Таймер

Федор Михайлович Шилов, 2019

Что скрывают соседи, живущие на исчезающем этаже?… Стоит ли поддаться соблазну и переместиться в социальную сеть с помощью новомодных гаджетов?… Можно ли вновь увидеться в мире, где люди никогда не встречаются дважды?… Как выжить в огромном современном мегаполисе, когда на вид тебе тридцать лет, а по уму ты – неопытный подросток, а то и вовсе шестилетний ребёнок?…

Глава 9

Вера нашла меня в торговом центре.

Рабочий день мой проходил однотипно: выкрики про приработок (вероятно так никто и не заинтересовался работой, иначе бы раздачу листовок прекратили). Роль зазывалы мне позволялось прекращать только на время обедов и коротких отлучек по естественным надобностям. Я приноровился осведомлять людей о свободных вакансиях, не отрываясь от экрана смартфона и даже во время телефонных разговоров. Просил, например, тётю:

— Прости, мне надо обратиться к толпе с призывом.

Отводил трубку, горланил нужный текст и возвращался к родственнице, от души веселившейся и столь же искренне недоумевавшей: кто придумал для меня корявую фразу?

Я как раз закончил разговор с тётей Люсей (дядя тоже добавил пару слов, скупых и очень мужских). С дядей проще: перед ним не надо отчитываться за то, что ел, во что одет и отвечать на вопрос: хорошая ли Таня девочка? (Тётя от него так и не отказалась). Дядя знает, что я уже взрослый мальчик и могу общаться с девочками не только хорошими.

По голосам родственников я понял, что они скучают и что гордятся моей самостоятельностью.

–Домой пока не собираешься? — уточнил дядя несколько напряжённо, и мне показалось, что он облегчённо вздохнул, услышав отрицательный ответ. Верно, я тот ещё засранец, столько лет сидел на шее у родни.

— Ну целую тебя, Арсюша, родной, — это снова тётя, — развлекайся, мальчик. Гуляй!

— Ага, — коротко бросил я, потому как пришла пора снова кричать про приработок и вдобавок в поле зрения появилась моя странная соседка из 96-й квартиры. Она шагала вдоль витрин с одеждой, не глядя на манекены. Её однозначно не интересовало, во что предпочитает наряжаться прогрессивный, хоть и провинциальный, Ямгород. Стиль для себя Вера давно уже выбрала.

Сегодня на ней снова была юбка. Другая. Но снова длинная. И снова тёмная. На сером фоне хаотично разбросаны ромбы в крапинку. Такое ощущение, что на юбку уронили коробку с обгоревшим до углей печеньем «Земелах» с белыми точечками почему-то не расплавившегося сахара. Рубашка вроде прежняя. Вязаной кофты нет, оно и понятно: жарища! Я сам сегодня в коротких шортах и майке (скинуть бы их и сбежать на пляж, но такового в Ямгороде нет).

— Я пришла не к тебе, — без приветствия предупредила она.

— Я всё равно не могу отвлечься от работы, — и я гаркнул ей почти в лицо, — приработок! Приработок в торгово-развлекательной структуре!

— Я в зоомагазин, — тихо сообщила она, — мне очень хочется посмотреть на…

— Козлика Боню? — перебил я. — Он всем нравится. Славный.

— На дискуса, — договорила она.

— На кого? — эту барышню козлом не заинтригуешь.

— Рыбку в аквариуме.

Мы опять стояли друг против друга. Опять киношно. Так стоят герои под дождём, например, когда встречаются случайно, и она не брала с собой зонта, а он почему-то не помнит, что брал. И они не замечают дождя, глядя друг на друга, но при этом ни он, ни она не решаются приблизиться, дотронуться, обнять.

— Приработок, — прокричал я, чтобы остановить нафантазированную съёмку, — приработок в торгово-развлекательной структуре!

И даже сунул листовку девчонке в изодранных вдрызг джинсах. Немного полюбовался «вдрызгом» и перевёл взгляд на Веру.

— Я могла бы дождаться тебя, чтобы вместе пойти домой.

— Я заканчиваю через полчаса, — капризничать и ломаться мне не хотелось.

–Мне хватит. Ты будешь здесь же?

— Я могу зайти за тобой в зоомагазин.

— Не нужно.

— Как скажешь.

Я проводил Веру взглядом, потом почти насильно впихнул нескольким покупателям листовки с абракадаброй. Ага, так прям они и мечтают работать в торговом комплексе!

Мы дошли до дома.

— Зайдёшь ко мне, если этаж на месте? — спросила Вера.

— Зайдёшь ко мне, если этажа нет? — в тон ей ответил я.

Она покачала головой.

— А я зайду! — весело откликнулся я.

Ничего ж не теряю: шагну за порог и снова буду выставлен вон.

Но, видимо, один финт Вера не повторяет дважды.

Я прошёл в комнату. Вера задержалась в коридоре. Мой взгляд тут же привлекла швейная машинка, укрытая деревянным колпаком. У моей бабушки была такая же. Я словно видел сквозь колпак гладкие блестящие изгибы с иностранными надписями, штырьки для катушек, серебристый вращающийся валик сбоку. Иглу приводила в движение ножная педаль — качающаяся вперёд-назад широкая площадка, на которую можно поставить сразу обе ступни. Как в детстве, у бабушки, я тут же босой ногой втихаря нажал на педаль. Под колпаком заурчало, словно в голодном желудке. Стрекотня иглы затихла, и я опять качнул педаль.

Вера появилась в комнате, когда я решился приподнять колпак.

— Никогда не трогай мою швейную машинку.

Я вернул колпак в исходное положение, а Вера тут же схватила спицы, лежавшие в кресле, и принялась вязать. Возможно, ей мнится, что я начну приставать немедля, и она воткнёт мне вязальную принадлежность в печень?

— Ещё один медведь? — уточнил я. По набору петель пока ничего нельзя было понять.

Я сел в соседнее кресло. Нас разделял торшер с полкой-столиком и плафоном, будто собранным из больших жёлтых чипсин с загнутыми краями. Кнопка включения света у него снизу. Знаю такой. Сейчас он не горел, не работала и двухрожковая люстра.

На столике ещё одна пара спиц и несколько разноцветных клубков. На подоконнике тоже клубки и спицы: некоторые в упаковках. Стопка журналов о шитье и вязании. И книга, толстая. Кулинарная. Мне не надо даже вставать с кресла, чтобы увидеть покрытую золотистой корочкой запечённую курицу на обложке.

— Любишь готовить? — спросил я. Мне казалось, что мы пытаемся соединить диалог мифическим клеем с Мишкиных подошв — тем самым, которого нет. Потому и диалог не клеится.

— Говорила же: людей ем.

Я всё-таки встал с кресла и взял книгу в руки. Может, она какая-то особенная? Для тех, кто ест людей? Нет, обычная. Ладно, оставим тему Вериного каннибализма до лучших времён.

— Связала бы лучше козлика Боню или своего любимого дискунса.

— Дискуса, а не дискунса. Не хочу.

— А медведей вязать не устала?

Я ещё полистал кулинарную книгу. Обыкновенная, как многие: закуски холодные, закуски горячие, первое, второе, десерты…

— Слушай, а людей ты готовишь по обычным рецептам или импровизируешь?

— Я не готовлю людей, а ем, — она сказала это чуть раздражённо. От вязания не отвлеклась.

— Плохо есть, не приготовив, — пробормотал я и вдруг рассердился, — людей она ест, хорош пургу нести! Расскажи нормально.

— Не расскажу.

— Тогда хоть вязать научи. Сяду рядом с тобой. За ночь игрушек наделаем больше, чем целая фабрика.

— На подоконнике есть литература. Интересно — читай, учись.

Я взял наугад журнал из стопки и открыл на первом попавшемся месте.

— Давай хоть свет включим? Ты вяжешь впотьмах, я в темноте читать пытаюсь. Странноватая парочка.

Она пожала плечами, а я, нащупав кнопку снизу торшерного столика, включил свет и опустился в кресло с журналом.

— Итак, что тут у нас? Пышный столбик, пышный недовязанный столбик, оттянутая петля, пико вниз, скрещенный столбик с накидом, двойной недовязанный столбик с накидом, — читал я вслух.

Во-во, это будто про нас, это мы — двойной недовязанный столбик с накидом. Сидим тут вдвоём, но ничто нас не связывает и при этом Вера меня, похоже, опять киданула. Пригласила и не выгнала вроде, а всё равно что выгнала. Лучше б и выгнала. Сиди, читай журналы. Всю жизнь мечтал медведей вязать.

Я послюнил палец и перелистнул страницу:

— Так, жакет, ага, джемпер, понятно… Блузон, блузон с пелериной… — перелистал дальше, — «делают накид, крючок вводят в цепочку, вытягивают петлю и так повторяют 4—5 раз»… К утру научусь, это ж очень просто, — позубоскалил я.

— Я по кулинарной книге смотрю, на какое блюдо человек похож. Каждого нового знакомого так сравниваю, — поделилась Вера.

Я оторвался от журнала, перевёл глаза на девушку со спицами, она, не обращая на меня внимания, сосредоточенно делала тройные накиды. Шучу. Не знаю я, какие там накиды она делала и делала ли вообще. Вязала, короче.

— И многие люди похожи на блюда из кулинарной книги?

— Нет, не многие.

— Удивительно, — я не знал, как отреагировать на неожиданное признание, поэтому начал ёрничать.

— Немного всё-таки готовлю, ты прав, — продолжала Вера, — Если мне кажется, что человеку не хватает каких-то ингредиентов, чтобы быть похожим на выбранное блюдо, я предлагаю ему измениться.

— И как это выглядит? Милый, мы можем быть вместе, но в тебя следует добавить банку зелёного горошка и упаковку крабовых палочек? И соды, совсем чуть-чуть, на кончике ножа?

— Почти, — серьёзно подтвердила Вера, — составляющие блюда это те же черты характера. Скажем, если сухарь обмакнуть в яйцо и пожарить, а потом посыпать сахаром, получится нежнейшее угощение.

— Эй, — я пощёлкал пальцами у неё перед лицом, — эй, Вера, ты что, правда пытаешься переделать всех знакомых под рецепты из поваренной книги? И многие соглашаются?

— Немногие, — опять сказал она, — никто.

— А ты всё равно продолжаешь?

— Да, я должна получить однажды идеальное блюдо. Я шеф-повар своей жизни.

Круто. Миша — Архитектор, Вера — Шеф-повар, Женя — Исследователь, Огарёвы — не знаю кто.

Разговор начал меня раздражать.

Кажется, мы оба хотим, чтобы дверь не открылась — по разным причинам, но при этом ждём минуты, когда можно будет остаться наедине. В смысле — порознь. Каждый у себя дома.

— Смотри, — я перелистнул пару страниц в другом журнале, — тут тоже почти рецепт: возьмите 100 граммов чёрной пряжи, белые нитки, синтепон… Может тебе воспользоваться, а? Только вместо медведя связать человека, как ты любишь: с горошком и содой на кончике…

— По-моему, тебе пора!

— Я тоже так думаю, — резко поднявшись из кресла, я уронил с колен раскрытый журнал и задел рукой торшер. Он покачнулся, жёлтый плафон колоколом помаячил взад-вперёд, свет дрогнул, задёргались тени в комнате.

Звонок мобильного отвлёк меня. Кто бы это мог быть? Опять тётя с дядей? Они никогда не звонят больше одного раза в день.

Юлия Владимировна. Кто это? Ах, да. Танькина начальница и подруга. Что ей надо? Дело к ночи!

— Алло, — я так и стоял у кресла. Плафон перестал качаться, тени замерли. Казалось, замерло вообще всё в комнате, кроме Вериных спиц: они как ни в чём не бывало продолжали набрасывать петли.

— Арсений, ты знаешь колыбельную «Ночка тёмная до края расстелила небеса»?

Ладно, после Вериных выкрутасов мне уже ничего не страшно. Сегодня вечер пятницы, голос у Юлии взвинченный. В караоке отжигают? Не хватало мне только чужих пьяных начальниц с песнопениями.

— Нет, — буркнул я и собрался отсоединиться, но почему-то решил уточнить, — а вам зачем?

— Таню пациент в заложницы взял, — быстро заговорила Юлия, — рак гортани, доходяга, в чём только душа держится, а туда же: требования выдвинул, чтоб ему песню эту спели, как мама в детстве. У меня твой номер с конференции остался. Я всем подряд звоню, вдруг кто-нибудь знает эту колыбельную. Ему ж из Интернета не годится, ему живьём подавай, спасибо хоть не под рояль!

«Таню взял в заложницы умирающий больной и требует спеть ему песню, — подумал я мимолётно, — это Ямгород такой ненормальный или весь мир окончательно сошёл с ума?»

— Спросите у преподавателей музыки или у руководителя оркестра. Есть же в вашем Ямгороде оркестры и учителя музыки?

— Да я-то их откуда знаю… Ой, ладно, буду искать.

— Скрутите вы его. Что у вас охраны нет?

— Страшно, Арсений. Он ей нож к горлу приставил — вдруг покалечит ещё… Извини, что побеспокоила.

Что за день такой? Одна, видите ли, любит людей с горошком на кончике, вторая — в заложницах у доходяги. Я совершенно не умею выбирать девчонок!

— Так и будешь стоять?

Я, оказывается, и трубку от уха не убрал. И выражение лица не убрал — чёрт знает какое выражение… Надо делать что-то, а не стоять. В больницу бежать, Таню спасать. А дверь? По какому-нибудь идиотскому закону жанра именно сейчас она окажется запертой!

Я кинул взгляд на окно — шторы мы не задвигали. Пейзаж показался живым, впрочем, сквозь июльский полумрак с четвёртого этажа мало что удавалось разглядеть, разве что немного звёзд да отражённый фонарный свет.

Дверь открылась. Этаж был на месте. Вторая попытка использована, но я и думать об этом забыл.

На пороге я обернулся.

— Ты колыбельную «Ночь до края расстелила тёмные небеса…» не знаешь?

Ну мало ли!

— «Ночка тёмная до края расстелила небеса», — поправила Вера.

— Ну да. Ладно, пора мне. Спешить надо, — и вдруг стряхнул задумчивое оцепенение, — так ты знаешь эту песню?

— Что-то могла позабыть, но — да, знаю.

— Поехали со мной немедленно!

И она, ни слова не говоря, поехала. Только прихватила пресловутую шерстяную кофту.

По дороге мы перезвонили Юле.