Неточные совпадения
Для философа
было слишком много событий: я сидел четыре
раза в тюрьме, два
раза в старом режиме и два
раза в новом,
был на три года сослан на север, имел процесс, грозивший мне вечным поселением в Сибири,
был выслан из своей родины и, вероятно, закончу свою жизнь в изгнании.
Я всего
раз в жизни, еще юношей,
был там проездом из Германии.
Мне не
раз приходится говорить в этой книге, что во мне
есть как бы два человека, два лица, два элемента, которые могут производить впечатление полярно противоположных.
Я не
раз задавал себе вопрос, верно ли
было бы меня назвать романтиком в философии.
Я несколько
раз замечал, что мне
было легче общение с народным слоем, чем другим интеллигентам.
Первый
раз я
был арестован в Киеве всего на несколько дней как участник большой студенческой демонстрации.
Я себя спрашивал много
раз,
есть ли в моем характере нетерпимость.
И каждый
раз с пронизывающей меня остротой я ощущаю, что существование мира не может
быть самодостаточным, не может не иметь за собой в еще большей глубине Тайны, таинственного Смысла.
Не
буду повторять того, о чем я уже много
раз писал.
Но я все-таки два
раза был арестован, сидел в Чека и Гепеу, хотя и недолго, и, что гораздо важнее,
был выслан из России и уже двадцать пять лет живу за границей.
Первый
раз я
был арестован в 20 году в связи с делом так называемого Тактического центра, к которому никакого прямого отношения не имел.
Был на докладе приехавший из Парижа митрополит Евлогий, которого я видел первый
раз.
Что это течение среди французской молодежи многим
было обязано мне, это не
раз заявляли его представители.
Много
раз в моей жизни у меня бывала странная переписка с людьми, главным образом с женщинами, часто с такими, которых я так никогда и не встретил. В парижский период мне в течение десяти лет писала одна фантастическая женщина, настоящего имени которой я так и не узнал и которую встречал всего
раза три. Это
была женщина очень умная, талантливая и оригинальная, но близкая к безумию. Другая переписка из-за границы приняла тяжелый характер. Это особый мир общения.
И вместе с тем конец мира и истории не может
быть лишь потусторонним, совершенно по ту сторону истории, он
разом и по ту сторону и по эту сторону, он
есть противоречие для нашей мысли, которое снимается, но не самой мыслью.
У меня несколько
раз были представители гестапо и расспрашивали меня о характере моей деятельности.
Но я себе не
раз задавал вопрос, почему я не
был арестован, когда арестовывали с такой легкостью и без достаточных оснований.
За двадцать лет я, может
быть,
раза три бывал в кафе.
— Тут уж есть эдакое… неприличное, вроде как о предках и родителях бесстыдный разговор в пьяном виде с чужими, да-с! А господин Томилин и совсем ужасает меня. Совершенно как дикий черемис, — говорит что-то, а понять невозможно. И на плечах у него как будто не голова, а гнилая и горькая луковица. Робинзон — это, конечно, паяц, — бог с ним! А вот бродил тут молодой человек, Иноков, даже у меня
был раза два… невозможно вообразить, на какое дело он способен!
План состоял в том, чтобы вдруг, без всяких подходов и наговоров, разом объявить все князю, испугать его, потрясти его, указать, что его неминуемо ожидает сумасшедший дом, и когда он упрется, придет в негодование, станет не верить, то показать ему письмо дочери: «дескать, уж
было раз намерение объявить сумасшедшим; так теперь, чтоб помешать браку, и подавно может быть».
Никто, кажется, не подумал даже, что могло бы быть, если бы Альфонс Богданыч в одно прекрасное утро взял да и забастовал, то есть не встал утром с пяти часов, чтобы несколько раз обежать целый дом и обругать в несколько приемов на двух диалектах всю прислугу; не пошел бы затем в кабинет к Ляховскому, чтобы получить свою ежедневную порцию ругательств, крика и всяческого неистовства, не стал бы сидеть ночи за своей конторкой во главе двадцати служащих, которые, не разгибая спины, работали под его железным началом, если бы, наконец, Альфонс Богданыч не обладал счастливой способностью являться по первому зову,
быть разом в нескольких местах, все видеть, и все слышать, и все давить, что попало к нему под руку.
И хотя бы мы были заняты самыми важными делами, достигли почестей или впали бы в какое великое несчастье — все равно не забывайте никогда, как нам
было раз здесь хорошо, всем сообща, соединенным таким хорошим и добрым чувством, которое и нас сделало на это время любви нашей к бедному мальчику, может быть, лучшими, чем мы есть в самом деле.
Споры возобновлялись на всех литературных и нелитературных вечерах, на которых мы встречались, — а это
было раза два или три в неделю. В понедельник собирались у Чаадаева, в пятницу у Свербеева, в воскресенье у А. П. Елагиной.
Неточные совпадения
Помнишь, как мы с тобой бедствовали, обедали на шерамыжку и как один
раз было кондитер схватил меня за воротник по поводу съеденных пирожков на счет доходов аглицкого короля?
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько
раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел
было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Анна Андреевна. Ну, может
быть, один какой-нибудь
раз, да и то так уж, лишь бы только. «А, — говорит себе, — дай уж посмотрю на нее!»
— Во времена досюльные // Мы
были тоже барские, // Да только ни помещиков, // Ни немцев-управителей // Не знали мы тогда. // Не правили мы барщины, // Оброков не платили мы, // А так, когда рассудится, // В три года
раз пошлем.
Коли вы больше спросите, // И
раз и два — исполнится // По вашему желанию, // А в третий
быть беде!» // И улетела пеночка // С своим родимым птенчиком, // А мужики гуськом // К дороге потянулися // Искать столба тридцатого.