Неточные совпадения
Сколь ни страстно жажду
я великой простоты, белого ее луча, но отрицаюсь столь же лживого, самообманного упрощения, этого бегства от духовной судьбы, от
своего исторического креста.
Вспоминая
свою встречу с ним в Гаспре в 1902 г., С. Н. Булгаков писал: «
Я имел неосторожность выразить
свои чувства к Сикстине, и одного этого упоминания было достаточно, чтобы вызвать приступ задыхающейся, богохульной злобы, граничащей с одержанием.
А если… если мои детские, святые чувства, когда
я жил с Ним, ходил пред лицом Его, любил и трепетал от
своего бессилия к Нему приблизиться, если мои отроческие горения и слезы, сладость молитвы, чистота моя детская,
мною осмеянная, оплеванная, загаженная, если все это правда, а то, мертвящее и пустое, слепота и ложь?
Но разве это возможно? разве не знаю
я еще с семинарии, что Бога нет, разве вообще об этом может быть разговор? могу ли
я в этих мыслях признаться даже себе самому, не стыдясь
своего малодушия, не испытывая панического страха пред «научностью» и ее синедрионом?
Я возвратился на родину из-за границы потерявшим почву и уже с надломленной верой в
свои идеалы.
Я в слезах бросился вон из храма и, плача, шел по московской улице, изнемогая от
своего бессилия и недостоинства.
Меня туда привело:
я пошел совсем в другом направлении вследствие
своей всегдашней рассеянности, теперь еще усиленной благодаря подавленности, но в действительности —
я знал это тогда достоверно — со
мной случилось чудо…
И в этот вечер благодатного дня, а еще более на следующий, за литургией, на все глядел
я новыми глазами, ибо знал, что и
я призван, и
я во всем этом реально соучаствую: и для
меня, и за
меня висел на древе Господь и пролиял пречистую Кровь
Свою, и для
меня здесь руками иерея уготовляется святейшая трапеза, и
меня касается это чтение Евангелия, в котором рассказывается о вечери в доме Симона прокаженного и о прощении много возлюбившей жены-блудницы, и
мне дано было вкусить святейшего Тела и Крови Господа моего» [См.: Мф. 26: 6-13.]
— Скажу одно:
я еще никогда не переживал такой муки в
своей в общем благополучной, хотя и не свободной от утрат жизни.
Я и не должен прощать, ибо Бог осудил ведь
своих «адвокатов» около Иова, которые все объяснили и обо всем рассудили [Иов. 42:7.].
А
я это говорил всем сердцем
своим!
Иначе же — только подвигом, крестом целой жизни могу
я рассеять это облако, — оно может рассеяться, это
я тоже знал достоверно, оно есть тень моего собственного греха, ибо ведь
я сам распял его
своими грехами.
Впоследствии он еще раз высказал эту же мысль: «В том, что обычно зовут диалектикой исторического процесса,
я вижу подобный спору Иова диалог между Человеком и Тем, Кто вместе с образом
Своим и подобием даровал ему и
Свое отчее Имя A3 ЕСМЬ, дабы земной носитель этого Имени, блудный сын, мог в годину возврата сказать Отцу: Воистину ТЫ ЕСИ, и только потому есмь аз» (там же.
Однако
я слышу обычное в таких случаях возражение: возможна и существует атеистическая религия [Термин Э. Геккеля, употребленный им в его популярной книге «Мировые загадки».], утверждающая
своей основой не Бога, но небытие, ничто, и религия эта имеет мировое значение, считает сотни миллионов последователей: это — буддизм.
Можно, конечно, для обозначения этого чувства сочинить новый термин, но, нам кажется, в этом нет никакой нужды, ибо в
своем предварительном и формальном определении трансцендентное религии пока еще не отличается от трансцендентного философии: это больше логический жест, чем понятие (каковым, впрочем, и неизбежно будет всякое логическое понятие трансцендентного, т. е. того, что находится выше понятий).], не принадлежит имманентному, — «миру» и «
я», хотя его касается.
Господь молился, часто и подолгу, то радостно-торжественно («славлю Тебя, Отче неба и земли [Неточная цитата из Евангелия от Матфея, 11:25 (то же — Лк. 10:21).]), то напряженно-мучительно (Гефсиманская молитва [Или «моление о чаше»: «Да минует
Меня чаша сия; впрочем не как
Я хочу, но как Ты» (Мф. 26:26; Мк. 14:36; Лк. 22:42).]), и молитве Господней [«Отче наш…» Мф. 6:9-13.] научил
Своих учеников (как и Иоанн научил
своих).
Контом руководил совершенно правильный религиозный инстинкт, когда он установил культ для
своего божества «Grand Etre»;
мне пришлось в Лондоне присутствовать на богослужении «Humanitarian Church», — кажется, она же иногда называется и «atheistic church».
Конечно, возможно допустить, что
я могу заблуждаться в
своем чувственном опыте, возможно, что это не море и не его шум, а
мне только показалось, и что никакой синевы неба в действительности нет, а
я ошибся.
Мы не притязаем иметь Бога в чувстве иначе, чем через впечатления, возбужденные в нас миром, и только в этой форме
я мог говорить о Нем… тот, кто это отрицает, с точки зрения
своего чувства и переживания будет безбожником» (102, ср. далее 103).
Нельзя не признать, что учение Шлейермахера носит явные черты двойственности, которая позволяет его истолковывать и как философа субъективизма в религии (как и мы понимаем его здесь вслед за Гегелем) [Бывает, что «
я» находит в субъективности и индивидуальности собственного миросозерцания
свое наивысшее тщеславие —
свою религию», — писал о Ф. Шлейермахере Гегель в «Лекциях по истории философии» (Гегель. Соч. М.; Л., 1935.
Ты всегда
меня видишь! Хорошо знаю
я это, скрываюсь ли от Тебя со стыдом и страхом или внемлю Тебе с восторгом и трепетом. Чаще же — увы! — только мыслью помню о Тебе, но холодна бывает душа моя. И тогда бываю
я свой, а не Твой, замыкается небо, один остаюсь в
своем ничтожестве, на жертву ненасытного и бессильного
я. Но Ты зовешь, и радостно вижу, что только
я отходил от Тебя, и Ты всегда
меня видишь.
С. 469, 481).], любовь и не может быть неревнивой, хотя любовь, обращенная в ревность, лишается
своей мягкости и нежности, становится требовательной и суровой [«Положи
меня (говорит любовь), как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она — пламень весьма сильный.
Если в вере для
меня открывается сама истина, если
я выхожу из скорлупы
своей субъективности и соприкасаюсь с чем-то неизмеримо огромным, то, очевидно, соприкасаюсь
я не тем, что во
мне индивидуально и особно, но тем, что универсально, всеобще, кафолично.
Всего труднее поверить истине, что она — истина, т. е. требует преклонения перед собой и самоотвержения; гораздо легче эту истину воспринять как мое мнение, которое
я полагаю как истину: «род лукавый и прелюбодейный» даже из истины делает средство тешить
свое маленькое
я.
Природа в многоголосности
своей говорит в темных преданиях и верованиях, в сказке, фольклоре, в «фантазии» художника; иногда она вещает прямо
своей мистической глубиной (так возникает мистика природы и в древнее и новое время; к ее представителям относится такой, напр., мыслитель, как
Я.
Истина в божественном
своем бытии есть и «Путь и Живот» [Слова Иисуса Христа: «
Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6).].
Эта связь, которая для
меня и ранее неизменно намечалась в общих очертаниях, здесь раскрывается более конкретно, и история новой философии предстает в
своем подлинном религиозном естестве, как христианская ересеология, а постольку и как трагедия мысли, не находящей для себя исхода» (Вестник РСХД.
Если дает кто-либо понятие, которым Ты можешь быть понят,
я знаю, что это не есть понятие о Тебе, ибо всякое понятие находит
свою границу в пределах ограды рая.
Попытки философского дедуцирования триипостасности a priori (однако post factum откровения) явной
своей неудовлетворительностью и сбивчивостью только подтверждают невыводимость этой истины (натуралистически у
Я. Беме, спекулятивно у Гегеля, Шеллинга, отчасти у Вл. Соловьева).
В «прорыве»
своем к Божеству «
я становлюсь столь же богат, так что Бог не может быть
мне достаточен всем, чем Он есть Бог, всеми
своими божескими делами: ибо
я получаю в этом прорыве то, в чем Бог и
я общи» (I, 176).
В другом месте он говорит: «Это сказано, однако, не в том смысле, будто
я совсем не могу заблуждаться: ибо некоторые вещи недостаточно выяснены, и они описаны как бы с единого взгляда на великого Бога, ибо колесо природы обращается слишком быстро, и человек
своим полумертвым и косным постижением не может достаточно охватить их» (331, § 41).
Бемизм есть динамический спинозизм, концепция же отношения Бога к миру у обоих одна и та же [Cp., напр., у Спинозы: «
Я раскрыл природу Бога и его свойства, а именно, что он необходимо существует; что он един; что он существует и действует по одной только необходимости
своей природы; что он составляет свободную причину всех вещей; что все существует в Боге и, таким образом, зависит от него, что без него не может ни существовать, ни быть представляемо; и наконец, что все предопределено Богом и именно не из свободы вовсе или абсолютного благоизволения, а из абсолютной природы Бога, иными словами, бесконечного его могущества…
И это сродство было осознано и самим Гегелем, который неоднократно и с глубоким уважением говорит о Беме [В
своей «Истории философии» Гегель отводит
Я. Беме место в «новейшей философии», в ряду ее зачинателей (Ankündigung der neuern Philosophie), наряду с Бэконом Веруламским.
Баадер старательно отмежевывается от религиозного монизма и истолковывает доктрину
своего учителя в смысле свободы Бога от мира и от природы [Баадер говорит: «
Я.
Абсолютный дух не разделяется при этом
своем произведении в
своем основном существе и не теряет
своей целостности, так же как слово исходит, но не отходит от
меня.
Духовный источник мироутверждения заключается в обращенности духа ко многому и отвращенности от Божественного единого ничто [Эта жизнь (тварности и раздора) должна прийти в ничто… таким образом в той же жизни, в какой
я ощущаю
свою яйность (Ichheit), грех и смерть; она должна сойти в ничто, ибо в жизни, каковая есть Бог во
мне,
я враждебен смерт и и греху; и по жизни, которая есть еще в моей яйности,
я чужд ничто как Божеств» (dem Nichts als der Gottheit) (IV, 359, § 63).
Бог создал мир из самого себя, из
своего существа, — отвечает
Я. Беме [«Бог сделал все вещи из Ничто, и то же самое Ничто есть Он Сам, как в себе живущее наслаждение любви» (IV, 309, § 8).
«
Я прошу вас, — резюмирует Шеллинг, — считать установленным следующее: 1) Существо того, что Н. 3. называет Сыном, есть вечно в Боге и как поглощенное в actus purissimus божественной жизни, само с Богом, θεός. 2) С того момента (von da), как Отец усматривает в образах
своего бытия возможность другого бытия, или того момента, как ему эти образы являются как потенции, т. е., стало быть, от вечности, с того момента как он есть Отец, вторая потенция представляется ему как будущий Сын, он, стало быть, уже имеет в ней будущего Сына, которого он в ней наперед познает, в котором он собственно принимает план (Vorsatz) мира.
Эта мысль утверждается и в откровениях книги «Притчей Соломоновых», где Премудрость Божия говорит о себе: «Господь имел
меня началом пути
Своего, прежде созданий
Своих, искони…
В этих словах выражается пафос всего платонизма, а в признаниях Алкиви-ада-Платона говорит здесь сама Психея, ощутившая эрос
своего бытия: «когда
я его слышу, сердце бьется у
меня сильнее, чем у корибантов, и слезы льются от его слов; вижу, что со многими другими происходит то же.
Слушая Перикла и других искусных ораторов,
я находил их красноречивыми, но не испытывал ничего подобного: не приходила в волнение моя душа и не испытывала негодования против собственного
своего рабского существования.
Человек знает в себе
свое высшее
я, как гениальность, которою наделяется каждый, ибо всякому принадлежит
свое особое место в Плероме [Термин «плерома» (полнота) в христианстве означает либо некоторую сущность в ее неизменном объеме, либо множественное единство духовных сущностей, образующих некоторую упорядоченную, внутренне завершенную целостность.
Есть некоторая аналогия с оригенизмом и неоплатонизмом в космологии
Я. Беме, согласно которой инициатором нашего мира является Люцифер, учинивший
своим грехопадением для него некую καταβολή и испортивший «сальнитер» [Правильно: салиттер (salitter) — букв.: селитра — основное вещество или сущность земли, испорченной Люцифером.
«Да лобзает он
меня лобзанием уст
своих, ибо ласки твои лучше вина…
Наконец, это же самое человек в духовной работе производит и над самим собой, созидая
свое высшее
я, а через него изменяя и
свое тело.
И соблазн змея оказался реально осуществим, ибо стихия освобожденного ничто, прорвавшись в мир, окружила всякую тварь ледяным холодом одиночества, разъединила всеединое и центростремительную силу превратила в центробежную: тогда родилось наше малое
я, которое раздувается в
я космическое, весь мир считая
своим престолом: во истину «будете как боги».
Слово
Свое: «се раба Господня, да будет
мне по слову Твоему», Она осуществила всею
Своею жизнью и
Своим соучастием в подвиге послушания Сына
Своего, молитвенно восхотевшего: «не якоже Аз хощу, но якоже Ты» [Мф. 26:39.].
Миг вожделенный настал, окончен мой труд многолетний,
Что ж непонятная грусть тайно тревожит
меня?
Что ж
я печальный стою, как поденщик ненужный,
Плату приявший
свою, чуждый работе другой?..
Конечно, и эту сторону жизни имеет в виду великий апостол в
своем огненном вопле человеческого бессилия: «В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий
меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих.
«И услышал
я голос с неба, как шум от множества вод и как звук сильного грома, и услышал голос как бы гуслистов, играющих на гуслях
своих: они поют как бы новую песнь перед престолом и перед четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей песни, кроме сих 144 000 искупленных от земли.