Тонкий холод. Книга баллад

Сергей Ильин, 2022

Удавшиеся стихи – это как свидетельства кораблекрушения жизни, остающиеся в бытии, но без того, чтобы сие ключевое метасобытие воспринималось в трагической тональности, просто таков ход вещей. И все же, у иных поэтов названный основополагающий образ сквозит в подтексте, а у других зрим воочию. Автор относит себя ко вторым, тем самым откровенно продолжая поэтическую традицию Евг. Баратынского, Тютчева и Вл. Ходасевича. Стихи собраны в циклы, и эти циклы, учитывая их единую тематику и в особенности мощную внутреннюю динамику, автору хотелось бы считать сводными балладами. В таком случае, все в книге есть баллады – излюбленный авторский жанр. Как в стихах, так и в прозе. Качественная самооценка на повестке дня, разумеется, не стоит. Время само разберется.

Несостоявшаяся сделка с дьяволом

1. Два города

Санкт-Петербург только и Амстердам:

дьяволу душу, пожалуй, продам,

чтоб, когда счет прекратится годам,

вместо того, чтоб к астральным судам —

тенью по этим бродить городам,

доступ земным ограничив родам.

Да, вдоль зеркальных каналов гулять,

времени напрочь отсчет потерять,

в прошлую жизнь горожан проникать,

и ни о чем в мире больше не знать,

как, что важнее, и знать не желать,

и все, что помнил, скорей забывать,

так мою новую мыслю я стать.

Вот только что со мной будет тогда,

если простая случится беда:

станет мне скучно, сперва иногда,

дальше — надолго, потом — навсегда,

но не отправиться больше «туда»,

как не вернуться уже и «сюда»,

все ли заменит мне эта вода?

Так что чуть-чуть стану сам себе мил:

правильно я в этот раз поступил —

в меру своих ограниченных сил

тонкий соблазн я в душе победил

и — сделку с дьяволом не заключил:

как бы я те города ни любил,

несколько раз я их лишь посетил.

2. Один город

Неотразимый в притяжении магнитном,

неприложимо-чуждый суете людской,

в мундире строгом, похоронном и гранитном

спит этот самый странный город над рекой.

Весь воплощение линейной перспективы,

так и не легшей на российскую судьбу,

он телом — жизни европейской негативы,

а духом — Пушкин, ясно мыслящий в гробу.

То, что ему живые люди неприятны,

уже сомненьям никаким не подлежит,

но значит ли, что действует закон обратный —

и только к умершим его душа лежит?

А что — пусть в виде исключенья, но бывает:

вдруг голос внутренний куда-то позовет,

и человек квартиру в городе снимает

чужом — но за всю жизнь и дня в ней не живет.

Не это ли с Санкт-Петербургом и случилось:

там неживым как будто все жилье сдано,

да, видно, ими до сих пор не заселилось,

точно жильцам в догадку, от кого оно?

Любые чересчур возвышенные чувства

несовместимы с человеческим теплом:

здесь скрыта сердцевина всякого искусства,

и Люцифер обмахивает нас своим крылом.

Гигантского того крыла в нас дуновенье —

величия и равнодушья к богу смесь —

то самое и вызывает вдохновенье,

которое на нас находит только здесь.

Для смертного ему нельзя не подчиниться,

но можно смысл его хотя бы осознать,

а как на наших судьбах это отразится,

нам, к счастью, не дано и близко даже знать.

И сделку с дьяволом расторгнет наша вера —

она пришла к нам не сегодня, не вчера —

что это город все-таки не Люцифера,

а Пушкина, как и великого Петра.