Искушение

Трейси Вульф, 2020

Моя жизнь изменилась навсегда. Да, я вернулась в академию Кэтмир, но моя память по-прежнему подводит меня. Что со мной произошло, почему я ничего не помню? Как раз в тот момент, когда я наконец начинаю чувствовать себя в безопасности, Хадсон дает о себе знать. Он знает правду, и она разрушит мои отношения с Джексоном. Но пока никто из них не готов раскрыть всех карт, а тем временем зло подбирается к нам все ближе. И теперь я должна бороться не только за себя, но и за других учеников. И их спасение, я уверена в этом как никогда, потребует новых жертв.

Глава 22. Мое любимое слово на букву «с» — это «семья»

— Ничего, — сжав зубы, говорит Джексон. — С тобой не произойдет ничего. Это не твоя вина.

— Этого мы не знаем. — Я высвобождаюсь из его объятий. — Мы понятия не имеем, почему я напала на Коула.

— Да, мы этого не знаем, — соглашается дядя Финн. — И никто ничего не сделает, пока мы не поймем, что именно с тобой происходит.

Он обнимает меня за плечи и ободряюще сжимает их.

— Я не имею привычки исключать учеников, которые еще не вполне овладели своей магической силой и из-за этого становятся источником проблем. Или тех, кто использует свою магическую силу не лучшим образом, если у них есть на то причины. Именно поэтому Флинт все еще здесь, несмотря на все, что произошло в прошлом семестре. И Джексон тоже. И именно поэтому Кэтмир имеет лучших врачевателей. Это нужно для того, чтобы, если ошибки происходят, их можно было исправить.

— Мы не знаем, было ли это ошибкой…

— Ты хотела напасть на Коула, когда выходила из своей комнаты?

— Нет.

— Ты составляла план, имеющий целью ранить его или убить, пока тебя не было в твоей комнате?

— Конечно, нет. — Я замолкаю и задумываюсь. — То есть я не помню, чтобы делала что-нибудь такое.

— Что ж, тогда я буду исходить из предположения о том, что инцидент с Коулом был чем-то вроде случайного косяка, произошедшего, когда ты использовала свою новообретенную магическую силу. И относиться к нему мы будем именно так. Я уже позвонил паре экспертов по горгульям, которые консультировали нас по твоему случаю, в надежде, что они смогут дать мне какие-то советы относительно твоих провалов в памяти. Но после этого инцидента я попробую уговорить одного из них прибыть в Кэтмир уже на этой неделе и поработать с тобой. — Он ободряюще улыбается. — Обещаю тебе, Грейс, мы во всем разберемся.

Я чувствую подступившие к глазам слезы, вызванные этим новым доказательством того, что дядя Финн с самого начала прикрывал меня, делая все возможное, чтобы отыскать наилучший способ мне помочь.

Нет, это не то же самое, как если бы я вернула себе родителей — их мне не заменит никто, — но это хоть какой-то луч света в навалившейся на меня тьме. И это куда лучше, чем то сиротливое чувство, которое владело мною, когда я прибыла в Кэтмир четыре месяца назад.

— Спасибо, — бормочу я, когда мне наконец удается выдавить из себя что-то, несмотря на огромный ком, застрявший у меня в горле. — Я так вам всем благодарна. Не знаю, что бы я делала без вас.

— Вот и хорошо, раз уж тебе все равно никуда от нас не деться, — резюмирует Мэйси, обняв меня как раз в тот момент, когда звенит предупредительный звонок на первый урок.

— Да, я от вас никуда, — отвечаю я, тоже обняв ее.

— Ладно, ладно, — говорит дядя Финн, и, хотя я могу ошибаться, мне кажется, что у него тоже стоит ком в горле. — Идите на уроки. И ради всего святого, постарайтесь не попасть в неприятности.

— А какой в этом кайф? — шепчет Джексон мне на ухо, выводя меня в коридор. На сей раз мы выходим через нормальную дверь, а не через потайной ход.

— Кайф в том, что мне больше не придется просыпаться в крови какого-нибудь человековолка, — отвечаю я, и по моему телу пробегает дрожь. — А это выигрыш для всех, тебе так не кажется?

— По-моему, ты забываешь, что говоришь с вампиром, — прикалывается он, все так же говоря в самое мое ухо, так что всю меня охватывает сладкий трепет. Я прислоняюсь к нему, и несколько мгновений мы просто упиваемся соприкосновением наших тел.

Но затем он шевелится, наклоняется, будто для того, чтобы поцеловать меня, и я опять застываю. И опять пытаюсь скрыть это, но Джексон замечает — еще бы. Сколько же времени понадобится моей горгулье, чтобы принять тот факт, что ее парой является вампир? И почему ей вообще могут не нравиться вампиры?

На этот раз я не пытаюсь придумать отговорку, а просто уныло улыбаюсь и одними губами произношу: Прости меня. Он не отвечает, а только качает головой, словно говоря: «Не бери в голову». Но я вижу, что это задевает его, хотя он сразу же поднимает голову и целует меня в лоб.

— Можно, я провожу тебя на твой урок? — спрашивает он, отстранившись.

— Само собой. — Я обвиваю рукой его талию и изо всех сил сжимаю ее, затем ищу в толпе учеников ярко-розовые волосы Мэйси. Мне совсем не хочется, чтобы она почувствовала себя лишней.

Но она, как всегда, уже успела пройти вперед и занята оживленной беседой с Гвен и еще одной ведьмой по пути на уроки.

Мы с Джексоном тоже идем, я беру его за руку и переплетаю его пальцы с моими. Пусть я не могу поцеловать его, но это вовсе не значит, что я не люблю его. Это не значит, что я не хочу быть с ним.

Джексон ничего не говорит, но и не возражает. И, когда я смотрю на него, до меня доходит, что сейчас на его лице играет донельзя глупая улыбка. Из-за меня.

Я та самая девушка, из-за которой принц вампиров Джексон Вега становится глуповато-смешным. Не стану врать, это приятное чувство.

— Так куда же мне тебя проводить? — осведомляется Джексон, когда мы выходим в другой коридор.

— Не знаю. Меня вдруг перевели с базового курса химии на физику полетов, и я не понимаю почему.

— В самом деле не понимаешь? — Джексон поднимает одну бровь, глядя на меня с задорным блеском в глазах.

— Нет, не понимаю. — Я пожимаю плечами. — А ты?

— Точно не скажу, но думаю, это как-то связано с теми большими, красивыми крыльями, которыми обладает твое альтер эго.

— Мое альтер… Ооооо. — У меня округляются глаза. — Ты хочешь сказать, что физика полетов имеет отношение к способности летать?

— Да. — Он удивленно смотрит на меня. — А о чем подумала ты?

— Ну, не знаю. Наверное, о самолетах. Поэтому-то я так и недоумевала.

— Нет, Грейс, в Кэтмире на уроках по предметам, имеющим отношение к полетам, действительно учат летать.

— Я просто… Это же… То есть… — В конце концов, я просто качаю головой. Что тут можно сказать? И что мне с этим делать?

— Вообще-то крылья — это необходимое предварительное условие для того, чтобы летать, — замечает Джексон, когда мы делаем еще один поворот. — Как и умение пользоваться ими.

— Да ну? — Теперь уже я поднимаю бровь. — А разве ты сам не летаешь без них?

Он смеется.

— Да, кстати, у меня для тебя есть новая шутка.

— Новая шутка? — Я расплываюсь в улыбке. — Класс. Давай, жарь.

Он смотрит на меня так страстно, что становится ясно, в каком смысле ему хочется «жарить», и что это не имеет ничего общего с теми дурацкими шутками, которые люблю я.

Какой-то части меня хочется отвести взгляд, ей неловко от интимности этого момента. Но это было бы нечестно по отношению к нему — по отношению к нам обоим, — так что я продолжаю смотреть ему в глаза, хотя и чувствую, как меня затопляют одновременно и жаркое смущение и волна неуверенности в себе.

Несколько мгновений мне кажется, что сейчас Джексон отдастся тем же чувствам, которые сама я даже не пытаюсь скрыть, ибо его похожие на полночное небо глаза становятся беззвездно черными, челюсть напрягается.

Но затем момент проходит, и я вижу, что он сделал выбор не в пользу этих чувств. Не знаю, что я сейчас испытываю: облегчение или разочарование. Возможно, понемногу и того и другого. Но когда Джексон подчеркнуто отступает назад, я не могу не признать, что так будет честнее — для нас обоих.

— Шутка такая. — Он ухмыляется. — Зачем просить подаяние у горгульи?

— Ого, шутка про горгулью? Уже?

Он смеется.

— А что, слишком быстро?

Он выглядит сейчас таким довольным, что я ни в чем не смогла бы ему отказать.

— Да нет, давай. Так зачем просить подаяние у горгульи?

— Затем, чтобы приучить себя к отказам.

— О боже. Жуть.

Он ухмыляется.

— Знаю. Хочешь еще одну?

— Не знаю, выдержу ли я еще одну. — В моем голосе звучит скепсис.

— Выдержишь. — Он сжимает мою руку. — Почему горгулью нельзя задолбать?

— Я не хочу это знать.

— Потому что она и так долбаный камень.

— О господи. — Я строю рожу. — Это было ужасно.

— Да уж.

— Тебе явно нравятся подобные шутки. Я создала чудовище, — дразню я его, одновременно изображая на лице ужас и прижимаясь к нему.

Но глаза Джексона мрачнеют, и из них уходит весь смех.

— Я всегда был чудовищем, Грейс. Это ты сделала меня еще и человеком.

Внутри у меня все обрывается. Потому что в то время, как Джексон становится все более человечным… меня мучает страх, что настоящим чудовищем Кэтмира становлюсь я сама.