Неточные совпадения
— Хозяйка, — сказал он, бросая на пол связку хвороста, старых ветвей и засохнувшего камыша, — на вот тебе топлива: берегом идучи, подобрал. Ну-ткась,
вы, много ли дела наделали? Я чай, все более языком выплетали… Покажь:
ну нет, ладно, поплавки знатные и неводок, того, годен теперь стал… Маловато только что-то сработали… Утро, кажись, не один час: можно бы и весь невод решить… То-то, по-вашему: день рассвел — встал да поел, день прошел — спать пошел… Эх,
вы!
— Сделали, сделали! То-то сделали!.. Вот у меня так работник будет — почище всех
вас! — продолжал Глеб, кивая младшему сыну. — А вот и другой! (Тут он указал на внучка, валявшегося на бредне.)
Ну, уж теплынь сотворил господь, нечего сказать! Так тебя солнышко и донимает; рубаху-то, словно весною, хошь выжми… Упыхался, словно середь лета, — подхватил он, опускаясь на лавку подле стола, но все еще делая вид, как будто не примечает Акима.
— Хорошее баловство, нечего сказать! — возразил Глеб, оглядывая сынишку далеко, однако ж, не строгими глазами. — Вишь, рубаху-то как отделал! Мать не нашьется, не настирается, а
вам, пострелам, и нуждушки нет. И весь-то ты покуда одной заплаты не стоишь…
Ну, на этот раз сошло, а побалуй так-то еще у меня, и ты и Гришка, обоим не миновать дубовой каши, да и пирогов с березовым маслом отведаете… Смотри, помни… Вишь, вечор впервые только встретились, а сегодня за потасовку!
— Шабаш, ребята! — весело сказал Глеб, проводя ладонью по краю лодки. — Теперь не грех нам отдохнуть и пообедать. Ну-ткась, пока я закричу бабам, чтоб обед собирали, пройдите-ка еще разок вон тот борт…
Ну, живо! Дружней! Бог труды любит! — заключил он, поворачиваясь к жене и посылая ее в избу. —
Ну, ребята, что тут считаться! — подхватил рыбак, когда его хозяйка, сноха и Ваня пошли к воротам. — Давайте-ка и я
вам подсоблю… Молодца, сватушка Аким! Так! Сажай ее, паклю-то, сажай! Что ее жалеть!.. Еще, еще!
— Полно
вам, глупые! О чем орете? Добру учат! — сказал он, проводя ладонью по высокому лбу, который снова начал проясниваться. — Небось не умрет, будет только поумнее. Кабы на горох не мороз, он бы через тын перерос!..
Ну, будет
вам; пойдемте обедать.
—
Ну, что
вы развалились, в самом-то деле-то?.. Экие бесстыжие, право!.. Право, бесстыжие!.. Чего разлеглись? — проговорила тетушка Анна, неожиданно появляясь перед снохами с лукошком на голове, с горшками под мышкой. — Совести в
вас нет… Хотя бы людей посрамились… Одна я за все и про все… Ух, моченьки нет!.. Ух, господи!
—
Ну да, видно, за родным… Я не о том речь повел: недаром, говорю, он так-то приглядывает за мной — как только пошел куда, так во все глаза на меня и смотрит, не иду ли к
вам на озеро. Когда надобность до дедушки Кондратия, посылает кажинный раз Ванюшку… Сдается мне, делает он это неспроста. Думается мне: не на тебя ли старый позарился… Знамо, не за себя хлопочет…
—
Ну, этот, по крайности, хошь толком сказал, долго думал, да хорошо молвил! — произнес отец, самодовольно поглаживая свою раскидистую бороду. —
Ну, бабы, что ж
вы стоите? — заключил он, неожиданно поворачиваясь к снохам и хозяйке. — Думаете, станете так-то ждать на берегу с утра да до вечера, так они скорее от эвтаго придут… Делов нет у
вас, что ли?
—
Ну, вот, то-то же и есть! Эх,
вы, сороки! — вымолвил Глеб сурово, обращаясь к бабам.
— Да таки — ништо! — смеясь, возразил Глеб. —
Ну, братцы, посмотрели мы на
вас: хваты, нечего сказать!
—
Ну уж, братцы, милостив к
вам господь! — продолжал Глеб, значительно подымая густые свои брови. — Не чаял я увидеть
вас на нашем берегу; на самом том месте, где
вы через воду-то проходили, вечор сосновский мельник воз увязил…
— Полно
вам, вставай! Вишь, замораживать начинает: дело идет к вечеру. Надо к ночи поспеть в Сосновку…
Ну,
ну!
— Бог сотворил рожденье, благословил нас; нам благодарить его, — а как благодарить? Знамо, молитвой да трудами. Бог труды любит!
Ну, ребята, что ж
вы стали! Живо! Ночи теперь не зимние, от зари до зари не велик час… пошевеливайся!..
—
Ну, а насчет красных яичек не взыщи, красавица: совсем запамятовали!.. А все он, ей-богу! Должно быть, уж так оторопел, к
вам добре идти заохотился, — смеясь, проговорил Глеб и подмигнул дедушке Кондратию, который во все время с веселым, добродушным видом смотрел то на соседа, то на молодую чету.
— Зачем
вы привели ее сюда? — нетерпеливо сказал он. — Легче от эвтого не будет…
Ну, старуха, полно тебе… Простись да ступай с богом. Лишние проводы — лишние слезы…
Ну, прощайся!
Да
ну же, ребята, выходи; полно
вам срамиться перед девками — надо распотешить красавиц!
— Эх, народ чудной какой! Право слово! — произнес Захар, посмеиваясь, чтобы скрыть свою неловкость. — Что станешь делать? Будь по-вашему, пошла ваша битка в кон! Вынимай деньги; сейчас сбегаю за пачпортом!..
Ну, ребята, что ж
вы стали? Качай! — подхватил он, поворачиваясь к музыкантам. — Будет чем опохмелиться… Знай наших! Захарка гуляет! — заключил он, выбираясь из круга, подмигивая и подталкивая баб, которые смеялись.
—
Ну, уж денек! Подлинно в кабалу пошел! Точно бес какой пихал тогда, — говорил Захар, спускаясь по площадке, куда последовал за ним и приемыш. — А что, малый… как тебя по имени? Гриша, что ли?.. Что, братец ты мой, завсегда у
вас такая работа?
— Полно печалиться, — продолжал Глеб, — немолода ты: скоро свидимся!.. Смотри же, поминай меня… не красна была твоя жизнь…
Ну, что делать!.. А ты все добром помяни меня!.. Смотри же, Гриша, береги ее: недолго ей пожить с
вами… не красна ее была жизнь! Береги ее. И ты, сноха, не оставляй старуху, почитай ее, как мать родную… И тебя под старость не оставят дети твои… Дядя!..
—
Ну, давайте, братцы, обмывать копыта, я свое дело исполнил, за
вами дело, — проговорил Ермил, придвигаясь к штофам, которые привлекательно искрились перед огарком. — Что это товарищ твой невесел? Парень молодой — с чего бы так? — присовокупил он, посматривая на Гришку, между тем как Захар наливал стаканы.