Неточные совпадения
Не следует бояться логической противоположности этих признаков, ибо то, что ими выражается,
в своем живом
процессе гибче и пластичнее, нежели угловатые, неподвижные логические определения.
Впоследствии он еще раз высказал эту же мысль: «
В том, что обычно зовут диалектикой исторического
процесса, я вижу подобный спору Иова диалог между Человеком и Тем, Кто вместе с образом Своим и подобием даровал ему и Свое отчее Имя A3 ЕСМЬ, дабы земной носитель этого Имени, блудный сын, мог
в годину возврата сказать Отцу: Воистину ТЫ ЕСИ, и только потому есмь аз» (там же.
И здесь мы отличаем субъективный религиозный
процесс от его трансцендентальной характеристики и утверждаем не только психологическую своеобразность религии (что значило бы ломиться
в открытые двери, ибо этого пока никто и не отрицает), но и самостоятельную «способность религиозного суждения».
И
в буддизме ничто есть 1) абсолютное основание мира, именно положительная причина полагающей мир иллюзии, 2) абсолютное существо (хотя и ничто), которое лежит
в основе феноменального мира, 3) абсолютная цель мира, к которой стремится мировой
процесс и
в котором он находит абсолютное искупление и 4) носитель и источник религиозно-нравственного миропорядка, который представляет единственно истинное и постоянное
в иллюзии и лишь который делает иллюзорный мировой
процесс действительным
процессом спасения.
При обращении же за помощью к святым последние отнюдь не являются
в качестве таких промежуточных иерархий, заполняющих пропасть между человеком и Богом (ибо эта бездна незаполнима никаким «эволюционным»
процессом и никаким иерархическим восхождением), но лишь как близкие нам и, вместе с нами, предстоящие престолу Господа силы.
Но
в то же время
процесс этого феноменологического очищения и панлогического восхождения отличается непрерывностью и связностью на всех ступенях, он может быть проходим во всех направлениях, подобно тому как из любой точки круга мы можем пройти всю окружность и возвратиться к исходной точке или же из центра провести радиус ко всем точкам окружности.
Общее заключение Гартмана (к главе «Die religiöse Funktion als Gefühl») [Религиозная функция как чувство (нем.).] таково: «Ценность религиозного чувства содержится не
в чувстве как таковом, но
в бессознательном
процессе мотивации,
в котором оно сигнализирует как симптом резонанса
в сознании, а ценность этого
процесса мотивации заключается
в фактическом результате, который оно производит» (53).
Т. 1. С. 140).], и, чтобы не подвергнуться очистительной и убийственной карме [Карма — букв.: «деяние», «поступок» — одно из главных понятий индийской философии, обозначающее
в самом широком смысле совокупность всех человеческих поступков и их последствия
в его последующих существованиях.] дальнейшего диалектического
процесса, на который обречено отвлеченное от всякого содержания или окачествования бытие у Гегеля, надо с самого же начала спасти его от превращения
в ничто определенным что.
И поскольку таинству присуща эта черта, очевидно,
в общем
процессе мифотворчества оно составляет самую интенсивную точку.
В действительности мы знаем, что эта философская дедукция земли и неба совершается посредством фактических позаимствований у эмпирического бытия, которое отнюдь не соглашается быть только понятием [Совершенно справедливо замечает А. Древе
в своих примечаниях к гегелевской философии религии: «Гегель отожествляет сознательное бытие не с сознательной стороной бытия (Bewusst-Sein) или идеальным бытием, но непосредственно с реальным и приходит, таким образом, к чудовищному утверждению, что можно посредством конечного, дискурсивного, сознательного бытия продумать
процесс абсолютного, вечного, досознательного и сверхсознательного мышления непосредственно как таковой.
В системе Шеллинга (я разумею, конечно, его последнюю, наиболее совершенную и договоренную систему «Philosophie der Offenbarung») с ее учением о самораскрытии троичного Божества через мировой
процесс идея отрицательного богословия о трансцендентности Божества соответствует лишь определенному моменту бо-. жественной и космической диалектики.
Если и есть тайна
в Божестве или неведение о Нем, то лишь потому, что Оно не успело до конца раскрыться — породить себя
в мировом
процессе или осознать себя
в целокупности логического мышления.
Мировому бытию может быть, далее, приписана некоторая, хотя и ущербленная, реальность, производная от Абсолютного; так стоит дело
в системе статического пантеизма Спинозы, а также и динамического пантеизма Гартмана и Древса: мир возникает, согласно учению последних, вследствие некоторого «скандала»
в абсолютном, — появления слепой и бессмысленной воли к бытию, вызвавшей против себя логическую реакцию
в недрах абсолютного, причем для ликвидации этого недоразумения потребовался целый мировой
процесс.
Так как происхождение мира есть
процесс, имманентный Божеству, то, очевидно, грехопадение вносит драму и
в само Божество, и следует заключить, что мировой
процесс есть мистерия иррационально страдающего и искупающего себя же бога (хотя сам Эриугена такого заключения еще не делает).
Практическое устремление религии Abgeschiedenheit есть буддийская нирвана, не только акосмизм, но и антикосмизм: вырваться из мира, который возникает чрез раздвоение твари и Бога,
в изначальное божественное ничто. Очевидно, это воззрение не дает места идее истории, мирового
процесса, мирового свершения: идеал восстановления первоначального состояния, апокатастасйс, есть здесь голое отрицание мира.
Беме «запутывает само Божество
в своеобразный природный
процесс», и природа для Беме есть Бог не только
в том смысле, что она по своему положительному бытийственному содержанию коренится
в Боге, но и
в том смысле, что она есть необходимое орудие Его самораскрытия или внутренней диалектики, «чрез нее Он живет», без этого «сам Бог не знает, что Он есть» [Аврора, 344, § 17.].
Божественные энергии, действующие
в мире, принадлежат вечности Абсолютного, а то, что принадлежит самому миру
в его
процессе, существует лишь
в относительном: мир покоится
в лоне Божием, как дитя
в утробе матери.
Оно живет собственной жизнью,
в нем идут свои особые
процессы, принадлежащие именно ему, а не матери, но вместе с тем оно существует
в матери и только матерью.
Для них возникновение мира есть следствие слепого и нелепого акта воли, как бы ошибки Абсолютного, повлекшей за собой мировой
процесс и ввергнувшей само Абсолютное
в «трагедию страдающего бога», причем вся эта история имеет закончиться бесследным уничтожением безрезультатного мироздания и новым погружением Абсолютного
в тупой и сонный покой.
Нечестиво и нелепо говорить о «трагедии
в Боге», которая логикой своего развития, как бы неким «божественным фатумом», с необходимостью приводит к мировому
процессу.
Бог же волен ввести себя
в трагический
процесс мировой истории,
в себе и для себя оставаясь от него свободным, поэтому
в самом Абсолютном нет места трагедии, которая коренится
в противоборстве раздробленных сил относительного бытия.
А следовательно, Бог
в мире и через мир и сам становится, подвергается
процессу, и можно поэтому сказать, что Бог не завершен, поскольку не завершен мир, и не абсолютен, ибо еще не есть «всяческая во всех».
Далее, подлежит ли Бог временности, происходят ли
в нем изменения, прибавляется ли что-либо к Его полноте творением мира и мировым
процессом?
Но — при этом — осуществляется ли божественная полнота и
в этом мире, вовлечен ли Бог
в мировой
процесс с его свершениями, временами и сроками?
Но, с другой стороны,
процесс миротворения есть,
в глазах Шеллинга, и объективно-теогонический (как он многократно и определяет его), именно
в нем получают бытие, «напрягаются» (Spannung) «потенции»
в Боге, которые,
в состоянии проявленности чрез мир, соответствуют трем ипостасям Св.
Другими словами,
в теогоническом мировом
процессе Бог рождается для себя как триипостасный.
Троицы еще нет, ибо она лишь создается или рождается
в мировом
процессе.
Три ипостаси, по Савеллию, — это три различные формы внешнего проявления
в мире единого Божества.], необходимо признать, что этим учением он вносит
процесс в само Божество и тем самым впадает
в противоречие с «собственным утверждением трансцендентности, а потому и абсолютности Бога.
Вводя
процесс в само Божество, Шеллинг стремится раскрыть печать троичности
в мироздании, каковая видима для всякого сосредоточенного ума, даже и вне христианского откровения.
Однако именно то, что может раскрываться во времени, существует от вечности, а Шеллинг, вместо этого само время, т. е. мировой
процесс, вводит
в недра Божества, Его им определяет.
Бог, силою Своею вызывая мир к бытию, присутствует и во времени, ибо
в нем протекает
процесс теофанический, который есть
в то же время и теогонический.
Бог, оставаясь существом своим (ουσία) превыше мира, творческой силой своей (ενέργεια) присутствует во временном
процессе, рождается
в нем: на острие меча антиномии держится это соотношение вечности и временности.
В этой свободе твари, опирающейся на тварное ничто, божественные начала бытия существуют не
в силе и славе своей, не
в лике вечности,
в которой они не ведают развития и восполнения, ибо не нуждаются
в них, но во временном становлении, как тема и вместе задача мирового
процесса, его данностъ-заданностъ, что дает наиболее точную формулу для определения и тварной свободы, и тварного творчества.
Не существует преду становленности
в ходе мирового
процесса и
в судьбах людей, ибо время реально, и то, что
в нем совершается, творится во времени и
в этой оригинальности своей не может быть заранее предопределено
в какой-либо одной точке прошлого: все моменты времени онтологически равноценны и равнореальны, хотя этим и не уничтожается их различие, наоборот, даже утверждается.
Только откровению, т. е. сверхъестественному ведению (
в своем выражении естественно принимающему гносеологическую форму мифа), может быть доступна божественная сторона мирового
процесса, ибо «Божия никто же весть точию Дух Божий» [Божьего никто не знает, кроме Духа Божия (1 Кор. 2:11).].
Такая мысль совершенно не мирится с абсолютностью Божией, поскольку допускает, что и Бог научается чему-то чрез мировой
процесс, развивается и зреет
в нем.
Является абсурдом вбирать время
в Бога, а Бога во временный
процесс,
в чем вообще состоит основной недостаток всей его концепции.].
София присутствует
в мире как его основа, но она остается и трансцендентна миру прежде всего потому, что он находится во времени и
в становлении, а София выше времени и вне всякого
процесса.
Сотворение мира
в Начале, т. е.
в Софии, или на ее основе, приходится поэтому мыслить как обособление ее потенциальности от вечной ее же актуальности, чем и создается время с временным
процессом; актуализация потенции софийности и составляет содержание этого
процесса.
Но рядом с этим мир имеет и низшую «подставку» — υποδοχή [Более точный перевод: подоснова, «субстрат» (греч.).], которая есть «место» распавшейся, актуализированной множественности, находящей свое единство лишь во временно-пространственном
процессе,
в становлении, бытии-небытии; слои бытия переложены здесь слоями небытия, и бытие находится
в нерасторжимом, как свет и тень, союзе с небытием.
Вот важнейшее место, сюда относящееся: «если душа благодаря ускоренному уходу освобождается от тела, то она ни
в каком отношении не терпит ущерба и познала природу зла с тем, чтобы открылись заключенные
в ней силы и обнаружились энергии творчества, которые оставались бы втуне при спокойном пребывании
в бестелесном, ибо никогда не могли бы перейти
в действие, и от души осталось бы скрытым, что она имеет» (Enn. IV, Lib. VIII, cap. 5).], а
в неблагоприятном душа загрязняется и, для того чтобы освободиться от телесных оков, должна подвергнуться очистительному
процессу, которым является многократное перевоплощение
в различные тела.
Ибо такое общее чувство реальности, помимо частных ощущений, бесспорно существует и опознается металогически, и оно составляет непреодолимое, хотя и не логическое, препятствие для идеалистической метафизики типа Гегеля, который, хотя и
в замаскированной форме, принужден был капитулировать пред алогической стороной логического
процесса.
Та меональная основа телесности, которая
в духовном теле остается лишь
в потенциальности, ибо побеждена и до конца преодолена идеей, здесь,
в «земном теле», утверждает свою актуальность, а идея становится только искомой и заданной; отсюда и возникает
процесс, развитие, становление.
Земля
в этом смысле есть становящаяся духовная телесность, она лишь стремится стать той «новою землею», которая выявится по окончании мирового
процесса, когда черная и темная масса преложится
в «море стеклянное, подобное кристаллу» (Откр. 4:6).
Поэтому появление Богоматери, а следовательно, и боговоплощение возможно было только
в «полноту времен», когда совершился естественный, хотя и вспомоществуемый благодатию,
процесс внутреннего возрождения и оздоровления природы, центром коего и является Пресв.
Далее изображается сотворение Евы из плоти Адама: он охвачен при этом глубоким и блаженным сном, полным грез об Еве, которая исходит из него
в этом экстазе помимо его сознания, как бы растительным
процессом.
В религиозном
процессе, который и составляет существо мировой истории, дело идет о спасении от мира, о взыскании Бога человеком («из глубины воззвах к Тебе, Господи») [Пс. 129:1.], а вместе и о спасении мира.
Первая задача исчерпывает собой положительное содержание «язычества» [Ап. Павел
в речи
в Афинском ареопаге, обращенной к язычникам, дает такую картину религиозного
процесса: «От одной крови Бог произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитания, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он далеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся, и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: мы Его и род» (Деян. ап. 17:26-8); сродная мысль выражается им же: «Что можно знать о Боге, явно им (язычникам), ибо Бог явил им.
Если признавать религиозную подлинность язычества, то надо принять и то, что
в нем совершался положительный религиозный
процесс, назревала историческая «полнота времен», иначе говоря, христианство подготовлялось не только
в иудействе, но и
в язычестве.
У одних (преимущественно у современных представителей «религиозно-исторической» школы
в протестантизме) это сближение делается чересчур внешне и тенденциозно, а другими столь же тенденциозно затушевывается; религиозно осмысленное сравнительное изучение культов есть одна из задач, настоятельно вытекающих из правильного понимания природы религиозного
процесса в язычестве.» [«Знаете, что когда вы были язычниками — έθνη, то ходили к безгласным идолам так, как бы вели вас — ως αν ήγεσθε άπαγόμενοι» (1 Кор.