Неточные совпадения
За плетнем в соседском саду, взмостясь на что-то, стоял, высунувшись по грудь, брат его Дмитрий Федорович и изо всех сил делал ему руками знаки, звал его и манил, видимо боясь
не только крикнуть, но даже
сказать вслух слово,
чтобы не услышали. Алеша тотчас подбежал к плетню.
Слушай: ведь я, разумеется, завтра же приехал бы руки просить,
чтобы все это благороднейшим, так
сказать, образом завершить и
чтобы никто, стало быть, этого
не знал и
не мог бы знать.
— Рассудите сами, Григорий Васильевич, — ровно и степенно, сознавая победу, но как бы и великодушничая с разбитым противником, продолжал Смердяков, — рассудите сами, Григорий Васильевич: ведь сказано же в Писании, что коли имеете веру хотя бы на самое малое даже зерно и притом
скажете сей горе,
чтобы съехала в море, то и съедет, нимало
не медля, по первому же вашему приказанию.
Что же, Григорий Васильевич, коли я неверующий, а вы столь верующий, что меня беспрерывно даже ругаете, то попробуйте сами-с
сказать сей горе,
чтобы не то
чтобы в море (потому что до моря отсюда далеко-с), но даже хоть в речку нашу вонючую съехала, вот что у нас за садом течет, то и увидите сами в тот же момент, что ничего
не съедет-с, а все останется в прежнем порядке и целости, сколько бы вы ни кричали-с.
— Конечно,
скажу, к тому и вел,
чтобы сказать. Ты мне дорог, я тебя упустить
не хочу и
не уступлю твоему Зосиме.
— Да ведь это же вздор, Алеша, ведь это только бестолковая поэма бестолкового студента, который никогда двух стихов
не написал. К чему ты в такой серьез берешь? Уж
не думаешь ли ты, что я прямо поеду теперь туда, к иезуитам,
чтобы стать в сонме людей, поправляющих его подвиг? О Господи, какое мне дело! Я ведь тебе
сказал: мне бы только до тридцати лет дотянуть, а там — кубок об пол!
— Сами даже Федор Павлович так вас об том умоляли-с, — проговорил он наконец,
не спеша и как бы сам
не ценя своего ответа: третьестепенною, дескать, причиной отделываюсь, только
чтобы что-нибудь
сказать.
Не скажу,
чтобы были скверные; все эти молодые люди были хорошие, да вели-то себя скверно, а пуще всех я.
— Страшный стих, — говорит, — нечего
сказать, подобрали. — Встал со стула. — Ну, — говорит, — прощайте, может, больше и
не приду… в раю увидимся. Значит, четырнадцать лет, как уже «впал я в руки Бога живаго», — вот как эти четырнадцать лет, стало быть, называются. Завтра попрошу эти руки,
чтобы меня отпустили…
Вот что
скажу: тут
не то
чтобы чудеса.
О,
не то
чтобы что-нибудь было поколеблено в душе его из основных, стихийных, так
сказать, ее верований.
По правде тебе
сказать,
не ждала
не гадала, да и прежде никогда тому
не верила,
чтобы ты мог прийти.
— Алешечка, поклонись своему братцу Митеньке, да
скажи ему,
чтобы не поминал меня, злодейку свою, лихом. Да передай ему тоже моими словами: «Подлецу досталась Грушенька, а
не тебе, благородному!» Да прибавь ему тоже, что любила его Грушенька один часок времени, только один часок всего и любила — так чтоб он этот часок всю жизнь свою отселева помнил, так, дескать, Грушенька на всю жизнь тебе заказала!..
Подробнее на этот раз ничего
не скажу, ибо потом все объяснится; но вот в чем состояла главная для него беда, и хотя неясно, но я это выскажу;
чтобы взять эти лежащие где-то средства,
чтобы иметь право взять их, надо было предварительно возвратить три тысячи Катерине Ивановне — иначе «я карманный вор, я подлец, а новую жизнь я
не хочу начинать подлецом», — решил Митя, а потому решил перевернуть весь мир, если надо, но непременно эти три тысячи отдать Катерине Ивановне во что бы то ни стало и прежде всего.
— Я говорю: пусть он только сбегает разменять да прикажет,
чтобы не запирали, а вы пойдете и сами
скажете…
— Ей-богу,
скажу кому-нибудь, — глядел на него Петр Ильич, —
чтобы вас
не пустить туда. Зачем вам теперь в Мокрое?
— Давеча Федосья Марковна легла вам в ноги, молила, барыню
чтобы вам
не сгубить и еще кого… так вот, сударь, что везу-то я вас туда… Простите, сударь, меня, так, от совести, может, глупо что
сказал.
— Как смеешь ты меня пред ним защищать, — вопила Грушенька, —
не из добродетели я чиста была и
не потому, что Кузьмы боялась, а
чтобы пред ним гордой быть и
чтобы право иметь ему подлеца
сказать, когда встречу. Да неужто ж он с тебя денег
не взял?
Николай же Парфенович Нелюдов даже еще за три дня рассчитывал прибыть в этот вечер к Михаилу Макаровичу, так
сказать, нечаянно,
чтобы вдруг и коварно поразить его старшую девицу Ольгу Михайловну тем, что ему известен ее секрет, что он знает, что сегодня день ее рождения и что она нарочно пожелала скрыть его от нашего общества, с тем
чтобы не созывать город на танцы.
Я, разумеется,
не фискалил и приказал всем молчать,
чтобы не дошло до начальства, даже матери
сказал, только когда все зажило, да и ранка была пустая, царапина.
— То-то; Феня, Феня, кофею! — крикнула Грушенька. — Он у меня уж давно кипит, тебя ждет, да пирожков принеси, да
чтобы горячих. Нет, постой, Алеша, у меня с этими пирогами сегодня гром вышел. Понесла я их к нему в острог, а он, веришь ли, назад мне их бросил, так и
не ел. Один пирог так совсем на пол кинул и растоптал. Я и
сказала: «Сторожу оставлю; коли
не съешь до вечера, значит, тебя злость ехидная кормит!» — с тем и ушла. Опять ведь поссорились, веришь тому. Что ни приду, так и поссоримся.
— Ну, так и я тогда же подумала! Лжет он мне, бесстыжий, вот что! И приревновал он теперь меня,
чтобы потом на меня свалить. Ведь он дурак, ведь он
не умеет концов хоронить, откровенный он ведь такой… Только я ж ему, я ж ему! «Ты, говорит, веришь, что я убил», — это мне-то он говорит, мне-то, это меня-то он тем попрекнул! Бог с ним! Ну постой, плохо этой Катьке будет от меня на суде! Я там одно такое словечко
скажу… Я там уж все
скажу!
— Своего бы
не забыть чего, — пробормотал он, единственно
чтобы что-нибудь
сказать.
— Только одно, —
сказал Алеша, прямо смотря ей в лицо, —
чтобы вы щадили себя и
не показывали ничего на суде о том… — он несколько замялся, — что было между вами… во время самого первого вашего знакомства… в том городе…
— Как же бы я мог тогда прямее сказать-с? Один лишь страх во мне говорил-с, да и вы могли осердиться. Я, конечно, опасаться мог,
чтобы Дмитрий Федорович
не сделали какого скандалу, и самые эти деньги
не унесли, так как их все равно что за свои почитали, а вот кто же знал, что таким убивством кончится? Думал, они просто только похитят эти три тысячи рублей, что у барина под тюфяком лежали-с, в пакете-с, а они вот убили-с. Где же и вам угадать было, сударь?
— Я чувств моих тогдашних
не помню, — ответила Грушенька, — все тогда закричали, что он отца убил, я и почувствовала, что это я виновата и что из-за меня он убил. А как он
сказал, что неповинен, я ему тотчас поверила, и теперь верю, и всегда буду верить:
не таков человек,
чтобы солгал.
Да хоть именно для того только,
чтобы не оставлять свою возлюбленную на соблазны старика, к которому он так ревновал, он должен бы был распечатать свою ладонку и остаться дома неотступным сторожем своей возлюбленной, ожидая той минуты, когда она
скажет ему наконец: „Я твоя“, чтоб лететь с нею куда-нибудь подальше из теперешней роковой обстановки.
Госпожа же Светлова выразилась даже, может быть, и еще колоссальнее: „Что подсудимый вам
скажет, тому и верьте,
не таков человек,
чтобы солгал“.
Господа присяжные, вот мы осудим его, и он
скажет себе: „Эти люди ничего
не сделали для судьбы моей, для воспитания, для образования моего,
чтобы сделать меня лучшим,
чтобы сделать меня человеком.