Неточные совпадения
Квартирная
же хозяйка
его, у которой
он нанимал эту каморку с обедом и прислугой, помещалась одною лестницей ниже, в отдельной квартире, и каждый раз, при выходе на улицу,
ему непременно надо было проходить мимо хозяйкиной кухни, почти всегда настежь отворенной на лестницу.
«На какое дело хочу покуситься и в то
же время каких пустяков боюсь! — подумал
он с странною улыбкой.
В эту
же минуту
он и сам сознавал, что мысли
его порою мешаются и что
он очень слаб: второй день, как уж
он почти совсем ничего не ел.
Теперь
же, месяц спустя,
он уже начинал смотреть иначе и, несмотря на все поддразнивающие монологи о собственном бессилии и нерешимости, «безобразную» мечту как-то даже поневоле привык считать уже предприятием, хотя все еще сам себе не верил.
Молодой человек был очень доволен, не встретив ни которого из
них, и неприметно проскользнул сейчас
же из ворот направо на лестницу.
«Если о сю пору я так боюсь, что
же было бы, если б и действительно как-нибудь случилось до самого дела дойти?..» — подумал
он невольно, проходя в четвертый этаж.
«И тогда, стало быть, так
же будет солнце светить!..» — как бы невзначай мелькнуло в уме Раскольникова, и быстрым взглядом окинул
он все в комнате, чтобы по возможности изучить и запомнить расположение.
Никогда до сих пор не входил
он в распивочные, но теперь голова
его кружилась, и к тому
же палящая жажда томила
его.
Тотчас
же все отлегло, и мысли
его прояснели.
На остальных
же, бывших в распивочной, не исключая и хозяина, чиновник смотрел как-то привычно и даже со скукой, а вместе с тем и с оттенком некоторого высокомерного пренебрежения, как бы на людей низшего положения и развития, с которыми нечего
ему говорить.
Но что-то было в
нем очень странное; во взгляде
его светилась как будто даже восторженность, — пожалуй, был и смысл и ум, — но в то
же время мелькало как будто и безумие.
Ведь
он знает
же, что я не отдам.
Зачем
же, спрошу я,
он даст?
— Ничего, милостивый государь, ничего! — поспешил
он тотчас
же, и, по-видимому, спокойно, заявить, когда фыркнули оба мальчишки за стойкой и улыбнулся сам хозяин.
Милостивый государь, милостивый государь, ведь надобно
же, чтоб у всякого человека было хоть одно такое место, где бы и
его пожалели!
Ибо Катерина Ивановна такого уж характера, и как расплачутся дети, хоть бы и с голоду, тотчас
же их бить начинает.
Живет
же на квартире у портного Капернаумова, квартиру у
них снимает, а Капернаумов хром и косноязычен, и все многочисленнейшее семейство
его тоже косноязычное.
Раскольникову давно уже хотелось уйти; помочь
же ему он и сам думал. Мармеладов оказался гораздо слабее ногами, чем в речах, и крепко оперся на молодого человека. Идти было шагов двести — триста. Смущение и страх все более и более овладевали пьяницей по мере приближения к дому.
Она, кажется, унимала
его, что-то шептала
ему, всячески сдерживала, чтоб
он как-нибудь опять не захныкал, и в то
же время со страхом следила за матерью своими большими-большими темными глазами, которые казались еще больше на ее исхудавшем и испуганном личике.
Но, верно, ей тотчас
же представилось, что
он идет в другие комнаты, так как ихняя была проходная.
И она бросилась
его обыскивать. Мармеладов тотчас
же послушно и покорно развел руки в обе стороны, чтобы тем облегчить карманный обыск. Денег не было ни копейки.
— Где
же деньги? — кричала она. — О господи, неужели
же он все пропил! Ведь двенадцать целковых в сундуке оставалось!.. — и вдруг, в бешенстве, она схватила
его за волосы и потащила в комнату. Мармеладов сам облегчал ее усилия, смиренно ползя за нею на коленках.
А ведь Сонечка-то, пожалуй, сегодня и сама обанкрутится, потому тот
же риск, охота по красному зверю… золотопромышленность… вот
они все, стало быть, и на бобах завтра без моих-то денег…
Она
же и разбудила
его теперь.
Путь
же взял
он по направлению к Васильевскому острову через В—й проспект, как будто торопясь туда за делом, но, по обыкновению своему, шел, не замечая дороги, шепча про себя и даже говоря вслух с собою, чем очень удивлял прохожих.
Теперь
же письмо матери вдруг как громом в
него ударило.
Он поспешно огляделся,
он искал чего-то.
Ему хотелось сесть, и
он искал скамейку; проходил
же он тогда по К—му бульвару. Скамейка виднелась впереди, шагах во ста.
Он пошел сколько мог поскорее; но на пути случилось с
ним одно маленькое приключение, которое на несколько минут привлекло к себе все
его внимание.
Но в идущей женщине было что-то такое странное и с первого
же взгляда бросающееся в глаза, что мало-помалу внимание
его начало к ней приковываться, — сначала нехотя и как бы с досадой, а потом все крепче и крепче.
Вглядевшись в нее,
он тотчас
же догадался, что она совсем была пьяна.
— Ах, ах, как нехорошо! Ах, стыдно-то как, барышня, стыд-то какой! —
Он опять закачал головой, стыдя, сожалея и негодуя. — Ведь вот задача! — обратился
он к Раскольникову и тут
же, мельком, опять оглядел
его с ног до головы. Странен, верно, и
он ему показался: в таких лохмотьях, а сам деньги выдает!
Может, и у
него росли такие
же дочки — «словно как барышни и из нежных», с замашками благовоспитанных и со всяким перенятым уже модничаньем…
«А куда ж я иду? — подумал
он вдруг. — Странно. Ведь я зачем-то пошел. Как письмо прочел, так и пошел… На Васильевский остров, к Разумихину я пошел, вот куда, теперь… помню. Да зачем, однако
же? И каким образом мысль идти к Разумихину залетела мне именно теперь в голову? Это замечательно».
С Разумихиным
же он почему-то сошелся, то есть не то что сошелся, а был с
ним сообщительнее, откровеннее.
Он пошел домой; но, дойдя уже до Петровского острова, остановился в полном изнеможении, сошел с дороги, вошел в кусты, пал на траву и в ту
же минуту заснул.
Слагается иногда картина чудовищная, но обстановка и весь процесс всего представления бывают при этом до того вероятны и с такими тонкими, неожиданными, но художественно соответствующими всей полноте картины подробностями, что
их и не выдумать наяву этому
же самому сновидцу, будь
он такой
же художник, как Пушкин или Тургенев.
Время серенькое, день удушливый, местность совершенно такая
же, как уцелела в
его памяти: даже в памяти
его она гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь во сне.
— Да что
же это я! — продолжал
он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, — ведь я знал
же, что я этого не вынесу, так чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту… пробу, ведь я вчера
же понял совершенно, что не вытерплю… Чего ж я теперь-то? Чего ж я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера
же, сходя с лестницы, я сам сказал, что это подло, гадко, низко, низко… ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило…
Но зачем
же, спрашивал
он всегда, зачем
же такая важная, такая решительная для
него и в то
же время такая в высшей степени случайная встреча на Сенной (по которой даже и идти
ему незачем) подошла как раз теперь к такому часу, к такой минуте в
его жизни, именно к такому настроению
его духа и к таким именно обстоятельствам, при которых только и могла она, эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательное действие на всю судьбу
его?
Он решил отнести колечко; разыскав старуху, с первого
же взгляда, еще ничего не зная о ней особенного, почувствовал к ней непреодолимое отвращение, взял у нее два «билетика» и по дороге зашел в один плохенький трактиришко.
Это уже одно показалось Раскольникову как-то странным:
он сейчас оттуда, а тут как раз про нее
же.
Но почему именно теперь пришлось
ему выслушать именно такой разговор и такие мысли, когда в собственной голове
его только что зародились… такие
же точно мысли?
Что
же касается петли, то это была очень ловкая
его собственная выдумка: петля назначалась для топора.
Теперь
же, с петлей, стоит только вложить в нее лезвие топора, и
он будет висеть спокойно, под мышкой изнутри, всю дорогу.
Запустив
же руку в боковой карман пальто,
он мог и конец топорной ручки придерживать, чтоб она не болталась; а так как пальто было очень широкое, настоящий мешок, то и не могло быть приметно снаружи, что
он что-то рукой, через карман, придерживает.
Потом уже
он прибавил к дощечке гладкую и тоненькую железную полоску, — вероятно, от чего-нибудь отломок, — которую тоже нашел на улице тогда
же.
Они имели одно странное свойство: чем окончательнее
они становились, тем безобразнее, нелепее тотчас
же становились и в
его глазах.
Что
же касается до того, где достать топор, то эта мелочь
его нисколько не беспокоила, потому что не было ничего легче.
Последний
же день, так нечаянно наступивший и все разом порешивший, подействовал на
него почти совсем механически: как будто
его кто-то взял за руку и потянул за собой, неотразимо, слепо, с неестественною силою, без возражений.
Он пришел мало-помалу к многообразным и любопытным заключениям, и, по
его мнению, главнейшая причина заключается не столько в материальной невозможности скрыть преступление, как в самом преступнике; сам
же преступник, и почти всякий, в момент преступления подвергается какому-то упадку воли и рассудка, сменяемых, напротив того, детским феноменальным легкомыслием, и именно в тот момент, когда наиболее необходимы рассудок и осторожность.
По убеждению
его выходило, что это затмение рассудка и упадок воли охватывают человека подобно болезни, развиваются постепенно и доходят до высшего своего момента незадолго до совершения преступления; продолжаются в том
же виде в самый момент преступления и еще несколько времени после
него, судя по индивидууму; затем проходят, так
же как проходит всякая болезнь.