Неточные совпадения
О вероятном прибытии дочери мой
князь еще не знал ничего и предполагал ее возвращение из Москвы разве через неделю. Я же узнал накануне совершенно случайно: проговорилась при мне моей матери Татьяна Павловна, получившая от генеральши
письмо. Они хоть и шептались и говорили отдаленными выражениями, но я догадался. Разумеется, не подслушивал: просто не мог не слушать, когда увидел, что вдруг, при известии о приезде этой женщины, так взволновалась мать. Версилова дома не было.
— Это
письмо того самого Столбеева, по смерти которого из-за завещания его возникло дело Версилова с
князьями Сокольскими.
Между тем в
письме этом, частном, писанном два года назад, завещатель сам излагает настоящую свою волю или, вернее, желание, излагает скорее в пользу
князей, чем Версилова.
По крайней мере те пункты, на которые опираются
князья Сокольские, оспаривая завещание, получают сильную поддержку в этом
письме.
Катерина Николавна имела неосторожность, когда старый
князь, отец ее, за границей стал уже выздоравливать от своего припадка, написать Андроникову в большом секрете (Катерина Николавна доверяла ему вполне) чрезвычайно компрометирующее
письмо.
Андроников, говорят, тогда же вразумил ее и отсоветовал; а впоследствии, когда
князь выздоровел совсем, то и нельзя уже было воротиться к этой идее; но
письмо у Андроникова осталось.
И вот он умирает; Катерина Николавна тотчас вспомнила про
письмо: если бы оно обнаружилось в бумагах покойного и попало в руки старого
князя, то тот несомненно прогнал бы ее навсегда, лишил наследства и не дал бы ей ни копейки при жизни.
Знал он тоже, что и Катерине Николавне уже известно, что
письмо у Версилова и что она этого-то и боится, думая, что Версилов тотчас пойдет с
письмом к старому
князю; что, возвратясь из-за границы, она уже искала
письмо в Петербурге, была у Андрониковых и теперь продолжает искать, так как все-таки у нее оставалась надежда, что
письмо, может быть, не у Версилова, и, в заключение, что она и в Москву ездила единственно с этою же целью и умоляла там Марью Ивановну поискать в тех бумагах, которые сохранялись у ней.
Тушар вдруг спохватился, что мало взял денег, и с «достоинством» объявил вам в
письме своем, что в заведении его воспитываются
князья и сенаторские дети и что он считает ниже своего заведения держать воспитанника с таким происхождением, как я, если ему не дадут прибавки.
— Да? Так я и подумал. Вообразите же, то дело, про которое давеча здесь говорил Версилов, — что помешало ему вчера вечером прийти сюда убедить эту девушку, — это дело вышло именно через это
письмо. Версилов прямо, вчера же вечером, отправился к адвокату
князя Сокольского, передал ему это
письмо и отказался от всего выигранного им наследства. В настоящую минуту этот отказ уже облечен в законную форму. Версилов не дарит, но признает в этом акте полное право
князей.
— Если бы вы захотели мне сделать особенное удовольствие, — громко и открыто обратился он ко мне, выходя от
князя, — то поедемте сейчас со мною, и я вам покажу
письмо, которое сейчас посылаю к Андрею Петровичу, а вместе и его
письмо ко мне.
И вот о
письме этом, сейчас, там у
князя, он даже и виду не подал.
Я запомнил себя в комнате Версилова, на его диване; помню вокруг меня лица Версилова, мамы, Лизы, помню очень, как Версилов говорил мне о Зерщикове, о
князе, показывал мне какое-то
письмо, успокоивал меня.
Тогда
князь, остававшийся в зале, приступил к Зерщикову и потребовал настоятельно, чтоб тот заявил публично о моей невинности и, кроме того, принес бы мне извинение в форме
письма.
Князь сообщил ему адрес Версилова, и действительно Версилов на другой же день получил лично от Зерщикова
письмо на мое имя и с лишком тысячу триста рублей, принадлежавших мне и забытых мною на рулетке денег.
Князь, воротившись с игры, написал в ту же ночь два
письма — одно мне, а другое в тот прежний его полк, в котором была у него история с корнетом Степановым.
Я уже сообщал во второй части моего рассказа, забегая вперед, что он очень кратко и ясно передал мне о
письме ко мне арестованного
князя, о Зерщикове, о его объяснении в мою пользу и проч., и проч.
Во-вторых, составил довольно приблизительное понятие о значении этих лиц (старого
князя, ее, Бьоринга, Анны Андреевны и даже Версилова); третье: узнал, что я оскорблен и грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал, что существует такой документ, таинственный и спрятанный, такое
письмо, которое если показать полусумасшедшему старику
князю, то он, прочтя его и узнав, что собственная дочь считает его сумасшедшим и уже «советовалась с юристами» о том, как бы его засадить, — или сойдет с ума окончательно, или прогонит ее из дому и лишит наследства, или женится на одной mademoiselle Версиловой, на которой уже хочет жениться и чего ему не позволяют.
План состоял в том, чтобы вдруг, без всяких подходов и наговоров, разом объявить все
князю, испугать его, потрясти его, указать, что его неминуемо ожидает сумасшедший дом, и когда он упрется, придет в негодование, станет не верить, то показать ему
письмо дочери: «дескать, уж было раз намерение объявить сумасшедшим; так теперь, чтоб помешать браку, и подавно может быть».
Известие об этом
письме подействовало на старого
князя, может быть, в несколько раз сильнее, чем она сама и мы все предполагали.
Я и не знал никогда до этого времени, что
князю уже было нечто известно об этом
письме еще прежде; но, по обычаю всех слабых и робких людей, он не поверил слуху и отмахивался от него из всех сил, чтобы остаться спокойным; мало того, винил себя в неблагородстве своего легковерия.
— Кому? Ха-ха-ха! А скандал, а
письмо покажем
князю! Где отберут? Я не держу документов в квартире. Я покажу
князю через третье лицо. Не упрямьтесь, барыня, благодарите, что я еще не много прошу, другой бы, кроме того, попросил еще услуг… знаете каких… в которых ни одна хорошенькая женщина не отказывает, при стеснительных обстоятельствах, вот каких… Хе-хе-хе! Vous êtes belle, vous! [Вы же красивая женщина! (франц.)]