— Довольно! — загремел Иоанн. — Допрос окончен. Братия, — продолжал он, обращаясь к своим любимцам, — говорите, что заслужил себе
боярин князь Никита? Говорите, как мыслите, хочу знать, что думает каждый!
— Князь Димитрий!.. — сказал боярин Мансуров. — Пристало ли тебе, хозяину дома!.. Побойся бога!.. Сограждане, — продолжал он, — вы слышали предложение пана Гонсевского: пусть каждый из вас объявит свободно мысль свою.
Боярин князь Черкасский! Тебе, яко старшему сановнику думы нижегородской, довлеет говорить первому; какой даешь ответ пану Гонсевскому?
И
бояре князю отвечали: // «Смутен ум твой, княже, от печали. // Не твои ль два сокола, два чада // Поднялись над полем незнакомым // Поискать Тмуторокани-града // Либо Дону зачерпнуть шеломом? // Да напрасны были их усилья. // Посмеявшись на твои седины, // Подрубили половцы им крылья, // А самих опутали в путины».
Окружив себя новыми, не знатными и даже худородными людьми, Иоанн все же внутренне не мог не признавать заслуг и доблестей многих представителей старого боярства, им почти уничтоженного, или же изгнанного за пределы отечества, а потому видел в лице преданного вельможного
боярина князя Прозоровского украшение толпы своих далеко не вельможных приближенных.
Неточные совпадения
У первого
боярина, // У
князя Переметьева, // Я был любимый раб.
Ну, чем же я, Бакула, не
боярин! // Вались, народ, на мой широкий двор, // На трех столбах да на семи подпорках! // Пожалуйте,
князья,
бояре, просим. // Несите мне подарки дорогие // И кланяйтесь, а я ломаться буду.
Российские
князья,
бояре, воеводы, // Пришедшие на Дон отыскивать свободы!
— Скопцы, действительно, у нас были в древности, — отвечал Евгений, — и в начале нынешнего тысячелетия занимали даже высшие степени нашей церковной иерархии: Иоанн, митрополит киевский, родом грек, и Ефим, тоже киевский митрополит, бывший до иночества старшим
боярином при
князе Изяславе […
князь Изяслав (1024—1078) — великий
князь киевский, сын Ярослава Мудрого.]; но это были лица единичные, случайные!..
— Батюшка!
Боярин! — вопили те, которые были ближе к
князю, — не выдавай нас, сирот! Оборони горемычных!