Грымза с камелиями

Юлия Климова, 2006

Даже если вы обладательница роскошных форм и сундука золота – не обольщайтесь! Ибо мужчина, пожирающий вас глазами, совершенно необязательно околдован убойными прелестями. Скорее всего, ему просто что-то надо. Во всяком случае, с Альжбетой вышло именно так. Некий мужчинка преследовал красотку по пятам в течение пары часов, а потом в скандальной форме потребовал вернуть его сокровища. Вот тут-то настал черед Альжбетки впасть в истерику – ведь состоятельной дамой она стала как раз таки благодаря содержимому сейфа, спрятанного в гараже этого назойливого господина...

Глава 7

О том, как я иду устраиваться на работу и лишний раз убеждаюсь в том, что жизнь прекрасна

— Альжбетка, что у тебя есть приличного? — поинтересовалась я. Прислонилась к дверному косяку и нахмурилась — наверняка сейчас придется перемерить кучу барахла.

— В каком смысле?

— Из одежды, не могу же я на собеседование идти в джинсах с дыркой на коленке.

Альжбетку мы уже посвятили во все наши планы, так что лишних вопросов она задавать не собиралась.

— У меня есть две юбки и платье, — щедро предложила Альжбетка.

— Показывай юбки, — потребовала я.

Альжбетка достала два маленьких кусочка материи и протянула мне.

— Это что? — спросила я, и брови мои поползли вверх. — Носовые платки?

— Нет, это две мои самые любимые юбочки.

— А на чем они вообще держатся?

Я крутила в руках эти изделия, не понимая даже, где у них перед, а где зад. Я, конечно, покупаю изредка модные вещи и даже пару раз надевала короткий топик, но… Короче, за Альжбеткой мне не угнаться.

— На бедрах держатся, — со знанием дела вмешалась Солька, — у нас девчонки в старших классах только так и ходят.

— Кошмар, — выдохнула я, возвращая Альжбетке ее богатство, — давай платье.

Она недовольно хмыкнула (наверное, обиделась за свои юбчонки) и достала вполне приличное черное платье. Хорошо, что я пониже ростом, за счет этого юбка удачно прикрыла мои ноги — еще на привале я зацепилась коленом за противный сучок, и теперь на джинсах зияла дыра, а на коленке заживала рана, так что сверкать этим на собеседовании мне не хотелось.

— Я в нем пойду, — решительно сказала я, слегка закатывая рукава.

— Только осторожно, — взмолилась Альжбетка, — оно у меня на все случаи жизни.

— Универсальное, что ли? — ехидно спросила Солька.

— Да, и нечего смеяться, оно, между прочим, стоит две тысячи долларов.

— Сколько? — воскликнули мы с Солькой.

Вообще-то, теперь у нас деньги были, и весьма приличную сумму на всякий случай я взяла с собой, но все же платье за такие деньги никак не укладывалось у меня в голове. То есть я знаю, что на свете есть платья и подороже, но, пожалуй, это первое за такую цену, которое я не только подержала в руках, но еще и надела.

— Выклянчила у кого-то? — спросила Солька.

— Вовсе нет, мои поклонники сами меня балуют, — фыркнула Альжбетка.

— Не сомневаюсь, — скептически сжав губы, сказала Солька.

Кто еще может идти устраиваться на работу на место горничной в платье за две тысячи долларов — только я!

— Хорошо, что оно у тебя не новое, — сказала я, поглядывая на себя в зеркало, — хоть не выглядит на такие деньги.

— Что? — обиделась сразу Альжбетка. — Ничего ты не понимаешь в платьях, я его всего раз пять надевала.

Я вздохнула и сказала:

— Присядем на дорожку.

— Присядем, — кивнула Солька.

Мы дружно расположились на кроватях, вздохнули и переглянулись.

— Ты не волнуйся, — приободрила меня Солька, — все будет хорошо, я тут за всем пригляжу.

— Мы вместе приглядим, — поправила ее Альжбетка.

Я посмотрела на свои кроссовки и спросила:

— А хрустальных башмачков у тебя нет?

Альжбетка стала рыться в своей огромной сумке и через минуту достала черные туфли. Как ни странно, каблук был вполне приемлемый — невысокий и устойчивый.

— Они мне велики, — сказала я, любуясь на свою ногу с повисшей на ней туфлей.

— Я сейчас газеты напихаю в мысок, — засуетилась сердобольная Солька.

Вот так, в платье за две тысячи долларов и в туфлях, набитых газетой, я направилась в сторону нашего будущего богатства. По дороге я продумывала линию поведения, но запуталась в мыслях уже на полпути и решила, что просто поплыву по течению. Подойдя к забору, я достала объявление и решительно позвонила три раза. Калитку, которая больше напоминала пуленепробиваемую дверь, открыла мне шустрая маленькая женщина.

— По объявлению? — спросила она, оглядывая меня с ног до головы.

Я протянула бумажку и, решив пока не открывать рот, просто кивнула.

— Иди за мной, с дорожки не сворачивай, тут все посажено не для того, чтобы топтать.

Вполне гостеприимно, а вам как кажется?

Я отправилась вслед за бойкой Дюймовочкой. Собственно, как можно сойти с дорожки, я так и не поняла, потому что она была выложена по бокам аккуратненькими бетонными плитками. Участок был уже облагорожен, но все же бросалось в глаза, что работы время от времени возобновляются. Я покосилась в сторону интересующего меня охотничьего домика и прибавила шаг — у меня будет эта работа, во что бы то ни стало будет!

— Ноги вытирай, вот когда сама тут полы намоешь, тогда и поймешь, что это за труд.

Я послушно потеребила туфлями лежащую на полу тряпку. Газета, напоминая о своем присутствии, больно уткнулась в мой большой палец.

— Чего стоишь, проходи на кухню.

— А где она? — мягко поинтересовалась я. Эх, если бы не бриллианты, я бы вела себя совсем по-другому, Дюймовочка уже лежала бы на полу в предобморочном состоянии и просила пощады.

— Перед твоим носом, — женщина ткнула пальцем в сторону коричневой двери.

Я огляделась по сторонам: большая гостиная, дверь под лестницей, дверь рядом с кухней, красиво выложенный паркет, две огромные пальмы, песочный диван, стопка нераспакованых коробок, телевизор, весьма оригинальные шторы…

— Чего стоишь, иди!

Это ради больших денег, это ради бриллиантов, это ради девчонок и ради собственного дела… Внушение помогло и, дернув золотую ручку, я вошла в кухню.

Кухня впечатляла! У меня такого размера комната. Кругом было чисто, модно, и к тому же вкусно пахло. Хорошо, я буду здесь работать, уговорили.

— Звать тебя как? — смахивая со стола пыль, которой не было, спросила Противная Особа.

— Аня.

Это был тот случай, когда меня мое имя не подвело, вряд ли бы этой грымзе понравилось, если бы я сказала — Альжбетта.

Особа еще раз оглядела меня с головы до пят, скривилась и сказала:

— Ну, хорошо, надевай передник — и за работу.

Я пожала плечами, подошла к стене, взяла один из белых фартуков, быстренько натянула его на себя и ехидно спросила:

— Достаточно ли я теперь хороша, чтобы пополнить ряды прислуги в этом доме?

Особа топнула ногой и затрясла в воздухе пальцем:

— Я не потерплю тут подобных штучек!

Да она еще и нервная к тому же…

— А давайте вы тоже представитесь, — предложила я, — это, возможно, нас сблизит, все же в одной сфере работать будем, коллеги, так сказать.

— Сравнила себя со мной, — фыркнула в ответ Особа, — я здесь всем управляю, я у хозяйки уже десять лет служу! А называть меня будешь Екатериной Петровной, поняла? Глушакова Екатерина Петровна — мое полное имя.

Что же тут непонятного.

— А кто проживает в доме? — поинтересовалась я, беря со стола загорелое яблоко. Есть же хочется, а тут фруктов целая гора на столе.

Екатерина Петровна мой голодный выпад не одобрила, отобрала яблоко и положила на место.

— Заработай сначала, — сказала она, — а уж потом свои ручонки к добру хозяйскому тянуть будешь.

Виртуальным топором я сделала зарубку в голове — припомню я это тебе, Дюймовка старая, ох, припомню!

— В доме народу обитает немного: хозяин с хозяйкой, я и садовник наш, он в пристройке живет. Тебе комнату тоже выделят, выходной — воскресенье, все остальное время будешь работать от зари до зари, поняла?

— И что входит в мои обязанности? — поинтересовалась я, косясь на яблоко.

Екатерина Петровна отодвинула от меня тарелку подальше и сказала:

— Что скажу, то и будешь делать, и хозяева что потребуют, выполняй без лишних разговоров, а то вылетишь отсюда быстренько.

— Горю желанием приступить к работе, — мрачно улыбнулась я, — с чего начать? Где, так сказать, я могу продемонстрировать свой энтузиазм и стремление оправдать то доверие, которое вы возложили на мои хрупкие плечи, взяв меня на работу?

— Что? — переспросила Екатерина Петровна.

Понятно, длинные предложения она не усваивает.

— Я спрашиваю: постирать, погладить что-нибудь нужно?

— Хозяин поздно приехал и болен к тому же, сейчас завтрак ему понесешь.

— В постель? — уточнила я. — А чем он в таком случае болен, это не заразно?

Екатерина Петровна опять фыркнула.

— У вас, молодых вертихвосток, только одно на уме! Отнесешь завтрак и газеты, а уж в постели он там или нет, я не знаю.

— А хозяйка против не будет? Они что, раздельно спят?

Что я могу поделать, если подобное вызывает у меня живейший интерес, ну не удержалась, с кем не бывает. Екатерина Петровна побагровела и направилась к плите. Через минуту на сковородке журчал омлет, убивая меня своими ароматами. Желудок, недолго думая, зажурчал ему в ответ. Я взяла яблоко и решительно откусила. Екатерина Петровна дернулась, молниеносно обернулась, но было поздно: мои ровненькие зубки, обремененные только одной пломбой, словно кухонный комбайн, измельчали данный фрукт в пюре. Ха-ха!

Омлет издал звук, который переводится как — я готов, съешь меня. Это обезоружило престарелую Дюймовочку, и она была вынуждена заняться не мной, а сковородкой. Вообще-то, Екатерине Петровне на вид можно дать лет сорок восемь, но я специально в мыслях накинула ей еще пятнадцать: так мне было приятнее о ней думать.

На сервировочном подносе, словно по волшебству, появились чашка с обжигающим ароматным чаем, горка печенья на блюдце и только что приготовленный омлет. Екатерина Петровна щедро посыпала его обжаренными грибами, и я быстро попыталась сообразить, сколько грибов можно съесть по дороге, чтобы это не сильно бросалось в глаза.

— Неси на второй этаж, да осторожно.

— Я-то отнесу, но не могли бы вы мне поконкретнее объяснить маршрут?

Демонстративно закатив глаза, видно, тем самым пытаясь обозначить мою непробиваемую тупость, Екатерина Петровна все же снизошла до объяснения.

— Поднимешься наверх и направо, крайняя дверь из светлого дерева.

— О, спасибо!

Разве она не душка? Премилое создание.

Я с удовольствием вышла из кухни и осмотрелась — никого не было. Поставив осторожно поднос на одну из коробок, я стащила два печенья и задумалась над грибами… нет, не буду, я же на вечной диете…

Мне не терпелось оказаться на втором этаже и посмотреть обстановочку, еще хотелось познакомиться с моими непосредственными работодателями, интересно, что за толстосумы проживают в этом доме… Она, наверное, какая-нибудь красотка, а он холеный мужчина преклонных лет… Так я размышляла, поднимаясь по лестнице.

Второй этаж начинался с просторного холла. У стены стоял яркий диванчик, а на противоположной стене висел плоский серебристый телевизор.

— Неплохо, — одобрила я, глядя на эту громадину.

Нужную мне дверь я увидела сразу, но не торопилась дергать за ручку. Надеясь, что омлет протянет еще какое-то время и не остынет окончательно, я поочередно подошла к трем другим дверям и, прижавшись ухом, прислушалась. Везде было тихо. Ничего интересного.

Я направилась выполнять поручение Екатерины Петровны. Постучала в дверь — тишина, я постучала еще раз…

— Да, — услышала мужской голос, а далее раздался хриплый кашель. Болеет бедняга.

Надеюсь, он одет? Я украсила лицо доброй, очаровательной улыбкой (иногда мне это удается) и толкнула дверь бедром. Своим бесподобным бедром!

У вас бывает так, что кажется, будто мир сошел с ума? У меня бывает, еще мне иногда снятся странные сны, и еще у меня иногда такое чувство, будто моя судьба — точно паутина на высокой траве: утром она покрыта капельками росы, я тяну за ниточку, и она поддается и начинает медленно распускаться… Я стою и сматываю мягкий пушистый комочек, сама сматываю, без чьего бы то ни было участия… о чем это я… отвлеклась…

В комнате все было так, все было на местах, и даже Воронцов — мой горячо любимый начальник, лежащий на широкой кровати с журналом в руках, был здесь весьма на месте, весьма кстати и весьма своевременен…

В моей голове, точно пчелы, зашевелились вопросы:

1. Что он здесь делает?

2. Что я здесь делаю?

3. Что вообще происходит?

4. И пожалуй, главный вопрос на этот момент — это что еще за хозяйка тут проживает вместе с ним?!!

Я выпрямила спину, вспомнила, что на мне платье, в котором только оперу слушать, вспомнила, что я — это я, улыбнулась уже своей боевой, настоящей улыбкой и спросила:

— Чайную церемонию можно начинать?

Воронцов оторвался от журнала и посмотрел на меня. Я люблю, когда мужчины смотрят на меня вот так… Этот взгляд называется — ты пришла, я ранен, я гибну, я почти убит, и нет пути назад. Хотя Солька бы назвала этот взгляд по-другому — спасите, помогите! Но не надо слушать Сольку — что может знать учительница ботаники о таких взглядах?

Воронцов отложил журнал, закрыл и открыл глаза, видно, проверяя, не мираж ли я, хотел что-то сказать, но не смог, потому что начал сильно и надрывно кашлять. Я поставила поднос на тумбочку, протянула ему кружку чая и, взяв вилку с тарелкой, усевшись на кровать, стала с наслаждением есть омлет.