Неточные совпадения
В первый
раз я встретил Александра Петровича в доме одного старинного, заслуженного и хлебосольного чиновника, Ивана Иваныча Гвоздикова, у которого
было пять дочерей разных лет, подававших прекрасные надежды.
Были люди, помнившие, как он вошел в острог первый
раз, молодой, беззаботный, не думавший ни о своем преступлении, ни о своем наказании.
Например, я бы никак не мог представить себе: что страшного и мучительного в том, что я во все десять лет моей каторги ни
разу, ни одной минуты не
буду один?
Этот арестант, возможно,
был прототипом Петрова, он пришел на каторгу «за сорвание с ротного командира эполет».] в этот
раз не захочет лечь под розги и что майору пришел конец.
Он
был плаксив как баба и сколько
раз, бывало, после наказания, клялся и зарекался не носить контрабанды.
Между прочим, они научили меня, что должно иметь свой чай, что не худо мне завести и чайник, а покамест достали мне на подержание чужой и рекомендовали мне кашевара, говоря, что копеек за тридцать в месяц он
будет стряпать мне что угодно, если я пожелаю
есть особо и покупать себе провиант… Разумеется, они заняли у меня денег, и каждый из них в один первый день приходил занимать
раза по три.
Не
было ремесла, которого бы не знал Аким Акимыч. Он
был столяр, сапожник, башмачник, маляр, золотильщик, слесарь, и всему этому обучился уже в каторге. Он делал все самоучкой: взглянет
раз и сделает. Он делал тоже разные ящики, корзинки, фонарики, детские игрушки и продавал их в городе. Таким образом, у него водились деньжонки, и он немедленно употреблял их на лишнее белье, на подушку помягче, завел складной тюфячок. Помещался он в одной казарме со мною и многим услужил мне в первые дни моей каторги.
Обедают не вместе, а как попало, кто раньше пришел; да и кухня не вместила бы всех
разом. Я попробовал щей, но с непривычки не мог их
есть и заварил себе чаю. Мы уселись на конце стола. Со мной
был один товарищ, так же, как и я, из дворян. [Со мной
был один товарищ, так же, как и я, из дворян. — Это
был сосланный вместе с Достоевским в Омск на четыре года поэт-петрашевец С. Ф. Дуров (1816–1869).]
Вы еще не
раз встретите неприятности и брань за чай и за особую пищу, несмотря на то, что здесь очень многие и очень часто
едят свое, а некоторые постоянно
пьют чай.
Можно
было за него поплатиться спиной и
разом лишиться товара и капитала.
Тот подает ему сначала вино, по возможности чистое, то
есть всего только два
раза разбавленное; но по мере отпивания из бутылки все отпитое немедленно добавляется водой.
В остроге носились об нем странные слухи: знали, что он
был из военных; но арестанты толковали меж собой, не знаю, правда ли, что он беглый из Нерчинска; в Сибирь сослан
был уже не
раз, бегал не
раз, переменял имя и наконец-то попал в наш острог, в особое отделение.
Через минуту он расхохотался надо мной самым простодушным смехом, без всякой иронии, и, я уверен, оставшись один и вспоминая мои слова, может
быть, несколько
раз он принимался про себя смеяться.
Раз, уже довольно долго после моего прибытия в острог, я лежал на нарах и думал о чем-то очень тяжелом. Алей, всегда работящий и трудолюбивый, в этот
раз ничем не
был занят, хотя еще
было рано спать. Но у них в это время
был свой мусульманский праздник, и они не работали. Он лежал, заложив руки за голову, и тоже о чем-то думал. Вдруг он спросил меня...
Он замолчал и в этот вечер уже больше не сказал ни слова. Но с этих пор он искал каждый
раз говорить со мной, хотя сам из почтения, которое он неизвестно почему ко мне чувствовал, никогда не заговаривал первый. Зато очень
был рад, когда я обращался к нему. Я расспрашивал его про Кавказ, про его прежнюю жизнь. Братья не мешали ему со мной разговаривать, и им даже это
было приятно. Они тоже, видя, что я все более и более люблю Алея, стали со мной гораздо ласковее.
Это пресмешная история, которую я расскажу впоследствии; об Исае Фомиче я
буду говорить еще не
раз.
Много
раз начинал заговаривать с ним, но он как-то
был неспособен поддерживать разговор: улыбнется, бывало, или ответит да или нет, да и только.
Хоть у меня вовсе не
было при входе в острог больших денег, но я как-то не мог тогда серьезно досадовать на тех из каторжных, которые почти в первые часы моей острожной жизни, уже обманув меня
раз, пренаивно приходили по другому, по третьему и даже по пятому
разу занимать у меня.
Но признаюсь в одном откровенно: мне очень
было досадно, что весь этот люд, с своими наивными хитростями, непременно должен
был, как мне казалось, считать меня простофилей и дурачком и смеяться надо мной, именно потому, что я в пятый
раз давал им деньги.
И как я сам
буду в первый
раз в жизни работать?
И странное дело: несколько лет сряду я знал потом Петрова, почти каждый день говорил с ним; всё время он
был ко мне искренно привязан (хоть и решительно не знаю за что), — и во все эти несколько лет, хотя он и жил в остроге благоразумно и ровно ничего не сделал ужасного, но я каждый
раз, глядя на него и разговаривая с ним, убеждался, что М.
был прав и что Петров, может
быть, самый решительный, бесстрашный и не знающий над собою никакого принуждения человек.
Вдруг
разом во всей шумной и крикливой казарме все затихли; муху
было бы слышно.
Иногда только потешит себя, вспоминая свой удалой размах, свой кутеж, бывший
раз в его жизни, когда он
был «отчаянным», и очень любит, если только найдет простячка, с приличной важностью перед ним поломаться, похвастаться и рассказать ему свои подвиги, не показывая, впрочем, и вида, что ему самому рассказать хочется.
Как он мне влепит
раз, — хотел
было я крикнуть, раскрыл
было рот, а крику-то во мне и нет.
Представьте себе комнату шагов в двенадцать длиною и такой же ширины, в которую набилось, может
быть, до ста человек
разом, и уж по крайней мере, наверно, восемьдесят, потому что арестанты разделены
были всего на две смены, а всех нас пришло в баню до двухсот человек.
Вследствие всего этого он готовился встретить торжественный день не суетясь, не волнуясь, не смущаясь тоскливыми и совершенно бесполезными воспоминаниями, а с тихим, методическим благонравием, которого
было ровно настолько, сколько нужно для исполнения обязанности и
раз навсегда указанного обряда.
Может
быть, он еще с детства привык видеть на столе в этот день поросенка и вывел, что поросенок необходим для этого дня, и я уверен, если б хоть
раз в этот день он не покушал поросенка, то на всю жизнь у него бы осталось некоторое угрызение совести о неисполненном долге.
У нас вообще все
были в обращении друг с другом черствы, сухи, за очень редкими исключениями, и это
был какой-то формальный,
раз принятый и установленный тон.
Я в первый
раз понял тогда совершенно, что именно
есть бесконечно разгульного и удалого в разгульных и удалых русских плясовых песнях.
Милое лицо Алея сияло такою детскою, прекрасною радостью, что, признаюсь, мне ужасно
было весело на него смотреть, и я, помню, невольно каждый
раз при какой-нибудь смешной и ловкой выходке актера, когда раздавался всеобщий хохот, тотчас же оборачивался к Алею и заглядывал в его лицо.
Он тоже заметил Алея и, я видел, несколько
раз с полуулыбкой оборачивался поглядеть на него: так он
был мил! «Алей Семеныч» называл он его, не знаю зачем.
Наружная чистота везде
была очень удовлетворительна; всё, что с первого
раза бросалось в глаза, так и лоснилось.
Только что Чекунов подал мне чай (мимоходом сказать, на палатной воде, которая приносилась
разом на целые сутки и как-то слишком скоро портилась в нашем воздухе), отворилась с некоторым шумом дверь, и за усиленным конвоем введен
был только что наказанный шпицрутенами солдатик.
Это
было в первый
раз, как я видел наказанного.
Он как бы чувствует, что
есть на что опереться, и потому не ненавидит, а принимает случившееся с ним за факт неминуемый, который не им начался, не им и кончится и долго-долго еще
будет продолжаться среди
раз поставленной, пассивной, но упорной борьбы.
— Ну, да уж что! Уж так и
быть, для тебя! Знаю, что грешу, но уж так и
быть… Помилую я тебя на этот
раз, накажу легко. Ну, а что, если я тем самым тебе вред принесу? Я тебя вот теперь помилую, накажу легко, а ты понадеешься, что и другой
раз так же
будет, да и опять преступление сделаешь, что тогда? Ведь на моей же душе…
Арестант пускается бежать что
есть силы по «зеленой улице», но, разумеется, не пробегает и пятнадцати рядов; палки, как барабанная дробь, как молния,
разом, вдруг, низвергаются на его спину, и бедняк с криком упадает, как подкошенный, как сраженный пулей.
Правда, наш народ, как, может
быть, и весь народ русский, готов забыть целые муки за одно ласковое слово; говорю об этом как об факте, не разбирая его на этот
раз ни с той, ни с другой стороны.
И уж арестант знает, что читать, и знает заранее, что
будет при этом чтении, потому что эта штука
раз тридцать уже и прежде с другими повторялась.
Да и сам Смекалов знает, что арестант это знает; знает, что даже и солдаты, которые стоят с поднятыми розгами над лежащей жертвой, об этой самой штуке тоже давно уж наслышаны, и все-таки он повторяет ее опять, — так она ему
раз навсегда понравилась, может
быть, именно потому, что он ее сам сочинил, из литературного самолюбия.
И Смекалов уходит от наказания совершенно довольный собой, да и высеченный тоже уходит чуть не довольный собой и Смекаловым и, смотришь, через полчаса уж рассказывает в остроге, как и теперь, в тридцать первый
раз,
была повторена уже тридцать
раз прежде сего повторенная штука.
Если назначенное по преступлению число ударов большое, так что арестанту всего
разом не вынести, то делят ему это число на две, даже на три части, судя по тому, что скажет доктор во время уже самого наказания, то
есть может ли наказуемый продолжать идти сквозь строй дальше, или это
будет сопряжено с опасностью для его жизни.
И с тех пор под разными видами
была уже три
раза на абвахте; первый
раз заходила вместе с отцом к брату, офицеру, стоявшему в то время у них в карауле; другой
раз пришла с матерью раздать подаяние и, проходя мимо, шепнула ему, что она его любит и выручит.
Может
быть, он действительно кого-нибудь увидел в окошко, и сумасшествие, приготовлявшееся в нем от страха, возраставшего с каждым часом, вдруг
разом нашло свой исход, свою форму.
Этот несчастный солдат, которому, может
быть, во всю жизнь ни
разу и не подумалось о барышнях, выдумал вдруг целый роман, инстинктивно хватаясь хоть за эту соломинку.
— Этта жила такая
есть, — заметил Черевин, — коли ее, эту самую жилу, с первого
раза не перерезать, то все
будет биться человек, и сколько бы крови ни вытекло, не помрет.
Говорят, он
был женат, и даже
раза два; говорили, что у него
есть где-то дети…
Мы ходили в церковь, которая
была неподалеку от острога,
раза по два и по три в день.
Теперь и мне пришлось стоять на этих же местах, даже и не на этих; мы
были закованные и ошельмованные; от нас все сторонились, нас все даже как будто боялись, нас каждый
раз оделяли милостыней, и, помню, мне это
было даже как-то приятно, какое-то утонченное, особенное ощущение сказывалось в этом странном удовольствии.
Я попробовал
раз ее приласкать; это
было для нее так ново и неожиданно, что она вдруг вся осела к земле, на все четыре лапы, вся затрепетала и начала громко визжать от умиления.