Небесное служение. Дева

Эмилия Витковская, 2020

Я ушла в монастырь, чтобы узнать правду. Но я обнаружила гораздо больше. Тьма соблазняет меня, тянет вниз. Все, о чем я могу думать, это он – Адам Монро, сын Пророка, темный принц империи, которая растет с каждым днем. Ему поручено защитить меня от волков внешнего мира. Но чем дольше я остаюсь в монастыре, тем больше понимаю, что волки уже внутри, под контролем Пророка. Если Адам узнает настоящую причину, по которой я здесь, он вместе с остальными возьмет мою кровь. А до тех пор я буду Далилой, послушной служанкой Пророка днем и Девой Адама ночью. Содержит нецензурную брань.

Глава 5

Далила.

Прихожане гудят, их голоса сливаются, пока аудитория на 20 000 мест не начинает трещать от напряжения. Я становлюсь на колени, голова опущена, руки сложены, лицо закрыто белой вуалью. Мои подруги из монастыря делают то же самое по обе стороны от меня. Двенадцать невинных Дев на пьедестале, чтобы толпа могла смотреть и желать.

Пророк — не что иное, как понты. Об этом говорит позолоченный пол его сцены, и когда он выходит в своих блестящих черных туфлях, толпа превращается в живое чудовище, рев одобрения заглушает постоянный гул греха.

Он усмехается улыбкой доброго отца и машет пастве. Его изображение увеличено на огромных мониторах по обе стороны сцены. Девушка рядом со мной дрожит, хотя сомневаюсь, что от страха. Религиозный восторг, поклонение герою, которое продолжается, несмотря на все ужасы, постигшие ее прошлой ночью.

— Сейчас, сейчас. Слава принадлежит Богу, а не мне. — Пророк говорит через маленький микрофон, который изгибается вокруг его щеки и прижимается к губам.

Я не могу оборачиваться. Девы должны преклонить колени — идеальный образ благочестивой женственности во время службы. Наши вуали скрывают синяки. Этим утром я поняла, что мне повезло — многие девочки пострадали ночью, когда я качалась в углу, обхватив руками икры.

Даже не видя, что происходит позади меня, я знаю, что в святилище полно набожных верующих. За нашими спинами выстроился ряд детей в белых джемперах, которых привели из детской. Во время службы нельзя разговаривать, и я много раз видел, как женщины, которым поручено присматривать за детьми, выводили из зала расшалившихся малышей.

Ряды Небесных полицейских выстроились по бокам от проходов. Несколько лет назад государство предоставило муниципалитету «Небесного служения» статус, позволив Пророку сформировать свою собственную полицию и правительство. Его влияние с каждым днем распространяется все больше, как всепоглощающая гниль.

— У нас новый урожай девиц монастыря, слава Богу. — Он делает движение в нашу сторону — двенадцать пешек в своей игре силы. Сценическое освещение заставляет его сиять. Толпа аплодирует. Их голод дует нам в спину.

— Эти желанные места были заполнены молодыми женщинами, которые станут будущим нашей церкви. Двенадцать месяцев интенсивного обучения путям Отца, Сына и Святого Духа принесут множество женщин, которые ходят в свете и любви нашего Спасителя. — Он указывает на нас рукой. Аплодисменты нарастают.

Он поднимает руку, и все звуки прекращаются.

— В качестве удовольствия для новых девиц нашего монастыря и для всех вас сегодня утром у нас особенный гость. Женщина, которая воплощает в себе все, чем должна быть молодая женщина. Она — яркий пример будущего, которого мы желаем всем девицам нашего монастыря, тем более что она сама была одной из них. Пожалуйста, поприветствуйте нашу первую леди Алабамы, миссис Мириам Уильямс.

Толпа рычит, когда она выходит на сцену, ее розовые каблуки, длинные ноги и безупречное кремовое платье подчеркивают ее распущенные светлые волосы. Она машет рукой с широкой улыбкой королевы красоты на лице, обнимая Пророка и целуя его в обе щеки.

Когда они заканчивают улыбаться друг другу, она поднимает микрофон и выходит вперед, ее взгляд блуждает по девицам монастыря у ее ног.

— Блаженны вы среди женщин. — Ее голос, идеальное сочетание высокого и низкого, разносится по арене. — Для вас надежда на лучшее будущее.

Еще один взрыв аплодисментов, и толпа стихает.

Ее ясные голубые глаза почти так же остры, как и ее улыбка, когда она смотрит на нас.

— Господь привел вас к Пророку, как и меня. Я каждый день восхваляю Бога за это благословение и не сомневаюсь, что все вы делаете то же самое. Пророк знает ваши сердца, ваши умы, ваши желания и ваши мечты. И только через него вы полностью раскроете свой потенциал благочестивой женщины в падшем мире.

Из толпы зрителей звучит «аминь».

— Доверьтесь ему. Послушайте его. Только Пророк знает план Бога для вашей жизни. — Она поднимает глаза и бросает драматический взгляд на толпу. — Девы монастыря благословлены тем, что находятся на попечении Пророка. Как и все мы. Пусть Бог и дальше будет светить своим светом через своего единственного истинного представителя здесь, на Земле.

Она поворачивается и делает глубокий реверанс перед Пророком. Он кивает, затем подходит к ней, берет ее за руку и поднимает ее.

— Истинная женщина Бога, не так ли?

Прихожане извергают вулкан одобрения как для Пророка, так и для Мириам. Она резко уходит со сцены, ее белые зубы блестят.

Я могу взглянуть на Пророка, когда он начинает свою проповедь, но мой взгляд обращен вправо. Адам стоит сбоку от сцены, его не видно из толпы, но видно некоторым девушкам. Сложно смотреть сквозь вуаль, но его внимание, кажется, приковано ко мне. В его темных глазах что-то вроде любопытства или, возможно, отвращения. Меня не должно волновать, что это, даже если я волнуюсь. Адам не тот мужчина, который меня интересует; он просто еще одно препятствие, которое мне придется преодолеть на пути к истине.

Опустив взгляд, я сосредотачиваюсь на краю сцены. Я не слушаю Пророка. Я здесь не для этого.

***

Я беру свою тарелку с овощами и крохотную порцию мяса и сажусь за один из столов в столовой. Меньше банкетного зала, эта комната строго утилитарна: металлические столы и стулья, кафельный пол и полностью оборудованная кухня. Мы здесь обедаем и ужинаем. Головорез сказал нам, что Пророк верит, что завтрак для слабых; поэтому мы пропускаем его в монастыре. Я подозреваю, что отсутствие завтрака и низкое качество еды больше связаны с тем, чтобы мы были слишком послушными или, возможно, привлекательно худыми. Возможно, и для того, и для другого.

Другая Дева сидит рядом со мной и открывает свой пакет молока.

— Привет.

— Привет. — Я накалываю кусок брокколи и кладу его в рот.

— Я Мелин, я имею в виду, я Сара. — Она улыбается, ее темные волосы вьются вокруг лба. Она выглядит едва ли достаточно взрослой, чтобы водить машину.

— Далила.

— Откуда ты? — Она отрезает кусок мяса и осторожно кладет его в рот.

— Луизиана. А ты?

— Бирмингем. — Она морщит нос, но сглатывает.

— Сколько тебе лет?

Она улыбается и ковыряется в зеленой фасоли.

— Я достаточно старая.

Я смотрю вверх и вижу, что за нами наблюдает еще одна Дева.

— Привет.

Она опускает глаза — под одним из них черный полумесяц синяка — и берет свою еду.

— Это Ева. Она была…

Я подпрыгиваю, когда Сара издает пронзительный визг.

Рядом с ней стоит Сестра с короткой палкой в руке.

— Не разговаривать во время еды.

Сара сжимает голую шею в том месте, где ее ударили, и отодвигается от меня. Я обнимаю ее. Прядильщица снова встает на дыбы. Я вздрагиваю, когда палка падает мне на шею.

— Никаких контактов между девушками! — Она хмурится, когда я отпускаю Сару.

— Я в порядке. — Сара фыркает, по ее щеке текут слезы.

У меня болит шея, но я отказываюсь прикасаться к больному месту. Я не доставлю Сестре удовлетворения.

Она продевает палку через петлю на поясе юбки и идет к кухне, ее длинная черная юбка почти касается земли.

Я опускаю руку под стол и сжимаю колено Сары. Она коротко кивает мне и снова начинает есть.

Я задаюсь вопросом о женщинах, которые подписались на это, заблуждаясь, что Монастырь будет чем-то вроде рая для сестер. Примирились ли они с тем, что есть на самом деле? После вчерашней ночи я не могу представить, чтобы кто-то из них все еще верил в Пророка, в обещанную им безопасность. Но когда я смотрю на одну из Дев, самодовольное удовлетворение в ее глазах, когда она смотрит на рубец, образующийся у меня на шее, я понимаю, что некоторые из этих женщин находятся именно там, где они хотят быть.

— Тренировка начинается через пять минут. — Другая Сестра стоит у двери холла, у нее резкий лающий голос. Ей не больше тридцати, но, учитывая ее авторитетный вид, кажется, что она главная. Ее волосы скрыты под черной одеждой, и ее глаза, кажется, пронизывают любого, на кого она смотрит слишком прямо. Я опускаю взгляд, чтобы она не увидела настоящую меня.

Я съедаю все, что могу, из своего пресного завтрака. К тому времени, когда я заканчиваю трапезу, остальные Девы выходят за дверь. Я присоединяюсь к очереди, пока мы петляем по коридорам, Монастырь похож на соты. Когда мы выходим в большую комнату, некоторые женщины ахают.

Три высоких стола — такие, какие можно увидеть в кабинетах врачей, — стоят справа, по Сестре рядом с каждым. Затем еще один набор из трех столов с какими-то странными мешочками для капельниц, висящими по углам, и большой раковиной за ними. За столами стена, покрытая темной решеткой. Кнуты, зажимы, цепи и большой выбор фаллоимитаторов. Большая деревянная конструкция в форме X в углу, и ремни сверху и снизу говорят мне, что это не только для декора.

— Бог улыбается женщинам, которые нравятся своим хозяевам. Вы должны быть драгоценны в Его глазах. — Сестра широко раскинула руки. — Это ваша тренировочная комната. Каждое утро вы будете проводить здесь немало времени. Послеобеденное время будет проведено в молитве или выполнении хозяйственных работ. А ваши ночи принадлежат вашим Защитникам.

Одна девушка издает сдавленный звук. Старшая Сестра хлопает палкой по ладони.

— Раздевайтесь. Вы все.

Я уже привыкла к принудительному раздеванию, поэтому безропотно роняю платье на пол. Здесь не дают нижнего белья.

Сестра идет к первой в очереди девушке и рукоятью своей палки приподнимает ее подбородок.

— Все волосы на теле неприличны в очах Господа.

И в каком библейском стихе это сказано? Порно 1:69? Я держу свои мысли при себе.

Она скользит палкой по туловищу обнаженной девушки и останавливается на прядке волос между ее бедер.

— Стыдно. Вы все. Ваши тела постыдны. У нас есть двенадцать месяцев, чтобы попытаться превратить вас в женщин, которыми могут гордиться Бог и Пророк. — Она тяжело вздыхает и переходит к следующей девушке. — Но за последние пять лет у меня никогда не было такого непринужденного класса девушек. — Она использует палку, чтобы ткнуть Еву в пышную талию. — Это жир, тебе нужно похудеть. — Она продолжает идти по очереди, пока не подходит ко мне. — А вот и многообещающая. Стройное тело, хорошие волосы — конечно, нам нужно убрать беспорядок между твоими ногами. Она прижимает палку к моему подбородку, поднимая мое лицо к себе. — О, Боже. — Она хмурится. — Эти глаза просто не годятся. — Она цокает языком. — В них есть что-то, что мне не нравится. То, что неугодно Господу. — Она колеблется еще мгновение, прежде чем двинуться дальше, критикуя волосы, вес, ямочки, целлюлит, тон кожи и даже расположение родинок. — Это татуировка? — Ее отвращение стягивает воздух, как масло воду. — Как, черт возьми, ты попала в Монастырь с этим злым знаком падшего мира на своем теле?

К тому времени, когда она возвращается в начало очереди, мы все уменьшаемся примерно на шесть дюймов, и я слышу сопение сзади.

— Монастырь был создан Пророком, чтобы обучать молодых женщин, таких как вы, следовать учениям Господа и повиноваться Его воле. Некоторые вещи, которые здесь происходят, могут вас запутать. — По ее тонким губам пробегает намек на улыбку. — Они могут даже напугать вас, но будьте уверены, что все делается в соответствии с планом Пророка для вашей жизни. Со временем вы это поймете.

Она говорит с уверенностью, которую я видела только у продавцов и политиков. У меня ползутмурашки по коже.

— Три девушки — сюда. — Она указывает на первый набор столов.

— Следующие три — сюда.

Я последняя из Дев, которая займет один из столов со странной сумкой для капельниц.

— Залазь! — Ближайшая Сестра гладит рукой по столу.

Я взбираюсь и сижу, обхватив колени руками. Страх пульсирует во мне с каждым ударом сердца.

— Остальные, за мной. — Старшая Сестра ведет оставшихся женщин к решетчатой стене.

— Мне нужно, чтобы вы трое стояли на четвереньках. — Одна из Сестер за столиками берет пакет для капельниц и включает воду, проверяя ее тепло кончиками пальцев.

Вот тогда я понимаю, что это не мешки для капельниц. Слишком большие. Слишком не совсем медицинские.

Я видела, как один из них висел за дверью в ванной моей бабушки и дедушки, и думала, что это какой-то особенный воздушный шар. Весело, правда? Нет. Это мешки для клизмы.

Я переглядываюсь с Сарой, сидящей рядом со мной на столе. Ее брови сдвинуты вместе, когда она смотрит на мешок, висящую на крючке над ее столом. Я молча говорю ей слово «клизма».

Она не понимает.

Я снова говорю это.

Когда ее карие глаза расширяются, я понимаю, что она уловила слово.

— На четвереньках, — я сказала! — Рявкает Сестра у раковины.

Мы все переворачиваемся и становимся на колени. Унижение захлестывает меня. Я вонзаю ногти в стол с мягкой подкладкой. К коктейлю стыда добавляется еще одна мысль: есть ли здесь камера, подобная той, что установлена в вентиляционном отверстии моей комнаты? Должно быть. Может быть, Адам прямо сейчас наблюдает за моими мучениями.

Мое внимание привлекает визг у трех других столов. Одна из Сестер натирает Еву воском, выдергивая ее темные лобковые волосы и отбрасывая их в сторону. Другая девушка стоит на четвереньках, и Сестра прикладывает что-то между ее ягодицами. Это не воск. Воспоминания о том, как мы с Джорджией смотрели «Подружек невесты» и хихикали вместе, всплывают в моей голове. Сестры отбеливают ей жопу?

Бьюсь об заклад, моя будет светиться белым еще до наступления дня — эта мысль прерывается, когда я чувствую холодные руки, а затем в мою задницу проникает шланг. Моя реакция — вытолкнуть его.

Резкий удар говорит мне, что это неправильный ответ.

— Не дави!

Передо мной появляется Старшая Сестра с кляпом в руке. Вместо мяча, который я видела в фильмах, у этого есть фаллоимитатор.

— По словам Защитника Адама, ей нужна тренировка горла раньше, чем обычно.

— Да, мэм. — Распорядительница клизмами тянется к приспособлению.

— Я бы хотела управлять этим сама. — Старшая держит черный фаллоимитатор перед моим лицом. — Открой рот!

Я не хочу. Но у меня нет выбора. Я открываю.

Сестра засовывает кляп мне в рот.

Я задыхаюсь, но она застегивает его сзади. Используя зубы, я пытаюсь прикусить и протолкнуть кляп языком, но это только ухудшает ситуацию. Возникает странное чувство клаустрофобии. Я могу умереть вот так. Захлебнуться собственной слюной. Задохнуться. Все это время Старшая смотрит на меня с ужасающим холодом.

Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на дыхании через нос. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Наконечник клизмы все глубже погружается в мою задницу, тепло заполняет внутренности и заставляет меня сжимать ягодицы, чтобы удержать все это внутри.

— Я хочу выйти. — Слабый голос от одного из столиков справа от меня.

Я не смотрю. Я должна сосредоточиться на своем дыхании, иначе я умру. Я знаю это. Давление в заднице продолжает нарастать, с подбородка стекает слюна.

— Пожалуйста, позвольте мне уйти.

Я хочу ее предупредить. Сказать ей, что для этого уже слишком поздно. Выхода отсюда нет. Это ловушка, и когда она закрывается вокруг своих жертв, решетки становятся постоянными. Когда я слышу глухой удар и девушка начинает кричать, я дышу ровно. Вдох, выдох. Еще один крик, кто-то плачет. Вдох, выдох.

— Вы здесь, чтобы служить Господу. Вы дали клятву, и я и мои Сестры здесь, чтобы убедиться, что вы ее сдержите. — Голос Старшей на удивление безмятежный. — Мы спасем вас от адского огня вопреки вам. А теперь перестань хныкать и возвращайся к столу.

— Зачем? Я думал, мы пришли сюда, чтобы…

Еще один удар и визг боли.

— Вы здесь, чтобы делать, как мы говорим, как велит Пророк!

Некоторые девушки плачут. Они искренне верили, что в Монастыре они будут в безопасности, что они останутся нетронутыми. Дурочки.

Я попала в эту ловушку, полностью осознавая прутья и ржавые металлические части, обещавшие боль и отчаяние. Я сделал это для Джорджии.

Я найду ее убийцу. И тогда я отплачу за то, что с ней случилось, кровью.