Четыре крыла

Татьяна Степанова (2025)

Четыре крыла… Белое-черное, черное-белое… Пропавшие без вести. Их было двое — простой двадцатилетний паренек Руслан Карасев по прозвищу Хвост и красавец, любимец женщин и рекламная модель Игорь Виноградов по прозвищу Адонис. Их исчезновение неожиданно для самих себя берутся расследовать Клавдий Мамонтов и Макар Псалтырников. В этом деле многое нелогично — например, личности пропавших. Казалось бы, сложно представить двух более разных людей. Но их объединяет одно связующее звено — у каждого в прошлом было неприятное обстоятельство, тайна, которую они всеми силами пытались скрыть… Клавдию Мамонтову и Макару Псалтырникову предстоит разгадать новую детективно-мистическую головоломку в остросюжетном романе Татьяны Степановой «Четыре крыла». Татьяна Степанова — подполковник полиции, бывший сотрудник Пресс-центра ГУВД Московской области и следователь, поэтому ее истории так правдоподобно и детально описывают расследования криминальных загадок.

Глава 3

Пропавший без вести

— Вашего сына зовут Руслан, — Макар включил кофеварку. — Роза Равильевна, расскажите нам, что случилось?

Уборщица Роза глянула на него, быстро дожевывая булочку. На ее глаза вновь навернулись слезы. А Клавдий вспомнил: услышав шум в кухне виллы Парк-отеля, они поспешили туда и обнаружили ее распростертой на полу рядом с опрокинутым ведром и шваброй. С похмелья они соображали еще туго — засуетились неловко: он, Клавдий, ринулся щупать у уборщицы пульс. А Макар в одиночку поднял уборщицу на руки и отнес ее в гостиную, уложил на диван. Она очнулась через минуту, наверное, — кто считал мгновения в запарке? В темных глазах ее метался дикий ужас, затем взгляд затуманился, смягчился, приобрел осмысленность.

— Где болит? В груди? Под лопаткой? Сердце? Я вызываю вам «Скорую». — Клавдий нагнулся к ней с высоты своего роста, доставая мобильный.

Но уборщица вцепилась в его раненую руку на перевязи:

— Нет, не нужно сюда в отель врачей! Они ж через КПП проедут, администрация увидит. Скажут потом — больная… нам такие не надобны, увольняем. Я сюда на автобусе из поселка нашего еду, встаю в шесть, и всего-то один транспорт. А на прежнюю работу на автобусе, электричке и другом автобусе таскалась, затем пехом три километра до ворот. Вставала в три утра… Пожалуйста, не вызывайте никого, никому не говорите! Мы не должны постояльцев беспокоить… У меня не сердце прихватило, просто слабость, в глазах потемнело. С горя я места себе не нахожу… Из-за сына моего пропавшего… Не говорите на ресепшене — мол, уборщице плохо стало, они меня выставят! А мне работа нужна. Если не работать — дома есть будет нечего…

Она бормотала лихорадочно, бессвязно, сжимая раненую руку Клавдия, почти причиняя ему боль. Но он не прерывал ее. И сейчас, за столом, скармливая ей двойной завтрак, они тоже готовились выслушать ее.

— Сколько лет вашему сыну Руслану? — спросил Клавдий уборщицу Розу. А Макар налил ей еще одну чашку кофе и подвинул блюдо со сладкой выпечкой.

Но Роза потянулась к кувшину апельсинового сока.

— Кисленького хочу, страсть люблю цитрусы, дорогие они в магазине, — она облизнула губы, осушив стакан сока залпом. Потрогала синяк на подбородке, морщась. — Двадцать годков Руслану исполнилось сегодня. Гляньте, красавец он у меня был — умница.

Она заколыхалась, извлекла из кармана синей робы старенький мобильный, нашла фотографии сына. Клавдий и Макар увидели на экране темноволосого юношу — полноватого, одновременно в чем-то и схожего обликом с Розой, и отличного от нее внешне. Пухлые, с еще детским румянцем щеки, круглое лицо, слегка оттопыренные уши, тяжелый взгляд темных глаз. На других фото его запечатлели в полный рост — невысокий, кряжистый пацан, широкоплечий, почти квадратный, этакий здоровячок-боровичок. Подобных в школе сверстники обзывают «толстунами» из-за лишнего веса. С виду самый обычный парень. Одет неброско и дешево — в спортивные штаны, куртку и замызганные кроссовки.

— Когда он пропал? — задал новый вопрос Клавдий.

— В конце мая, — уборщица Роза глянула на него и… потянулась к блюду с выпечкой. Взяла пекан с кленовым сиропом, секунду созерцала его с немым восхищением, затем лицо ее искривила горестная гримаса, по щекам заструились слезы, однако, всхлипывая, она сунула пекан в рот и откусила, начала жевать, морщась от боли в разбитом подбородке и продолжая плакать. — Я не знаю точно когда.

— То есть? — удивился Макар. — Руслан жил не с вами?

— Жили всегда вместе, единой семьей. В школе когда учился, я его тянула из последних силенок. Все ему отдавала — здоровье, деньги до копейки, рыбой-щукой билась об лед, работала с утра до ночи, обувала его, одевала, кормила-поила, — уборщица Роза плакала, тараторила скороговоркой и жевала пекан с кленовым сиропом, давясь слезами, — все одновременно. — В апреле съехал от меня, освободи…

Она осеклась. Глянула на них. Проглотила кусок.

— Не смущайтесь, — произнес Макар. — Продолжайте, пожалуйста. Сын освободил вас от своего присутствия и от трат?

— Да. То есть нет. Он мне заявил: мама, я нашел работу в Москве. Из поселка ездить далеко и долго, я в городе устроюсь. За меня не переживай.

— Кем он работал? — уточнил Мамонтов.

— Он мне не сказал. Похвалился лишь — мол, денежная должность. Он сразу после школы начал вкалывать, сначала на нашу макаронную фабрику в поселке устроился на склад, зарплата фиговая, но он там бесплатно отучился на шофера и получил права. Хотел устроиться в такси, но его не взяли.

— А почему? Молодой парень, — заметил Клавдий.

— Из-за здоровья, он медкомиссию в такси не прошел.

— В армию он не призывался? — снова задал вопрос Клавдий.

— Нет, — Роза потянулась за «бантиком» с вареньем.

— Он на фото без очков. Не по зрению пролетел. В такси не приняли на работу случаем не из-за такого? — Клавдий покрутил пальцем у виска.

— Клава! — понизил голос Макар.

— Ни-ни, не то… не шизанутый он у меня, — уборщица Роза затрясла головой. — Если б тронутый, то я бы и пропажу его без вести поняла — мало ли шиза штуки откалывает, убегают из дома, прячутся от родителей, бродяжничают. А он нормальный мальчик, правда, родился не очень здоровым.

— А с виду на фотографии он почти богатырь, — похвалил Макар.

Уборщица Роза криво улыбнулась. Снова потрогала синяк на подбородке. Откусила половину «бантика», запила кофе.

— Когда вы сами его хватились? — Клавдий начал выяснять главное.

— Числа двадцать второго мая. Он мне все не звонил, не звонил… Неделю, если не больше. Я сама ему набрала, а он недоступен. Подумала — где-то носит мальца… Занят. Работает же. Позвонила на другой день поздно вечером, когда домой вернулась. Снова недоступен. Потом ночью — то же самое. Утром на работе набрала ему — недоступен. Я все звонила, волноваться начала… Дома в поселке вечером сбегала на квартиру к Пауку. А он мне — сто лет не видел Руслана вашего. Понятия, мол, не имею, где он. В Москве вроде устроился, работу нашел. Посоветовал мне у Локи узнать. Я его искала-искала, не нашла в поселке.

— Кто они — Локи и Паук? — живо поинтересовался Макар.

— Паук — Денис Журов, одноклассник Руслана. А Локи из Вавелей семейства. Максим у него имя, Локи его в поселке кличут, уж не знаю почему. Кто такой Локи? Хрень разная у пацанов. — Уборщица Роза раздраженно пожала полными плечами.

Макар и Клавдий переглянулись.

— Продолжайте, Роза Равильевна, — мягко поощрил ее Макар. — Сока апельсинового вам еще налить?

— Уж пожалуйста… кисленький, приятный… Уж простите меня, обжираю вас совсем бессовестно… Вкусно очень! Не отыскала я Локи, утром побежала в полицию, думала, они меня ждать заставят три дня, прежде чем заявление подавать о пропаже сына. Но они меня выслушали, спросили его возраст и сразу направили к участковому. Он меня мурыжил-мурыжил… Все допрашивал про Руслана. Но заявление мое взял.

— Вам известны конкретные действия полиции по розыскам вашего Руслана? — уточнил Клавдий. В словах уборщицы «про полицию» ему почудилась скрытая неприязнь. Но он пока не знал причины.

— Нет, — Роза покачала головой. — Два месяца прошло. Воз и ныне там. Сынка моего нет. Никто в нашей полиции мне ничего не говорит. Жив он — нет ли… Я сердцем чую — нет его уже на свете. Был бы живой, сегодня, в свой день рождения, мне бы непременно позвонил. Матери своей, рожавшей его, кормившей-поившей, защищавшей…

Заливаясь самыми горькими безутешными слезами, уборщица Роза шумно выхлебала апельсиновый сок из стакана и потянулась за бумажной салфеткой, аккуратно разложила ее на коленях и начала собирать с блюда оставшуюся выпечку.

— Руслан — единственный ваш ребенок, насколько мы поняли? — уточнил Макар.

Уборщица кивнула. Она деловито укладывала в салфетку круассаны, плюшки и булочки с корицей.

— А где отец Руслана? — осведомился Клавдий.

— Он нас давно бросил. Отрезанный ломоть. Умер он десять лет назад, — сообщила Роза.

— Фамилия участкового? — задал Клавдий новый важный для себя вопрос.

— Бальзаминов. Наш он, поселковый. Майор Бальзаминов.

— А поселок ваш называется…

— Скоробогатово, — ответила уборщица Роза. — Русланчик мой там и родился. А я после школы девчонкой из Уфы к мужу туда переехала, мы с ним на макаронной фабрике оба в молодости пахали. Муж с матерью, свекровью моей, в хрущевке свою жилплощадь имел, квартирка двухкомнатная, смежная, я и польстилась, дура молодая. Долго у нас с мужем деток не было, я из кожи вон лезла, к знахаркам обращалась. Потом Русланчик на свет появился, бабка наша, ведьма-свекровь, скончалась. А после уже и мой благоверный от нас с сынком… из квартиры свинтил.

— Извините за бестактность, а сколько же вам самой лет? — спросил Клавдий Мамонтов.

— Сорок семь, полтинник скоро, — весьма непоследовательно ответила Роза. — Старая я кляча… изношенная лоханка…

Макар глянул на приятеля — уборщица выглядела на десять лет старше своего возраста. Если не на пятнадцать. Она аккуратно, но с деревенской жадностью завертывала в салфетку выпечку со стола. Сунула пакет в карман синей робы.

— Спасибо за угощение, — всхлипывая, начала истово, жалобно благодарить. — Нам нельзя даже остатки со столов в ресторане собирать и с тележек, которые официанты возят постояльцам в номера и на виллы. А кто еду ворует с тележек, у того сразу ползарплаты долой. А здесь вкуснотень повара готовят, столько еды остается, аж живот крутит, жрать все время тянет, а нельзя нам, персоналу, есть чужое. Да я и воровать не привыкла.

— Фамилия вашего сына и ваша? — спросил Клавдий.

— Его — Карасев. А моя Сайфулина, — ответила Роза.

— Руслан взял фамилию отца?

— Ага. И глазом не моргнул. Захотел его. Уж я его просила-умоляла. Одумайся, зачем тебе его фамилия? А он плечами дернул, покосился на меня, промолчал. Но я поняла — не желает он мою татарскую фамилию брать, хочет русским быть, с фамилией папаши своего — зверя…

Уборщица Роза осеклась. Поджала губы. Затем низко опустила голову, явно пытаясь спрятать от них свое изуродованное синяком лицо с появившимся на нем выражением ожесточения… Темными тенями прошлого… Клавдий внезапно понял — все ими услышанное не совсем то, чем представляется на первый взгляд. И в рассказе уборщицы, во всем этом деле им встретился лишь самый первый подвох. Появятся и множество других, — если вдруг они решат двигаться дальше и…

— А зачем вам все знать? — глухо пробубнила уборщица Роза, словно подслушав его мысли. Маскируя промельк теней прошлого в своих чертах, она опять начала горько плакать, подвывая от горя. — Полюбопытствовали, ребятки, да? Наслушались меня, матери. Добрые вы, но… чего вам во мне и в Руслане моем? Послушали, покачали головами с умным видом, да? Вроде посочувствовали. Уехали из отеля и забыли. И не вспомните вы меня завтра, ребятки. Сейчас-то вы не в себе еще после ночного загула, амбре от вас… Пили до рассвета. Небось, с девками ублажались… Ну а с утра тепленькие, добренькие… любопытные… Сядете в тачку навороченную, и только вас и видели… А я останусь. Плюшки ваши доедать дома и слезами давиться… Одна-одинешенька! Никто, никто мне не поможет, никто не найдет моего сына единственного… Хоть могилку его безымянную… Хоть тело его бездыханное… Нет мне, матери-одиночке, помощи ни от полиции, ни от кого на свете! А за завтрак ваш щедрый, вкусный — низкий поклон. Если надо ваше благодеяние отработать, дайте адрес ваших хором, где живете. Я приду в выходной, уберусь у вас, все вымою, вычищу. Я свои долги привыкла платить. Я — честная женщина. И гордость имею.

Ее слова были несправедливы, но полны горечи и боли. Они оба молча созерцали ее залитое слезами лицо.

— Роза Равильевна, я вашего сына Руслана постараюсь отыскать. — Макар поднялся из-за стола. Выпрямился, вздернул подбородок. — Я вам помогу. Я вам клянусь.

Клавдий не понял — бурное похмелье взыграло в натуре Макара или же нечто иное? Когда он поклялся уборщице Розе со столь серьезным видом сделать в общем-то неосуществимое.

Отыскать пропавшего без вести совершенно незнакомого парня…

Но Клавдий знал и другое — от своих обещаний Макар, пылкий, безбашенный, запойный алкоголик, его единственный верный друг и работодатель, не отступает никогда.

— Скиньте нам ваши контакты, — хмуро попросил уборщицу Клавдий, хоть и с неохотой, но без колебаний идя на поводу своего друга Макара. — Контакты Паука и Локи — если не телефоны, то хотя бы примерные адреса. Вашего участкового я сам отыщу, потолкую с ним.

— Вы ж сказали — вроде в ментовке раньше служили? — уборщица Роза недоверчиво разглядывала его темными глазами. — Неужель поможете мне? Не шутите? Мне и платить вам нечем. Если только отработкой, уборкой у вас дома.

— Денег мы с вас точно не возьмем. Успокойтесь. Возможно, нам будет нужна информация, которая поможет в поисках вашего сына. Дополнительная, — веско объявил Мамонтов. Он отметил, что, даже рыдая от горя, уборщица Роза четко помнит о сказанном ей: разные мелочи, чужие фразы и признания кладет в свою копилочку. А значит — баба она себе на уме.

— Собрались искать Руслана? Вдвоем? Сдуру, что ли? С бодуна?! — Роза смотрела на них ошарашенно. — Ой, простите, вырвалось… Взаправду? Не разыгрываете меня? Впрочем, если посмеетесь над материнским горем, обманете меня… не видать вам обоим счастья. Всевышний вас накажет!

Макар глянул на уборщицу. И до него дошло наконец: тетка — крепкий орешек.

— Со счастьем у нас и так хреново. Диктуйте свой телефон и адрес, — невозмутимо попросил Клавдий. — И контакты приятелей Руслана Карасева.