Небесное служение. Дева

Эмилия Витковская, 2020

Я ушла в монастырь, чтобы узнать правду. Но я обнаружила гораздо больше. Тьма соблазняет меня, тянет вниз. Все, о чем я могу думать, это он – Адам Монро, сын Пророка, темный принц империи, которая растет с каждым днем. Ему поручено защитить меня от волков внешнего мира. Но чем дольше я остаюсь в монастыре, тем больше понимаю, что волки уже внутри, под контролем Пророка. Если Адам узнает настоящую причину, по которой я здесь, он вместе с остальными возьмет мою кровь. А до тех пор я буду Далилой, послушной служанкой Пророка днем и Девой Адама ночью. Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Адам.

Она сидит на кровати, опустив глаза, когда я вхожу в комнату. Красные линии проходят по каждой ее щеке. Сестры тренировали ее горло, как я велел.

Я закрываю за собой дверь.

Она не двигается, не раздевается и не падает на колени, как я сказал.

Я вздыхаю и снимаю ремень. Это привлекает ее внимание. Она смотрит вверх, в ее глазах тот же огонь, что я видел вчера.

— Снимай.

Она знает, что я имею в виду ее белое платье. На мне черные брюки и темно-синяя рубашка на пуговицах — мой деловой костюм. Для меня игра в белоснежных людей закончилась. Но не для нее.

— Зачем? — Слово едва слышно с ее розовых губ.

— Разве Сестры не говорили тебе не задавать вопросы? — Я провожу ремень через ладонь.

— Что ты собираешься делать? — Ее глаза встречаются с моими.

— Сегодня вечером я собираюсь преподать тебе урок послушания. После этого посмотрим.

— Я не собака.

Вызов в ее голосе посылает через меня ток, который кончается в моем члене. Он напрягается, упираясь в ширинку.

— Ты уже выпросила три удара. — Я позволяю ремню свисать сбоку. — Хочешь еще?

Она тяжело сглатывает.

— Снимай платье и становись на четвереньки, как хорошая собака. — Мое сердце бьется о ребра, опьяненное мыслью о ее обнаженной плоти, покрасневшей от моего ремня.

С еще одним взглядом, который выражает чистую, неразбавленную ненависть, она встает и стягивает платье. Дюйм за дюймом я вбираю в себя каждый кусочек восхитительной кожи.

— Я вижу, что Сестры уже приступили к процедуре депиляции. — Я смотрю на голость между ее ног, кожа там все еще розовая и раздраженная. Я хочу провести по нему губами, языком, членом.

Она ничего не говорит и забирается на кровать, держа бедра вместе, скрестив лодыжки, и выдыхает. Ее волосы ниспадают каскадом по обе стороны от ее лица, скрывая его от меня.

Я встаю позади нее. Когда я вижу ее голую киску, у меня слюнки текут. Это идеальный розовый тюльпан, нетронутая середина которого, вероятно, самая сладкая вещь, которую я когда-либо пробовал. Крепче сжимая пояс, я сосредотачиваюсь на ее дисциплине. Она вещь, а не человек. Я начал повторять эту мантру, когда впервые стал Защитником. Это был единственный способ сделать то, что было необходимо. Теперь я понимаю, насколько я болен. Я хочу ударить ее. У меня от этого слюнки текут.

Раньше я лгал себе — я делаю это для их же блага. Им будет намного, намного хуже позже, если я не сломаю их сейчас. Эти слова такие же пустые, как и мое больное сердце. Я причиню ей боль, потому что хочу, потому что я чертовски этого жажду, потому что я стал монстром, как этого хотел мой отец. Он такой же монстр.

Отступая, я наслаждаюсь моментом перед ударом. Прелюдия. Яростно замахиваясь, я рисую красную полосу на ее заднице.

Она вскрикивает, ее лодыжки раздвигаются, а голова опускается. Я не даю ей отдохнуть. Моего зверя нужно накормить. Я бью снова, ее агония достигает моих ушей в изысканном крике. Откинувшись назад, я прикладываю еще больше силы к последнему удару, позволив коже ремня пройти немного ниже, образуя полосу на ее нежнейшей плоти. Ее вой зажигает все рецепторы удовольствия в моем мозгу, мой член готов разорвать мои брюки.

Сжимаясь, она переворачивается в позу эмбриона.

— Мы еще не закончили этот урок. — Я указываю на коврик.

Она смотрит на меня из-под занавески ангельских волос, затем отрывается от кровати, ее колени с ужасным стуком ударяются об пол.

Я застегиваю ремень и сажусь перед ней, пока она смотрит в пол.

— Вот так каждую ночь, понимаешь?

Она кивает.

— Ты можешь сделать так, чтобы этого не было. — Я хочу потрогать ее волосы, успокоить ее. Я не должен. — Далила.

Она смотрит вверх, в ее светло-серых глазах блестят слезы.

— Я понимаю.

— Так-то лучше. — Провожу пальцем по красным отметинам на ее щеке.

Интересно, сколько ей нужно самообладания, чтобы не вздрогнуть от моего прикосновения? Ее глаза не отрываются от моих, хотя они не дают мне никакого представления о том, что происходит у нее в душе. Это вовсе не окна, а стальная стена, за которой она прячется. Не то, чтобы я мог ее винить за это.

— Как прошла твоя тренировка рвотного рефлекса сегодня, ягненок?

Она пожимает плечами, ее узкие плечи едва поднимаются.

— Я все еще давлюсь.

Я хватаю ее за подбородок.

— Открой.

Она это делает, и я прижимаю пальцы к ее мягкому языку и к задней части горла. Когда она давится, я отступаю, затем делаю это снова, и снова, и снова. Слюна течет по ее подбородку.

Я убираю пальцы и просто восхищаюсь ее слегка встрепанным видом — слезящимися глазами и сочным красным ртом.

— Ты лучше, чем вчера. На это потребуется время. Но это необходимо.

— Зачем?

— Вот и снова вопросы. — Я провожу пальцами по пряжке ремня. Она не смотрит вниз, но я знаю, что она видит угрозу. — Кроме того, ты знаешь почему.

— Пророк сказал, что здесь мы будем в безопасности, что мы…

Я ухмыляюсь:

— И вы этому поверили?

Не знаю почему, но у меня такое ощущение, что она играет со мной. Это беспрецедентно, и я не могу сказать, нравится мне это или нет. Я подозреваю, что нравится.

Наклонившись вперед, я хватаю ее за волосы и запрокидываю ее голову назад, сгибая ее позвоночник, так что она смотрит прямо на меня.

— Я думаю, ты знала, что обещания Пророка были ложью. — В моей голове шепчет намек на паранойю. — Ты из полиции?

— Нет.

Я знаю, что это не так. Каждое воскресенье на Службе присутствует шериф графства вместе с семьей. Но в ней было что-то другое.

— Какой-то репортер? — Я трясу ее, наслаждаясь ее болью.

— Нет.

У Церкви достаточно источников в национальных и местных СМИ, чтобы выяснить, не подослал ли кто-нибудь крота. Так что все было не так. Но что?

— Зачем кому-то, кто знал, что на самом деле представляет собой монастырь, добровольно становиться Девой? — Я озвучиваю вопрос, который беспокоит меня с прошлой ночи. Другие мои Девы действительно верили в цирковое шоу моего отца. Но Далила на них не похожа. Тот факт, что я не могу точно определить, что отличает ее, — это шип, который медленно проникает в мой мозг.

— Бог привел меня сюда.

Я отпускаю ее и сажусь.

— Чушь собачья.

Она едва удерживает равновесие, но снова опускается на колени, и эти неземные глаза смотрят на меня.

— Пророк сдержит свои обещания. Я там, где Бог хочет, чтобы я была.

Если бы у нее было хоть какое-то представление о том, что на самом деле Пророк намеревается с ней сделать, она бы не возилась с этой шарадой.

— Какое еще обучение ты прошла сегодня?

— Они сделали… — Ее голос почти дрожит, но она берет себя в руки. — Клизму.

— Ты знаешь, почему они это делают?

Она качает головой с неподдельным любопытством в глазах. Самая темная часть меня жаждет того, что она почувствует дальше. Шок, отвращение, может быть, даже интерес?

— Когда я возьму твою задницу…

Ее брови опускаются ниже:

— Что?

— Они готовят тебя к тому моменту, когда я решу, что тебе пора почувствовать меня глубоко в своей заднице. — Я получаю слишком много удовольствия от объяснения.

— Но, я думала… Я девственница, и я думала, что именно поэтому Пророк…

— О, ты все еще будешь чистой после этого. — Я хочу поглотить каждую последнюю каплю отчаяния, через которую она ускользает. — Все еще девственница.

Ее пробирает дрожь, и она скрещивает руки на животе.

— Я никогда не соглашусь.

— Нет? — Я улыбаюсь, возможно, потому, что чувствую, что это ее бесит.

— Ты не можешь меня заставить. В ее глазах вспыхивает огонь.

— Я не могу? — Я хватаю ее за волосы и приподнимаю.

Она вскрикивает, когда я бросаю ее на кровать и накрываю ее тело своим. На четвереньках она пытается увернуться от меня, но не может. Она бьется, когда я скольжу рукой по ее спине и заднице.

— Видишь? — Я раздвигаю ее ягодицы и просовываю между них свою ладонь.

Все еще сопротивляясь, она кричит:

— Стой!

Я провожу пальцем по ее заднице и прижимаю его к отверстию.

— Я могу делать с тобой все, что захочу, Далила. Я мог бы трахнуть тебя прямо сейчас. Войти в задницу. Укусить твою киску и засунуть язык в эту узкую дырочку. — Я слегка толкаю ее, почти ломая.

— Стой! — Ее крик заглушается одеялом.

Я отталкиваюсь и встаю, а она переворачивается и убегает, вжимается в изголовье кровати.

— Держись от меня подальше! — Она тяжело дышит, ее груди поднимаются и опускаются, розовая краска поднимается по ее шее и щекам. Прекрасно.

— Я не могу. — Я снова ухмыляюсь. — Но на сегодня все.

Когда я закрываю и запираю ее дверь, я чувствую ее рыдания прежде, чем слышу их.

***

— Где остальные чеки? — Я просматриваю кучу информации на своем столе, которую бросил туда самый тупой курьер, которого мы когда-либо нанимали.

— О, я полагаю, они все еще в машине. — Он поворачивается, его футболка с надписью «Duck Dynasty» еще более агрессивна со спины.

Как только он выходит из моего офиса, я нажимаю кнопку и включаю плоский экран на стене. Вот она, Далила, сидит на своей кровати и грызет ноготь большого пальца. Она часто этим занимается. Иногда она обнимает колени и раскачивается. Я все это вижу. Раньше я проверял свою Деву не чаще одного раза в месяц. С Далилой я не могу перестать смотреть.

Я напугал ее сегодня вечером. Мне пришлось. Нет, я хотел. Страх в ней походит на запах свежей крови. Я жажду этого.

В мою дверь стучат, и входит Франклин.

Я хмурюсь и выключаю экран телевизора.

— Что ты хочешь?

— Я и мальчики идем в часовню.

— И?..

Он переминается с ноги на ногу, его лысина блестит от пота.

— Пророк сказал, что мы должны проверить, прежде чем мы сможем…

— Идти. — Я отмахиваюсь от него. — Но не наноси слишком большого ущерба, как в прошлый раз. Это стоит нам денег.

Его улыбка почему-то делает его еще более уродливым.

— Я не буду.

— Отвали. — Я снова включаю экран, пока он спешит по коридору.

Возвращая свое внимание к Далиле, я смотрю на изгиб ее шеи, который исчезает в ее белом платье. Отправят ли ее в часовню? Эта мысль гниет у меня в животе, когда я рассматриваю ее тонкие черты лица.

— Я их получил. — Тупица из «Утиной династии» возвращается с потрепанным блокнотом в руке. — Все записал так, как ты мне сказал.

— Оставь это. — Я указываю на пустое место на покрытой царапинами деревянной поверхности.

Он бросает его туда, затем смотрит в телевизор.

— Она красавица.

— Убирайся! — Я нащупываю пистолет в кобуре под столом и направляю на него. Отказ от этой дрянной жизни будет иметь большое значение для снятия стресса.

— Извини, босс. — Он поднимает руки и пятится. Чем дальше он от меня отходит, тем легче мне становится. Я отпускаю пистолет и усаживаюсь на стул.

Схватив блокнот, я пролистываю его, чтобы проверить, какие суммы он получил от нашего мелкого кассового бизнеса. Нам не нужно много, чтобы прикрыть нашу часть бизнеса по отмыванию денег. Безусловно, самым легким местом для отмывания денег была церковь. Никаких налогов, все наличные, никаких проблем с банками. На этом мы построили свою империю.

Я подсчитываю числа и делаю дополнения в нескольких таблицах. Утомительная работа раздражает меня. Но я не могу этого избежать. Мой жребий был брошен очень давно. Я почти такая же ловушка, как и моя Дева. При этой мысли я смотрю на экран.

Ярость вытесняет все мои мысли, когда я хватаю пистолет и выбегаю за дверь.