Неточные совпадения
Князь, исполняя желание своего любимца, придумал несколько таких, якобы неотложных поручений, в числе которых было отвезти
письмо брату, а племяннице несколько снятых недавно приглашенным фотографом видов с усадьбы и окружающих ее живописных мест.
Николай Леопольдович представился
князю и передал ему
письма его брата и дочери.
— Помилуйте, пожалуйста! — отвечал Гиршфельд.
Князь распечатал
письма и принялся за чтение.
Князь Дмитрий Павлович окончил чтение
писем и передал их дочери.
— Очень, очень, повторяю, приятно мне вас видеть у себя. Заочно я уже давно знаком с вами, так как брат Александр в каждом
письме упоминает о вас, расхваливая вас, как человека и как воспитателя и руководителя его сына… — обратился
князь Дмитрий к Николаю Леопольдовичу. Тот, сделав сконфуженный вид, поклонился.
Жених и невеста вышли из кабинета. В этот же вечер было решено до времени не объявлять о помолвке, а написать дяде и сестре в Шестово. Княжна Лида принялась писать
письма.
Князь со своей стороны написал брату.
Письма были отправлены с тем же нарочным, который был прислан в город
князем Александром Павловичем заказать номер в гостинице «Гранд-Отель» и уведомить
князя Дмитрия о визите к нему Николая Леопольдовича Гиршфельда.
Шатов не счел нужным скрывать ни от кого, что он состоит ее женихом, и многим даже передал обстановку их печального обручения, и то, что покойный
князь, за день до его смерти, уведомил своего брата
письмом о предстоящей свадьбе и что Лидия Дмитриевна тоже написала об этом в
письме дяде и сестре.
— Оставьте его, пусть спит, теперь все равно нельзя ехать, завтра утром передадите ему это
письмо, может поехать с княжной Маргаритой Дмитриевной. Меня не будить. Доложите
князю, что я приеду прямо на похороны. Велите заложить тройку рыжих. Пусть отвезут
князя и княжну и подождут на станции Николая Леопольдовича… — подала княгиня Якову
письмо Шатова.
Князь имел обыкновение, не только на донесениях своих управляющих, но и на всех получаемых им
письмах класть свои резолюции.
Николай Леопольдович тотчас сообразил, что это было
письмо княжны Лиды, уведомляющей
князя о предстоящем ее браке с Шатовым.
Он подал княгине похищенное им со стола покойного
князя письмо княжны Лиды.
Резолюция на этом
письме, написанная рукою
князя, была следующая...
— Извините! — пробормотал Карамышев. — Вам известно содержание
письма, которое вы передали покойному
князю Дмитрию? — продолжал он допрос.
Гиршфельд улучшил минуту и сообщил княжне Маргарите Дмитриевне, застав ее на задней террасе одну, что так
князь не признан самоубийцей, то завещание его действительно, и показал ей похищенное им
письмо с резолюцией
князя.
Гиршфельд, получив подобное
письмо своего доверителя, сперва положительно ошалел и решил ехать в Петербург, чтобы отговорить
князя передавать жене такую уйму денег, которые, естественно, переходя в семью Гариных, ускользали из его загребистых лап, как поверенного, но размыслив, он тотчас сообразил, что с тестем Владимира,
князем Василием Гариным шутки плохи, и через дней, произведя несколько денежных комбинаций, устроил требуемый перевод, поживившись в этом деле и для себя весьма солидным кушем.
Князь сообщил ей, что им сейчас получено из Москвы
письмо, и показал ей его, в котором некто Андрей Матвеевич Вурцель уведомлял его, что у него в конторе имеются векселя его сына
князя Виктора Гарина на сто пятьдесят тысяч рублей, подписанные им по доверенности отца и, кроме того, он, Вурцель, оберегая честь имени
князей Гариных, скупил остальные обязательства
князя Виктора у московских и петербургских ростовщиков, тоже на сумму более ста тысяч рублей.
—
Князь Сергий, — так называла она старичка-сановника, — убедил меня принять и выслушать вас, хотя и не в моих правилах принимать незнакомых; для деловых же разговоров у меня есть главноуправляющий моими имениями, но как из полученного мною вашего
письма, так и из слов
князя Сергия, я к удивлению моему узнала, что дело касается будто бы славы моего рода, моей фамильной чести…
—
Письму я не поверила, — после некоторой паузы снова начала она, —
князю Сергию, передавшему мне чужие слова — тоже, потому что я единственная представительница на земле рода графов Завадских, у нас с покойным мужем, единственным сыном своих родителей, детей не было, следовательно поддержка славы рода и фамильной чести всецело лежит на мне, а я лично не сомневаюсь, что я их ревниво охраняю и опасности для них до конца моей жизни не вижу.
К нему то и обратилась княгиня Зоя Александровна с прочувствованным
письмом, прося его не отказаться приехать помолиться о болящем
князе Василии.
Князь Владимир отправился к Николаю Леопольдовичу, но не был им принят. Надо заметить, что Шестов, промотав пять тысяч, обратился к Гиршфельду с
письмом, прося ссудить ему десять тысяч рублей до разыскания его опекуна, но получил категорический отказ.
Взбешенный этим,
князь написал тогда же Николаю Леопольдовичу второе, уже дерзкое
письмо, в котором объявил, что окончательно разрывает с ним всякое знакомство и постарается упечь его в Сибирь, где таким, как он, самое подходящее место. Этим разрывом Шестова с Николаем Леопольдовичем воспользовался барон Розен и продиктовал
князю донос на Гиршфельда, который и был послан прокурору. Барон выдал за это своему опекаемому не в зачет сто рублей, конечно из опекунских сумм.
Николай Леопольдович распорядился не принимать ни
князя Шестова, ни Зыкову, а последней написал даже
письмо.
Письмо оказалось обширной корреспонденцией из Петербурга о привлечении присяжного поверенного округа Московской судебной палаты Николая Леопольдовича Гиршфельда в качестве обвиняемого по делу
князя Шестова и Луганского.
Неточные совпадения
Дело устроено было вот как: как только приходил проситель и засовывал руку в карман, с тем чтобы вытащить оттуда известные рекомендательные
письма за подписью
князя Хованского, как выражаются у нас на Руси: «Нет, нет, — говорил он с улыбкой, удерживая его руки, — вы думаете, что я… нет, нет.
Он оставляет раут тесный, // Домой задумчив едет он; // Мечтой то грустной, то прелестной // Его встревожен поздний сон. // Проснулся он; ему приносят //
Письмо:
князь N покорно просит // Его на вечер. «Боже! к ней!.. // О, буду, буду!» и скорей // Марает он ответ учтивый. // Что с ним? в каком он странном сне! // Что шевельнулось в глубине // Души холодной и ленивой? // Досада? суетность? иль вновь // Забота юности — любовь?
Вдруг батюшка получает из Петербурга
письмо от нашего родственника
князя Б**.
— Вот
князь Serge все узнал: он сын какого-то лекаря, бегает по урокам, сочиняет, пишет русским купцам французские
письма за границу за деньги, и этим живет…» — «Какой срам!» — сказала ma tante.
— Кому? Ха-ха-ха! А скандал, а
письмо покажем
князю! Где отберут? Я не держу документов в квартире. Я покажу
князю через третье лицо. Не упрямьтесь, барыня, благодарите, что я еще не много прошу, другой бы, кроме того, попросил еще услуг… знаете каких… в которых ни одна хорошенькая женщина не отказывает, при стеснительных обстоятельствах, вот каких… Хе-хе-хе! Vous êtes belle, vous! [Вы же красивая женщина! (франц.)]