Княжна облегченно вздохнула. Она очень опасалась, чтобы мать, рассердившись на князя, не отменила поездки. Ехать теперь в Луговое представляло для нее двойной интерес. Несмотря на то что
слова матери снова подняли в душе княжны мрачные опасения за будущее, любопытство увидеть беседку превозмогло даже этот страх, который княжна Людмила чувствовала к ней после рассказа о сделанной в ней роковой находке.
Она, действительно, первую минуту совершенно позабыла о том, что князь Сергей Сергеевич Луговой приедет просить ее руки, что ей, по
словам матери, нельзя встречаться с ним тотчас же, до переговоров с ним Вассы Семеновны, а между тем она именно хотела его встретить сегодня и потрепать по мягкой шелковистой шерсти своих любимых серых.
Неточные совпадения
«Сын своей
матери!» — припомнились ему
слова Сергея Семеновича.
И все-таки немногие серьезные
слова последнего подействовали сильнее, чем все страстные излияния
матери.
— Ты не хочешь говорить? Может быть, ты получил приказание молчать? Все равно, твое молчание говорит мне больше, чем
слова; я вижу, какое отчуждение ко мне уже успели тебе внушить, ты будешь совсем потерян для меня, если я предоставлю тебя этому влиянию еще хоть ненадолго. Встречи с
матерью больше не повторятся, я запрещаю их тебе; ты сегодня же уедешь со мной домой и останешься под моим надзором. Кажется ли тебе это жестоким или нет — так должно быть, и ты будешь повиноваться.
Губы Ивана Осиповича вздрогнули. Горькие
слова у него были на языке. Он хотел возразить, что развод был восстановлением чести, но взглянул на темные вопросительные глаза сына, и
слова замерли на его устах. Он не был в состоянии доказывать сыну виновность
матери.
Она прекрасно умела найти дорогу к желанной цели. Свобода, жизнь, счастье! Эти
слова отзывались тысячным эхом в груди юноши, в котором до сих пор насильственно подавляли бурное стремление ко всему тому, что ему предлагала
мать. Как светлая, очаровательная картина, залитая волшебным сиянием, стояла перед ним жизнь, которую рисовала ему Станислава Феликсовна. Стоило протянуть руку — и она была его.
Сергей Семенович иногда серьезно, с искренним сожалением поглядывал на своего друга. В душе у него сложилось полное убеждение, что
мать одержит победу над сыном и что последний не вернется. Княгиня Васса Семеновна думала то же самое, хотя и не успела объясниться с братом ни одним
словом по этому вопросу. И брат и сестра слишком хорошо знали Станиславу Феликсовну.
Княгиня Васса Семеновна переглянулась с братом, но оба они не сказали ни
слова. Они хорошо поняли, что Иван Осипович убедился сам, что сын нарушил данное им
слово и перешел на сторону
матери. Тогда действительно он мог считаться погибшим для отца. Тогда действительно у Ивана Осиповича не было больше сына.
— О, как часто женщины злоупотребляют этим
словом, — горячо возразил Зиновьев. — Разве
мать не должна жертвовать своим личным «я» для пользы своего ребенка?
О покойной своей
матери он сказал лишь несколько
слов по поводу ее продолжительной и тяжкой болезни, не поддавшейся лечению лейб-медиков, присылавшихся императрицей.
Княжна Людмила не заметила этого. Вскоре они расстались. Княжна пошла к
матери, сидевшей на террасе в радужных думах о будущем ее дочери, а Таня пошла чистить снятое с княжны платье. С особенною злобою выколачивала она пыль из подола платья княжны. В этом самом платье он видел ее, говорил с ней и, по ее
словам, увлекся ею. Ревность, страшная, беспредметная ревность клокотала в груди молодой девушки.
Теперь же, когда она узнала, что княгиня, по
словам Никиты, она верила — человек охотно верит тому, чему хочет — извела ее
мать, чувство ненависти к ней и ее отродью, как назвал тот же Никита княжну Людмилу, получило для нее еще более реальное основание. Оно как бы узаконилось совершенным преступлением Вассы Семеновны.
Князь Луговой промолчал и переменил разговор. Он не мог не заметить действительно странного поведения княжны со дня убийства ее
матери, но приписывал это другим причинам и не верил, или, лучше сказать, не хотел верить в ее сумасшествие. Ведь тогда действительно она была бы для него потеряна навсегда. Граф прав — связать себя с сумасшедшей было бы безумием. Но ведь в ней, княжне, его спасение от последствий рокового заклятия его предков. На память князю Сергею Сергеевичу пришли
слова призрака. Он похолодел.
— Зачем же ты давала ему
слово при жизни
матери?
— Посудите сами, к кому же другому мне обратиться? Мое положение невозможное. Не говоря уже об искреннем чувстве, которое я продолжаю питать к княжне, я, кроме того, являюсь с ней связанным
словом и даже более, благословением ее покойной
матери, и такая неопределенность ставит меня в крайне затруднительное, мучительное, откровенно говоря, положение.
И Левина поразило то спокойное, унылое недоверие, с которым дети слушали эти
слова матери. Они только были огорчены тем, что прекращена их занимательная игра, и не верили ни слову из того, что говорила мать. Они и не могли верить, потому что не могли себе представить всего объема того, чем они пользуются, и потому не могли представить себе, что то, что они разрушают, есть то самое, чем они живут.
Клим согласно кивнул головою, ему очень понравились
слова матери. Он признавал, что Макаров, Дронов и еще некоторые гимназисты умнее его на словах, но сам был уверен, что он умнее их не на словах, а как-то иначе, солиднее, глубже.
Неточные совпадения
— И будучи я приведен от тех его
слов в соблазн, — продолжал Карапузов, — кротким манером сказал ему:"Как же, мол, это так, ваше благородие? ужели, мол, что человек, что скотина — все едино? и за что, мол, вы так нас порочите, что и места другого, кроме как у чертовой
матери, для нас не нашли?
О
матери Сережа не думал весь вечер, но, уложившись в постель, он вдруг вспомнил о ней и помолился своими
словами о том, чтобы
мать его завтра, к его рожденью, перестала скрываться и пришла к нему.
Испуганный тем отчаянным выражением, с которым были сказаны эти
слова, он вскочил и хотел бежать за нею, но, опомнившись, опять сел и, крепко сжав зубы, нахмурился. Эта неприличная, как он находил, угроза чего-то раздражила его. «Я пробовал всё, — подумал он, — остается одно — не обращать внимания», и он стал собираться ехать в город и опять к
матери, от которой надо было получить подпись на доверенности.
Это было ему тем более неприятно, что по некоторым
словам, которые он слышал, дожидаясь у двери кабинета, и в особенности по выражению лица отца и дяди он догадывался, что между ними должна была итти речь о
матери.
Кроме того, тотчас же по нескольким
словам Дарья Александровна поняла, что Анна, кормилица, нянька и ребенок не сжились вместе и что посещение
матерью было дело необычайное.