Тонкий холод. Книга баллад

Сергей Ильин, 2022

Удавшиеся стихи – это как свидетельства кораблекрушения жизни, остающиеся в бытии, но без того, чтобы сие ключевое метасобытие воспринималось в трагической тональности, просто таков ход вещей. И все же, у иных поэтов названный основополагающий образ сквозит в подтексте, а у других зрим воочию. Автор относит себя ко вторым, тем самым откровенно продолжая поэтическую традицию Евг. Баратынского, Тютчева и Вл. Ходасевича. Стихи собраны в циклы, и эти циклы, учитывая их единую тематику и в особенности мощную внутреннюю динамику, автору хотелось бы считать сводными балладами. В таком случае, все в книге есть баллады – излюбленный авторский жанр. Как в стихах, так и в прозе. Качественная самооценка на повестке дня, разумеется, не стоит. Время само разберется.

Противный человек

Вот, как и вечность назад, из глубокого жерла туннеля

новая горстка людей боязливо выходит на свет.

Что-то в них общее есть. Может, в мыслях субтильное сходство.

Может, всего только миг, что в иные миры их позвал.

Каждый покинул из них обстановку столь милую сердцу.

Каждый же, к счастью, забыл, чем недавно он счастливо жил.

Не удалось им забыть только смутную в сердце надежду,

что в незнакомых краях кто-то близкий и важный их ждет.

Кто же он — тот, кто их ждет? Друг, отбрось эти праздные мысли!

И о конкретных чертах тебя ждущего не помышляй!

Космосом правит закон: чем возвышенней в мире феномен,

тем он безвидней и лик в светоносность уходит его.

Это, пожалуй, и все, что мы знаем о подлинно высшем.

Также все доброе в нас лишено осязаемых форм.

Музыкой тихой сквозят побуждения лучшие наши.

И в основаньи у них только тонкий вибрирует свет.

Нет доказательств иных насчет ждущего нас на том свете,

но по-хорошему нам доказательств не надо других.

Если ж, постигнув тот свет — как предельное мира блаженство —

мы, как и следует, в нем пожелаем остаться навек,

ибо другой вариант нам теперь даже дико представить,

но, несмотря ни на что, нам придется покинуть его:

то ли он так пожелал, то ли сами мы так порешили,

в общем, когда это все повторится — и в тысячный — раз,

и когда в тысячный раз мы не сможем все это осмыслить,

то, возвратившись опять, в мир, что близок нам как никакой,

будем мы так вспоминать о свиданьи коротким со светом:

«Вроде бы все на мази уже было в слиянии с ним.

И собирались навек мы вступить в его светлое царство.

Да как назло в тот момент вдруг явился один человек.

Нос он орлиный имел и торчащий вперед подбородок.

Складки безгубого рта с двух сторон разошлись до ушей

как бы в улыбке кривой. Хотя взгляд его был и серьезен.

Очень внимательный взгляд тот мужчина противный имел.

Может быть, лишь потому мы невольно и принялись слушать

странные речи его. А хотелось нам только одно:

прочь от него убежать. Но как вкопанные мы стояли,

видя безглазой душой, как поодаль ключами гремел,

перед дверьми взад-вперед дефилируя четкой походкой,

первоапостольный Петр. Непонятно вот только зачем

в сторону нашу смотреть избегал он как будто упорно.

Это смущало и нас, принуждая и дальше внимать

диким каким-то словам, вылезавшим из тонкой улыбки:

так, табакерку открыв, чертенята оттуда бегут.

Все говорил он о том, что увидели мы, что нам нужно,

и что помимо того как бы нечего нам показать.

Совесть хорошая вещь! и пора нам опять расходиться:

что он имеет в виду? это нам объяснят тет-а-тет.

Ну а когда все прошло, неприятный осадок остался

в нас — и у всех — на душе: будто сами закрыли мы дверь

к свету — в тот самый момент, как мужчину мы вздумали слушать.

То-то не глядя на нас Петр стал грустно качать головой.