Запрети мне...

Элена Макнамара

Она живёт в моём доме. Спит в постели моего сына, а по ночам разгуливает по коридорам в чём мать родила. Смотрит на меня своими огромными синими глазищами… провоцирует, притягивает, расшатывая мой мир. Я бегу от неё и от своих низменных желаний и молю… Молю запретить мне её желать… Мои родители оставили меня совсем одну в этом мире. Нелепая случайность забрала их жизни, и если бы не ОН, я бы не выжила. Он обогрел меня и подарил надежду, растопил лёд в моём застывшем сердце. Всю жизнь я помнила о своём спасителе. И думала, что никогда его больше не увижу…

Глава 8. Беглянка

Одинцов

Мой сын меня ненавидит…

Моя жена погибла десять лет назад, а он до сих пор меня винит. Что ж… наверное, небезосновательно…

Сегодня я, как и всегда, встал рано. Несмотря на то, что гости разошлись глубоко за полночь, а потом я ещё долго не мог уснуть от присутствия посторонней девицы в доме, привычки всегда остаются привычками. Мой день всегда начинается в шесть утра.

Самая крупная строительная империя во всём регионе — это то, чего я смог добиться благодаря упорству и жёсткому режиму. И ничто не может изменить мой распорядок дня.

Подношу чашку кофе к губам и тут же зависаю возле окна, выходящего на задний двор. Часы показывают лишь семь утра, а эта девчонка уже на ногах. Озираясь по сторонам, двигается в сторону задней калитки, ведь центральные ворота по моему приказу были наглухо закрыты, как только последние гости покинули дом.

Чертыхаюсь себе под нос, потому что Матвей, видимо, плохо донёс до неё мои требования. Девчонка не должна сбегать. Возможно, она не представляет угрозы для моего сына, но сначала нужно в этом убедиться.

Я спускаюсь в холл и прохожу в столовую. Ставлю чашку с недопитым кофе на стол и покидаю дом через террасу, которая как раз выходит на задний двор. Девчонку вижу почти сразу. Она дёргает ручку неприметной калитки, которая давно заросла плющом и заколочена тоже очень давно. С тех самых пор, как начальник моей охраны настоял на том, чтобы я оставил лишь один доступ к дому.

Приближаюсь к девчонке почти беззвучно и, прислонившись к забору, скрещиваю руки на груди. Она так увлечена процессом, так хочет открыть дверь, что меня вообще не замечает. Сейчас на ней нет того забавного пышного платья. Его сменила футболка сына. И такой наряд мне не кажется забавным. Вещь хоть и длинная, но едва прикрывает её задницу. И я невольно впериваю взгляд в девичьи прелести, когда от резких движений подол футболки задирается ещё выше.

— Куда собралась? — спрашиваю ровным голосом, оторвав наконец взгляд от стройных бёдер.

Девчонка подпрыгивает от неожиданности. Каблуки её туфель неминуемо разъезжаются, и она неловко падает на пятую точку. Отрываюсь от забора и подаю ей руку. Она вскидывает голову, сдувает непослушные пряди с лица и бесстрашно взирает на меня снизу вверх своими огромными синими глазищами.

Сегодня девушка кажется немного уверенней, чем вчера. А ещё явно злится, потому что упрямо вскидывает подбородок и вскакивает на ноги самостоятельно.

— Я хочу уйти, — решительно произносит она наконец. — Вы не можете держать меня здесь силой…

— Скажи мне своё имя, фамилию и дату рождения. К вечеру я получу информацию о тебе, и ты сможешь быть свободна… Но вот только куда тебе торопиться? — наклонив голову набок, медленно скольжу взглядом по её фигурке. Взгляд цепляется за край футболки, который она неистово тянет вниз, и тут же я замечаю кольцо с увесистым камнем. — Ты же будущая жена моего сына, — киваю на кольцо, — и вполне можешь остаться здесь. На правах моей невестки.

Мой голос невольно выдаёт раздражение. Вчера сын опозорил меня тем, что во всеуслышание заявил о её беременности. И о том, что ей ещё нет восемнадцати.

Я привык к его выходкам. Порой даже не удивляюсь. Но вчера он перешёл все допустимые границы. Но отсрочить свой отъезд в Штаты у него всё равно не получится. Как и прикрыться выдуманной невестой. Очевидно, что девчонка не беременна. Наверняка даже и не была с мужчиной. И мне вдруг становится любопытно… Думаю, будет приятно выводить её на чистую воду.

— Мне нужно вернуться домой, — она вновь дёргается к калитке. — Опекунша заявит в полицию о моей пропаже.

— Опекунша? — я удивлён.

— Да, я пока живу с ней. До моего совершеннолетия она отвечает за меня…

— И когда оно наступит?.. Твоё совершеннолетие?

— Через три дня, — отвечает девчонка, потупив взгляд.

Вот как! Через три дня она станет совсем взрослой?! И ей придётся нести ответственность за ту ложь, которую она пытается мне скормить.

— Так позвони своей опекунше и скажи ей, что теперь ты живёшь у своего жениха. Три дня — это мелочи.

— У меня нет телефона, — синие глаза робко поднимаются к моему лицу. — Был раньше… но разбился.

Я машинально забираюсь в карманы брюк, но они оказываются пустыми. Мой телефон остался в спальне. Бросаю взгляд на дом.

— Пошли, я дам тебе позвонить, — вновь смотрю на девчонку, которая так и держится за ручку калитки. — Оставь свои неуместные попытки сбежать из этого дома, к тому же в таком виде, — вновь осматриваю её фигуру. Для семнадцати она кажется вполне созревшей. — Ты уйдешь отсюда, только когда я тебе позволю.

Разворачиваюсь и не спеша иду к террасе. За спиной слышу стук её каблучков и добавляю, не оборачиваясь:

— Весь периметр просматривается камерами, за которыми неустанно следит охрана. Если бы ты решила, что сможешь, например, перелезть через забор… В общем, представляю, какое шоу лицезрели бы охранники.

Через плечо бросаю взгляд на её бёдра. Девчонка вновь тянет футболку вниз, и я, отвернувшись, позволяю себе улыбнуться.

Вообще-то, она забавная…

— Жди здесь, — бросаю я, как только оказываемся в столовой.

Девчонка сразу садится на стул и, скрестив свои длинные ноги, натягивает футболку до самых колен. Я качаю головой. Почему меня так беспокоят её ноги?

— Скажи Матвею, чтобы купил тебе одежду. Нормальную. Скромную.

Отворачиваюсь, болезненно морщась. Всё это не моё дело…

Поднимаюсь на второй этаж, прохожу мимо комнаты сына, который, конечно, спит в столь ранний час. Выбить бы эту дверь ногой, чтобы мальчишка хоть немного встрепенулся, что ли. Ему уже давно не десять, но иногда ведёт себя как ребёнок, который все ещё не смирился со смертью матери. Порой цепляется за её смерть, чтобы манипулировать мной. И я всегда ведусь… Вашу ж мать, всегда! Потому что он мой сын, моя плоть и кровь… Несмотря на его ненависть ко мне, я всё равно его люблю. И прощаю очень многое. То, что кому-то другому с рук не сошло бы.

Миновав дверь его комнаты, захожу в свою спальню, беру телефон и ключи от машины и сразу иду обратно. Когда возвращаюсь в столовую, девчонки там уже нет. Поднимаю обречённый взгляд в потолок. Твою ж мать, за что?

Однако тут же слышу шорохи из кухни и иду на них. Застаю горе-беглянку за весьма странным занятием, которое в моём доме случается нечасто. Она готовит. В данный момент разбивает яйца в глубокую миску. Рядом лежат кусочки хлеба. Газ включён, на плите стоит сковорода. Девчонка вновь меня не замечает. Сосредоточенно взбив яйца, щедро солит смесь и, промокнув в ней хлеб, выкладывает его на сковороду. Взяв вилку, поддевает куски хлеба и ловко переворачивает, обжаривая каждую сторону.

Моя покойная жена, кажется, называла это блюдо гренки. Готовила их иногда по воскресеньям на завтрак…

Забытый запах тут же вызывает смешанные чувства. А видеть девушку на своей кухне — вообще нечто сюрреалистичное.

Я обычно питаюсь в ресторане или заказываю готовую еду домой. Матвей ничего кроме пиццы и фастфудов вообще не ест. Иногда я готовлю сам, чтобы попытаться накормить сына нормальной пищей, но это случается всё реже, потому что Матвей игнорирует мои попытки сблизиться с ним.

А ещё странность этого утра в том, что в моём доме уже давно не бывает женщин. Всё ещё оберегая чувства Матвея, сексуальную разрядку я предпочитаю получать где-то вне дома. Постоянных отношений не завожу, лишь скоротечные интрижки. У меня нет проблем с женским полом. Я щедро плачу любовницам, чтобы обезопасить себя от их навязчивости. Не желаю ни к кому привязываться…

Чёрт… Я уже довольно долго стою, глазея на девчонку. Тенью замер в дверном проёме, словно спугнуть боюсь… Хрен знает… Может даже залюбовался самую малость на то, как умело она порхает по кухне. Будто знает, где что стоит…

Бросаю взгляд на часы. Собственный распорядок вдруг дал трещину, что, вообще-то, редко случается. Однако я пока не могу уйти.

— Я тоже буду! — отрываюсь наконец от стены и прохожу в кухню.

Подпрыгнув от неожиданности, девчонка тихо ойкает. Быстро выключает газ и суетливо сгребает все гренки со сковороды на тарелку.

— Надеюсь, ничего страшного в том, что я похозяйничала тут немного?

Пожимаю плечами. Сказать ей прямо, что я даже рад этому, у меня почему-то язык не поворачивается.

Возвращаюсь в столовую и забираю свою чашку с остывшем кофе, собираясь сварить новый, а заодно предложить и ей. Но зайдя на кухню, вижу, что она и с кофемашиной успела разобраться.

— С молоком или чёрный? — интересуется у меня с милой улыбочкой на губах.

— Чёрный.

Наблюдаю за её действиями с отстранённым видом. За тем, как она наполняет чашки горячим напитком и относит их в столовую. Потом возвращается за тарелкой с гренками. Вновь мило улыбается мне и идёт обратно.

Я отмираю и двигаюсь следом. Мы садимся за стол напротив друг друга…

Это странно. Особенно для меня, как для человека, который планирует каждый шаг своей жизни. А девчонка в короткой футболке за моим столом… Да уж. Такое не запланируешь!

— Приятного аппетита, — вежливо произносит она, подсовывая тарелку мне под нос.

Пахнет вкусно. Гренки выглядят заманчиво, а синие глаза смотрят с некой мольбой. Я пробую обжаренный ломтик хлеба, и его вкус наполняет меня смешанными чувствами. Мысли о покойной жене сейчас вызывают дискомфорт, и я быстро вытряхиваю их из головы. Как бы ни старался, прошлое невозможно исправить…

— Ну как? Вкусно?

Невеста сына продолжает смотреть на меня с мольбой, и я кивком головы отвечаю на её вопрос. Съедаю ещё два гренка, допиваю кофе и просто наблюдаю за тем, как ест она. Потом отставляю чашку и, скрестив руки на груди, откидываюсь на спинку стула. Сразу привлекаю этим внимание девушки, и она бросает неловкий взгляд на меня. Кажется, от её внимания не ускользает даже моя поза. Она быстро дожёвывает, делает глоток кофе и, расправив плечи, старается показаться бесстрашной. Но нервно кусает губы и время от времени с надеждой поглядывает через моё плечо.

Я знаю, на что она надеется. Ждёт, что в столовой появится мой сын, и тогда врать будет намного легче. Но нет, он не проснётся до обеда. Странно, что, будучи его невестой, она этого не знает.

— Ты можешь мне не выкать и называть меня Сашей, — начинаю миролюбиво. — Но я всё ещё не получил ответов на свои вопросы. Твоё имя? Фамилия?

— Сашей? — переспрашивает девчонка. — Но… это как-то странно.

— Странно? Хорошо, тогда Александр Константинович. Так не странно? — бросаю довольно резко, потому что меня вдруг задевает её реакция.

Она задумывается. Чёрт, реально задумывается над тем, как именно будет меня называть! Что это за святая простота?

— Мне нравится… Саша, — выдыхает девчонка. — Меня зовут Мира. Мира Яровая.

Я вновь подвисаю, захлебнувшись вдруг в синеве её глаз. Красивое имя для весьма красивой девочки. Странно, но для её возраста она кажется очень целостной, без намёка на подростковые задвиги. Скорее, ей присуща какая-то космичность. Словно она немного не из мира сего.

— И если я копну поглубже, то не найду о тебе, Мира Яровая, никакого противозаконного компромата, верно? — внимательно вглядываюсь в её лицо.

Очевидно, что она и мухи не обидит. А вчерашний «гость», с которым пришлось экстренно разобраться, никак с ней не связан.

— Нет, не найдёте. Я законопослушная.

Извлекаю из кармана телефон и кладу его в центр стола.

— Позвони домой, — настоятельно прошу, поднимаясь. — Успокой опекуншу, скажи, что ты теперь живёшь в доме Одинцова. Не поверит — я сам с ней поговорю.

Вчера они с Матвеем заварили кашу. Выставь я девчонку прямо сейчас — мой сын добьётся того, чего желает. А именно — докажет всем вокруг, что его отец жестокий тиран, которому плевать на всех вокруг, в том числе и на беременную невестку. К тому же, ещё и сиротку. Пусть сначала признается, что лжёт. После я её отпущу…