боярин, как мы выезжали из деревни, так в уши мне наносило что-то неладное, и не будь я Алексей Бурнаш, если теперь вся деревушка не набита конными поляками.
— Эх, боярин! захотел
ты совести в этих чертях запорожцах; они навряд и бога-то знают, окаянные! Станет запорожский казак помнить добро! Да он, прости господи, отца родного продаст за чарку горелки.
Ну вот, кажется, и просека. Ай да лесок! Эка трущоба — зги божьей не видно! То-то приволье, боярин: есть где поохотиться!.. Чай, здесь медведей и всякого зверя тьма-тьмущая!
—
Ну, не говорил ли я
тебе, что это Кирша? — сказал он Алексею.
—
Ну, как
ты мекаешь, кормилец! — продолжала Григорьевна, — болезнь, что ль, у нее какая, или она сохнет…
— Поговори, родимый, поговори: ум хорошо, а два лучше.
Ну, батюшка, теперь и я
тебе челом! Не оставь меня, горемычную! Ведь и у меня есть до
тебя просьба.
—
Ну,
ну, быть так! рожа-та у
тебя бредет:
тебя и так все величают старою ведьмой… Да точно ли
ты не выступишь из моей воли?
— То-то же, смотри! Слушай, Григорьевна, уж так и быть, я бы подался, дело твое сиротское… да у бабы волос длинен, а ум короток.
Ну если
ты сболтнешь?..
— Добро, добро, не божись!.. Дай подумать…
Ну, слушай же, Григорьевна, — продолжал мужской голос после минутного молчания, — сегодня у нас на селе свадьба: дочь нашего волостного дьяка идет за приказчикова сына. Вот как они поедут к венцу,
ты заберись в женихову избу на полати, прижмись к уголку, потупься и нашептывай про себя…
— Вот еще боярыня какая! а
тебе бы, чай, хотелось, лежа на боку, сделаться колдуньей?
Ну, если успеешь, подкинь соломки, да смотри, чтоб никому не в примету.
— Ах
ты беззубая!
Ну с твоей ли харей прятаться от молодцов? — сказал Нагиба, ударив кулаком Григорьевну. — Вон отсюда, старая чертовка! А
ты, рыжая борода, ступай с нами да выпроводи нас на большую дорогу.
— Я дорого бы дал, чтоб увериться в этом.
Ну, Алексей, не совестно ли
тебе?
Ты подозревал Киршу в измене…
— Осьмой день! Хорошего же гонца выбрал мой будущий зять!
Ну, молодец, если б
ты служил мне, а не пану Гонсевскому…
—
Ну что, Власьевна, — спросил боярин, — порадуешь ли
ты меня? Какова Настенька?
—
Ну, если
ты велишь, родимый, так делать нечего. Подайте мне ковш воды.
—
Ну, Григорьевна! я не ожидал от
тебя такой прыти, — сказал Кудимыч, — хоть бы мне, так впору. Точно, точно! — прибавил он, посмотрев в ковш с водою, — красна украл Федька Хомяк, и они теперь у него запрятаны в овине.
—
Ну да, — сказал Кудимыч, оправясь от первого замешательства. — Что
ты, лучше моего, что ль, это знаешь?
— Послушай, господин приказчик, — продолжал Кирша, — не греши на Федьку Хомяка: он ни в чем не виноват. Не правда ли, Кудимыч?..
Ну, что
ты молчишь?
Ты знаешь, что не он украл красна.
—
Ну, так и быть! пусть на свадьбе никто не горюет. Бог
тебя простит, только вперед не за свое дело не берись и знай, хоть меня здесь и не будет, а если я проведаю, что
ты опять ворожишь, то у
тебя тот же час язык отымется.
—
Ну, что ж
ты молчишь, Терентьич? — сказала Власьевна, оборотясь к дверям, подле которых стоял слепой старик в поношенном синем кафтане. — Видишь, боярышня призадумалась; начни другую сказку, да, смотри, повеселее.
—
Ну, власть твоя, сударыня! Ступай, Терентьич. Эй вы, красные девицы! сведите его вниз; ведь он, пожалуй, сослепу-то расшибется.
Ну, матушка Анастасья Тимофеевна, — продолжала она, — уж я, право, и не придумаю, что с
тобою делать! Не позвать ли Афоньку-дурака?
— Чего ж
ты испугалась, родимая?
Ну, так и есть!
Ты, верно, подумала?.. Вот то-то и беда! пан, да не тот.
—
Ну, что
ты скажешь, отец мой?
— Если
ты еще хоть раз подойдешь, старуха, то испортишь все дело, — сказал сердито Кирша. — Стой вон там да гляди издали! Пожалуй-ка мне опять свою ручку, боярышня, — продолжал он, когда Власьевна отошла прочь. — Вот так… гм, гм!
Ну, Анастасья Тимофеевна,
тебе жаловаться нечего; если он
тебя сглазил, то и
ты его испортила:
ты крушишься о нем, а он тоскует по
тебе.
Ну, что, боярышня, полегче ли
тебе?
—
Ну, батюшка,
тебе честь и слава! — сказала Власьевна запорожцу. — На роду моем такого дива не видывала! С одного разу как рукой снял!.. Теперь смело просил у боярина чего хочешь.
—
Ну, голубчик,
ты не робкого десятка. Добро, добро! если
ты не хочешь остаться, так ступай с богом! Я не стану
тебя держать.
—
Ну, да не все ли это равно! — прервал Копычинский. — Дело в том, что они ушли, а откуда: из сеней или из избы, от этого нам не легче. Как
ты прибыл с своим региментом, то они не могли быть еще далеко, и не моя вина, если твои молодцы их не изловили.
— Нет?
Ну, если
ты не хочешь, так мне можно с ним оговорить?
— Вот еще что! — сказал приказчик, глядя с удивлением на восторг запорожца. — Видно, брат, у
тебя шея-то крепка!
Ну, что за потеха…
— А вот что: помнишь,
ты говорил мне о вороном персидском аргамаке? Меня раздумье берет. Хоть я и люблю удалых коней,
ну да если он в самом деле такой зверь, что с ним и ладу нет?
— Ах
ты, родимый! — сказал приказчик, обнимая запорожца. — Чем мне отслужить
тебе? Послушай-ка: если я к трем боярским корабленикам прибавлю своих два… три… —
ну, куда ни шло!.. четыре алтына…
—
Ну, что? — спросил приказчик. — Не правду ли я
тебе говорил? Смотреть любо, знатный конь!.. А на что он годится?
—
Ну, хозяин!
ты не хочешь меня потешить, так не погневайся, если и я
тебя тешить не стану.
— Ох, сват! — сказал приказчик. — Недаром у меня сердце замирает!
Ну, если… упаси господи!.. Нет, — продолжал он решительным голосом, схватив Киршу за руку, — воля твоя, сердись или нет, а я
тебя не пускаю! Как ускачешь из села…
— А что
ты думаешь, сват? — продолжал приказчик, убежденный этим последним доказательством. — В самом деле, черт ли велит ему бросить задаром три корабленика?..
Ну,
ну, быть так: оседлайте коня.
—
Ну, молодец! — сказал один из конюхов, смотря с удивлением на покрытого белой пеною аргамака. —
Тебе и владеть этим конем!
—
Ну, теперь отлегло от сердца! — сказал он. — Хвала творцу небесному! Вырвались из этого омута. Если б
ты знал, боярин, чего я вчера наслушался и насмотрелся…
— Слышишь, хозяин? Будь свидетелем.
Ну, тетка, глупа же
ты!
— Ах
ты дура неповитая!
ну те ли времена, чтоб продавать горшок молока по пяти алтын? Мы нигде меньше рубля не платили.
—
Ну,
ну, проваливай! — перервал Алексей, выталкивая за дверь старуху. — Что
тебе вздумалось сказать этой ведьме, — продолжал он, обращаясь к Кирше, — что мы платим везде по рублю за горшок молока?
— Стой, Кирша! Я не допущу
тебя! — вскричал Юрий. —
Ну, если
ты ошибаешься…
—
Ну да! Как
ты сюда попал?
— Эва, как пошел!.. — продолжал молодой парень. — Со льдины на льдину!..
Ну, хват детина!.. А что
ты думаешь… дойдет, точно дойдет!