Запрети мне...

Элена Макнамара

Она живёт в моём доме. Спит в постели моего сына, а по ночам разгуливает по коридорам в чём мать родила. Смотрит на меня своими огромными синими глазищами… провоцирует, притягивает, расшатывая мой мир. Я бегу от неё и от своих низменных желаний и молю… Молю запретить мне её желать… Мои родители оставили меня совсем одну в этом мире. Нелепая случайность забрала их жизни, и если бы не ОН, я бы не выжила. Он обогрел меня и подарил надежду, растопил лёд в моём застывшем сердце. Всю жизнь я помнила о своём спасителе. И думала, что никогда его больше не увижу…

Глава 4. Свидание третье

— Ты прекрасно выглядишь, кстати, — Матвей берёт меня за руку и уверенно ведёт к центральному входу в кинотеатр.

Сегодня наше свидание отложилось до восьми вечера, потому что опекунша придумала для меня кучу сверхважных и неотложных дел. Мне практически не хватало времени их выполнить, но пропустить встречу я не могла. Поэтому трудилась с особым рвением и упорством. И, наверное, потому, что до моего совершеннолетия остались какие-то считанные дни, опекунша не стала противиться моему желанию отлучиться этим вечером.

— Это платье, кстати, всё оттуда же, — говорю, усмехнувшись. — Из того самого магазина, при виде которого тебя можно отпаивать валерьянкой.

— Зато оно короче, чем предыдущее, — парень бросает масленый взгляд на мои ноги. — И цвет тебе очень идёт.

Платье тёмно-синее. Почти как цвет моих глаз. И вот я вновь расплываюсь в улыбке от комплимента. На душе становится как-то тепло и уютно. Матвей притягивает меня к себе и целует в висок. Его неожиданный поступок заставляет нас отпрянуть друг от друга.

— Прости, — мямлит он, вновь взяв меня за руку. — Я немного увлёкся… Вжился в роль.

— Да, я тоже, — еле слышно отзываюсь, пряча взгляд под ресницами.

Мне неловко. Но в той же степени приятно. Будто нравится то, что между нами происходит. А между нами действительно что-то происходит, и я не уверена, что это просто сделка… Но и симпатией или вспыхнувшими чувствами это назвать тоже нельзя.

Тогда что?

Мы заходим в здание кинотеатра, минуем кассы и сразу двигаемся к релакс-залу. Ещё в машине Матвей мне все уши прожужжал об этом зале, рассказывая, что здесь очень удобные диваны, свой бар, да и вообще можно чувствовать себя почти как дома перед телевизором.

Я впервые в подобном месте. А ещё не помню, когда в последний раз была в кинотеатре. И мне, безусловно, интересно всё, что меня окружает. Не стесняясь, я просто пялюсь по сторонам. На этот раз Матвей не испытывает дискомфорта, как это было, например, вчера, когда он привёл меня в дорогой бутик. У меня тогда в глазах заискрило от всех этих нарядов, которые я даже трогать боялась, не то что примерить.

Матвей купил мне платье. Новое, приятно пахнущее, очень красивое. Теперь у меня был выбор. Я могла пойти на ужин либо в нём, либо в том, которое купила за триста рублей в секонд-хенде. Мне очень хотелось надеть новое…

— Я хочу огромное ведро карамельного попкорна, — заявляет Матвей, подводя меня к прилавку со всевозможными вкусностями.

— Карамельный? — подавляю улыбку.

— Ну да! А ты имеешь что-то против карамели? — с деланным возмущением уточняет парень.

— Это как-то не брутально…

Он склоняется к моему виску и тихо шепчет:

— Но это же останется между нами, верно?

— О, нет, пожалуй, я расскажу о твоих предпочтениях друзьям, — говорю, едва сохраняя на лице серьёзность.

— Не скажешь, — предупреждающе шикает Матвей, щекотнув меня за бок.

Смех всё-таки вырывается наружу, а от щекотки я отпрыгиваю в сторону.

— Хорошо-хорошо, я никому не скажу, — выставляю руки перед собой в знаке полной капитуляции. — Я, кстати, тоже люблю карамельный.

На самом деле нет. На самом деле мне всё равно, какой он будет. И всё равно, какой фильм будем смотреть. Мне просто хорошо. Здесь и сейчас в компании Матвея Одинцова. Парня, который не кажется мне плохим человеком. Избалованным — определённо. Но не плохим. У его отца, просто не может быть плохого сына.

Матвей покупает самое огромное ведро попкорна и прохладительные напитки, мы занимаем свои места. Это мягкий диван в центре зала. И на этом диване только мы вдвоём. Остальные присутствующие в зале, расположившиеся на таких же диванах, словно совсем исчезают, как только гаснет свет.

— Кстати, о моих друзьях, — негромко говорит Матвей, пока идёт реклама. — Надеюсь, что сегодня ты всё-таки не проговоришься о моих вкусовых предпочтениях.

— Сегодня? — я слышу только это.

Уже сегодня? Он хотел меня познакомить со своими приятелями, но я думала, что этот день настанет нескоро.

— Да. После фильма. Я хочу отвести тебя в клуб, где мы обычно веселимся. Ты не против?

— Не против, но есть одно «но», — я пытаюсь выглядеть отважно и беззаботно.

— Какое? После полуночи твоё платье превратится в обноски? — машинально бросает взгляд на Ролекс на своём запястье. — Хотя это и так обноски.

Морщусь от того, что в одну секунду Матвей становится грубым, но не обижаюсь… Парень просто не выносит условностей и в какой-то степени его откровенное хамство — это просто защита.

— Так какое «но»? — наседает он.

— Я поеду, если ты расскажешь мне, что происходит между тобой и твоим отцом.

Почти уверена, что он сейчас взбесится. Но наша игра затянулась, а я всё ещё не знаю, на что именно подписалась. Успела понять, как себя вести в присутствии Одинцова, как стоять, что говорить… Но не понимаю, для чего Матвею это нужно. И пока я не понимаю, смело могу отказаться от этой затеи.

— По-моему, я плачу за то, чтобы ты не задавала вопросов, — сухо парирует парень.

— А по-моему, я ещё ни копейки не получила, — бью той же монетой.

— Ох, тебе нужен аванс? — хмыкает он с сарказмом. — Не вопрос. Завтра ты его получишь.

Он говорит с таким пренебрежением… Словно уже купил меня и мою жизнь. Будто может заплатить — и я превращусь в безвольную куклу.

Вскакиваю. От обиды начинает щипать в глазах.

— Сядь, — Матвей рывком усаживает меня обратно. — Давай без сцен, крошка, — говорит с притворной нежностью. — Так и быть, я объясню, что к чему, но чуть позже.

Начинается фильм, и парень сосредотачивается на его просмотре. Но всё ещё крепко держит меня за руку, не позволяя дёрнуться…

Так проходит весь сеанс. Мы молча смотрим фильм, но позже я не смогу сказать, о чём именно он был, потому что мало что запоминаю. Все мои мысли занимают отец и сын Одинцовы.

Однажды его отец спас меня, а теперь в моих силах отдать ему дань и попробовать помирить с сыном, раз уж сама судьба свела нас вместе…

— Прости, — говорит Матвей, когда оказываемся в машине. — Иногда ты просто лезешь не в своё дело.

— Это дело стало моим, когда я согласилась на ложь по отношению к одному из самых влиятельных людей в городе, — на этот раз я не собираюсь отмалчиваться. — Если твой отец поймёт, что я его обманываю… — голос предательски дрожит, не позволяя закончить фразу. Хотя добавлять что-либо и не требуется.

Никто не связывается с Одинцовым.

— Мой отец — ничтожество! — выплёвывает Матвей со злостью. Заводит мотор, отъезжает от кинотеатра и, уставившись на дорогу, с яростью добавляет: — Он решил, что может распоряжаться моей жизнью… Что ж… У него это не получится!

— Как именно? Чего он от тебя хочет?

— Решил отослать в Штаты, — выплёвывает парень. — Якобы там у него для меня запланировано будущее. А мой дом здесь! Мои друзья, увлечения… Всё!

О, Боже! Так вот в чём дело!

— Но на самом деле, — продолжает Матвей, — он просто хочет, чтобы я не путался под ногами. Не мешал ему выстраивать собственную личную жизнь. Без меня ему не придётся притворяться, что моя мать для него что-то значила.

— А твоя мама… она?..

— Да! Она умерла. По его вине, кстати.

Этого не может быть… Наверняка в Матвее играют какие-то детские обиды или что-то в этом роде.

— Давно? — спрашиваю с участием.

Парень знает, что я сирота, и, возможно, откроется мне чуточку больше, раз уж он тоже в некотором роде сирота.

— Десять лет назад, — отвечает Матвей ровным голосом.

Больше ничего не говорит, и в салоне повисает давящая тишина.

Мне его жаль. И его отца тоже жаль, потому что между ними возникло такое непонимание. Возможно, в моих силах что-то изменить…

— Ты считаешь, что он не отправит тебя в Штаты, если ты приведёшь домой беременную невесту? — пальцами рисую в воздухе кавычки.

— Не сможет он затушить эту тему, — усмехается Матвей. — Ведь о твоей беременности мы сообщим во всеуслышание! Известный всем Одинцов славится своей честью и достоинством. Общество ждёт от него правильных поступков. А что может быть правильнее, чем помощь отпрыску во имя собственного внука?

— Пусть так, но рано или поздно легенда рассеется, потому что как минимум мой живот не будет расти. И тебе придётся в конце концов признаться во лжи. Тогда он всё равно отправит тебя в Штаты.

О том, что будет со мной, я не говорю. Наверняка Одинцов сделает так, что мне придётся с позором бежать из города.

— Да, ты права, — негромко отзывается Матвей. — Рано или поздно отец узнает правду… Или не узнает, потому что ты могла бы на самом деле от меня забеременеть. По-моему, это выход! Выход для нас обоих!