Неточные совпадения
Аммос Федорович. Я думаю, Антон Антонович, что здесь тонкая
и больше политическая причина. Это значит
вот что: Россия… да… хочет вести войну,
и министерия-то,
вот видите,
и подослала чиновника, чтобы узнать,
нет ли где измены.
Почтмейстер.
Нет, о петербургском ничего
нет, а о костромских
и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места.
Вот недавно один поручик пишет к приятелю
и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Аммос Федорович.
Нет,
нет! Вперед пустить голову, духовенство, купечество;
вот и в книге «Деяния Иоанна Масона»…
Хлестаков.
Нет, я не хочу!
Вот еще! мне какое дело? Оттого, что у вас жена
и дети, я должен идти в тюрьму,
вот прекрасно!
Хлестаков. Да что? мне
нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь
нет. Я потому
и сижу здесь, что у меня
нет ни копейки.
)Мы, прохаживаясь по делам должности,
вот с Петром Ивановичем Добчинским, здешним помещиком, зашли нарочно в гостиницу, чтобы осведомиться, хорошо ли содержатся проезжающие, потому что я не так, как иной городничий, которому ни до чего дела
нет; но я, я, кроме должности, еще по христианскому человеколюбию хочу, чтоб всякому смертному оказывался хороший прием, —
и вот, как будто в награду, случай доставил такое приятное знакомство.
Хлестаков.
Нет, батюшка меня требует. Рассердился старик, что до сих пор ничего не выслужил в Петербурге. Он думает, что так
вот приехал да сейчас тебе Владимира в петлицу
и дадут.
Нет, я бы послал его самого потолкаться в канцелярию.
Аммос Федорович (дрожа всем телом).Никак нет-с. (В сторону.)О боже,
вот уж я
и под судом!
и тележку подвезли схватить меня!
Лука Лукич (хватаясь за карманы, про себя).
Вот те штука, если
нет! Есть, есть! (Вынимает
и подает, дрожа, ассигнации.)
Аммос Федорович (в сторону).
Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом!
Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат,
нет, до этого еще далека песня. Тут
и почище тебя есть, а до сих пор еще не генералы.
— А
вот и нет… Сама Прасковья Ивановна. Да… Мы с ней большие приятельницы. У ней муж горький пьяница и у меня около того, — вот и дружим… Довезла тебя до подъезда, вызвала меня и говорит: «На, получай свое сокровище!» Я ей рассказывала, что любила тебя в девицах. Ух! умная баба!.. Огонь. Смотри, не запутайся… Тут не ты один голову оставил.
Фоминишна. Уж и не знаю, как сказать; на словах-то ты у нас больно прытка, а на деле-то
вот и нет тебя. Просила, просила, не токмо чтобы что такое, подари хоть платок, валяются у тебя вороха два без призрения, так все нет, все чужим да чужим.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Не умирал! А разве ему
и умереть нельзя?
Нет, сударыня, это твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб мы дали тебе волю. Дядюшка-де человек умный; он, увидя меня в чужих руках, найдет способ меня выручить.
Вот чему ты рада, сударыня; однако, пожалуй, не очень веселись: дядюшка твой, конечно, не воскресал.
— А пришли мы к твоей княжеской светлости
вот что объявить: много мы промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений
и наругательств делали, а все правды у нас
нет. Иди
и володей нами!
— Я? я думала…
Нет,
нет, иди, пиши, не развлекайся, — сказала она, морща губы, —
и мне надо теперь вырезать
вот эти дырочки, видишь?
— Да, но спириты говорят: теперь мы не знаем, что это за сила, но сила есть,
и вот при каких условиях она действует. А ученые пускай раскроют, в чем состоит эта сила.
Нет, я не вижу, почему это не может быть новая сила, если она….
Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым?
Нет, не поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan.
Нет, надоело.
Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать
и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким
и спокойным, как всегда, сном.