Начало всего

Робин Шнайдер, 2013

Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.

8

НЕ ЗНАЮ, знакомо ли вам то чувство омерзения, какое вызывает человек, стоящий за вами в очереди и чавкающий прямо у вас над ухом? Когда кажется, что он делает это специально, и вы ощущаете себя тряпкой, поскольку вам приходится молча это терпеть. Примерно то же самое чувство я испытывал, глядя на целующихся Эвана и Шарлотту. В этом было что-то настолько глубоко и лично оскорбительное, что смотреть на них было невыносимо, хотя первоначальный шок и заставил поверить, будто мне все равно.

В общем, вынужден признать: глубоко в душе я прекрасно сознавал, почему решил сесть с Тоби, а не со своей бывшей компанией. Всю неделю я, как и летом, всячески избегал своих старых дружков. Похоже, их это озадачивало и обижало. Я не понимал почему. Ну не могли же они в самом деле думать, что я приду играть в пейнтбол, или поучаствую в неожиданном сплаве по реке, или каких других забавах, о которых они исправно сообщали мне по мобиле. Да ни один из них ни разу не навестил меня в больнице.

В любом случае Эван и Шарлотта теперь были вместе. И были вместе по меньшей мере несколько месяцев. По идее, они должны были возглавить список старшеклассников, на которых стоит поглазеть. Но вместо этого всеобщее внимание приковывал я. А когда все не перешептывались, таращась на меня, они перешептывались, таращась на Кэссиди.

По всей школе со скоростью света разлетелись слухи о том, о чем мне лишь вскользь намекнули члены дискуссионного клуба: что Кэссиди пришла на турнир по дебатам, прикинувшись парнем и нацепив фальшивые усища, и тем не менее выиграла. Что она организовала флешмоб, в котором поучаствовало свыше сотни людей. Они явились на кладбище Сан-Франциско переодетыми в зомби и устроили грандиозную битву подушками. Что у испанского продавца быстрой моды можно купить футболки с принтом лица Кэссиди в стиле поп-арт. И что она летом позировала для обложек на подростковые романы.

В нашем крошечном городке, в котором никогда и ничего не случается, Кэссиди казалась диковинкой, возможно, эти истории были выдумкой, но произойти такое могло именно с ней.

Кэссиди никак не показывала, что эти слухи дошли до нее. И, насколько мне известно, действительно ничего о них не знала. Нашей собиравшейся за обедом группке было что обсудить и без обмусоливания жалких сплетен. Сидеть с такими ребятами было здорово, хотя я бы с радостью обошелся без лицезрения публичных любовных прелюдий Шарлотты и Эвана.

В четверг вечером я должен был встретиться с мисс Уэлш, моим консультантом: такие встречи — неотъемлемый элемент старшей школы. Конечно же, я опоздал, так как забыл тетрадь по математике в приемной своего физиотерапевта, а вспомнил об этом уже на полпути к школе.

Мисс Уэлш была настолько добра, что даже не обратила внимания на мое опоздание. После чего я сидел в ее кабинете на самом неудобном стуле на свете и с вежливой улыбкой слушал лекцию о суперважности внеурочной деятельности в выпускном классе и необходимости своевременного обращения к учителям за рекомендательными письмами для университетов. У меня не хватило духу сказать ей, что внеклассная нагрузка физически для меня невозможна и что, боюсь, миссис Мартин может украсить мое рекомендательное письмо праздничными ароматными марками с изображением Снупи.

Когда я наконец сбежал от нее, пообещав просмотреть брошюры ближайших к дому университетов, в которые не имел ни малейшего желания поступать, я был совершенно измотан. Меня утомляла одна лишь мысль о заполнении университетских заявлений. Никогда не думал, что мне придется этим заниматься. Я ждал приглашения в студенческую команду по теннису от одного из ближайших университетов штата. Отец рассказывал мне истории о своем студенческом братстве. Советовал мне стать президентом студенческого общежития, потому как в будущем это производило бы огромное впечатление на моих работодателей. В то время я с легкостью мог вообразить всю свою распланированную жизнь: спорт в университете, президентство в братстве, деловая профессия, где я буду при костюме и галстуке, и поездки с друзьями на выходных к озерам Биг-Бэр или Тахо. Это, конечно, не все, что я себе представлял, но вы поняли основную идею: безукоризненно-заурядная жизнь для безукоризненно-заурядного «золотого мальчика».

— Эзра? — вырвал меня кто-то из мыслей.

Это была Кэссиди. Она спускалась по лестнице в синем сарафане под цвет ее глаз.

— О, привет, — выдавил я улыбку. — Тоже встречалась со школьным консультантом?

— К несчастью, да. Мистер Чой напрочь лишен чувства юмора.

— Слышал, ему нравятся шутки с математическими уравнениями.

— Ага. Он, наверное, только с тангенсов и кончает.

— Жестко ты.

Кэссиди пожала плечами, и мы направились к стоянке.

Был поздний час. Пока я сидел с мисс Уэлш, стемнело. Кампус купался в медовом свете от горящих на стадионе прожекторов, горы казались сплошной тенью.

— Завтра пятница, — напомнила Кэссиди, как будто кто-то из школьников может об этом забыть. — Интересно, чем в выходные будут заниматься крутые ребята из нашей школы.

— Джимми закатывает вечеринку. Не пройдет и пары часов, как кто-нибудь, надравшись, скинет в бассейн пивной бочонок.

— Ух ты! Звучит страшно весело, — закатила глаза Кэссиди.

— А чем ты занималась в пятничные вечера до того, как переехала сюда?

Она покачала головой, немного помешкала, а потом сумбурно рассказала о тайных вечеринках, устраиваемых в научных лабораториях в ее школе-интернате.

— Нам приходилось тайком выбираться из общежития по старым коммуникационным тоннелям. Ожог от трубы считался чем-то вроде знака отличия. Думаю, начало этому в свое время положили друзья брата. Наверное, все это звучит глупо.

— Ничего подобного.

Вот пивная вечеринка Джимми в честь возвращения в школу — глупость. Только я об этом промолчал.

Вечером кампус, окруженный мягкими склонами гор, дарил ощущение покоя. В город вели две узенькие полосы дороги. На склонах росли сотни деревьев авокадо. Изредка спускавшиеся с гор койоты наводили страх на жителей ближайшего жилого комплекса.

Живущим здесь людям нравилось собираться толпой, чтобы прогнать койота обратно в его авокадную рощу, избавиться от нарушителя спокойствия нашего идеального маленького общества. Приключений здесь никто не искал. Их сразу же спроваживали.

Мы с Кэссиди дошли до парковки. Там стояла только моя «Вольво», тюнинговая «Хонда» Джастина Вонга и фургон с привязанной сверху доской для серфинга.

— А где твоя машина? — удивился я.

Кэссиди рассмеялась.

— Мой велик тут же.

И точно, к стойке крепился красный велосипед. Хороший модернизированный велосипед фирмы «Канондейл». Правда, тогда я мало что знал о велосипедах.

— Хм, — уставился я на него.

— Что?

— Ничего. — Воображение нарисовало крутящую педали Кэссиди, мчащуюся на велосипеде мимо клубничных полей. Я еле сдержал улыбку.

— Чтоб ты знал, я забочусь об окружающей среде! — с жаром воскликнула она. — И стараюсь не оставлять после себя «углеродный след».

Я мгновение обдумывал услышанное.

— Пассажир машины тоже ведь не оставляет «углеродный след»?

— Угу.

— Тебя подвезти?

Не знаю, с чего я вдруг решил это предложить. Мои слова мне самому почему-то показались нескромными.

— Здесь бывают койоты, — добавил я неловко, заполняя молчание. — Ночью они иногда спускаются с гор, и я не хочу, чтобы на тебя напали.

— Койоты? — нахмурилась Кэссиди. — Это же волки?

— Ведущие ночной образ жизни, — уточнил я.

— Тебя точно не затруднит меня подвезти?

— Я ведь сам это предложил.

— Хорошо, — согласилась Кэссиди.

В порыве глупого благородства я сказал Кэссиди садиться в машину, пока сам разберусь с велосипедом. И чуть не помер, убирая эту хреновину в багажник.

— Спасибо, — поблагодарила меня Кэссиди, когда я занял водительское сиденье.

— Не за что. — Я потянулся к ремню безопасности. — Где ты живешь?

— В Терис-Блафс.

— Недалеко от меня. Я живу в Роузвуд, практически рядом с тобой.

Кэссиди пристегнулась, и я включил заднюю передачу. Мы были совершенно одни на пустой парковке, из-за этого остро ощущалась интимность момента.

— Получается, нас разделяет парк? — спросила Кэссиди.

— Ага. Окно моей спальни как раз выходит на него.

— И мое, — улыбнулась она. — Может, мы даже можем заглянуть в спальни друг друга.

— Постараюсь на следующей неделе не забыть закрыть жалюзи, а то я задумал двойное убийство. — Я включил дальний свет на повороте с плохим обзором.

— Ты мне нравишься таким.

— Каким? — Я выехал на Иствудский проспект.

— Разговорчивым. Ты сдерживаешься, когда вокруг слишком много людей.

Я включил поворотник — вдруг койотам интересно, куда я поверну на безлюдном перекрестке, — и обдумал слова Кэссиди. Мне кажется, что молчание безопасно. Слова могут подвести тебя, если ты их неверно подберешь, а также могут обесценить сказанное, если ты с ними переборщишь. С шутками можно сильно дать маху, с историями — страшно наскучить. А я рано понял, что ни мое чувство юмора, ни вещи, которые кажутся мне захватывающими, не нравится моим друзьям.

— Я не сдерживаюсь. Просто не могу поделиться ничем интересным.

Кэссиди кинула на меня недоверчивый взгляд.

— Прости, но я на это не куплюсь. Временами ты так маньячно улыбаешься, словно на языке у тебя крутится чумовая острота, но ты боишься произнести ее вслух, поскольку никто ее не поймет.

Я пожал плечами и, повернув на Кресент-Висту, встал на светофоре, на котором переключение сигналов происходит не раньше чем через целую вечность.

— На самом деле я даже не знаю, что хуже, — продолжала Кэссиди. — Когда смеются над несмешным или когда не смеются над смешным.

— Первое, — мрачно отозвался я. — Спроси у Тоби.

— Ты об отрезанной голове?

Она спросила это будничным тоном, словно речь идет о неправильных глаголах или клятве верности.

— Он тебе рассказал?

— В прошлом году, на одном из турниров по дебатам. Мы сидели на балконе под тентом из простыней, и я пожаловалась, что никогда не была в Диснейленде. По мне, так это ко́ра такая! С тех пор я зову его «Ловец над пропастью».

Я покачал головой на ее ужасный каламбур к сэлинджеровскому «Ловцу во ржи» и включил радио, пытаясь не думать о Кэссиди и Тоби, проводивших ночи в компании друг друга в каком-то отеле, и скорее всего в пижамах. В динамиках тихо играла песня группы The Shins, светофор никак не переключался на зеленый сигнал, и я все ждал, когда Кэссиди прервет молчание. Вместо этого она вытащила из чашкодержателя соломенную обертку и начала складывать из нее маленькую звезду.

— Загадай желание, — положила она звездочку на ладонь.

Кэссиди заливало золотистое свечение уличного фонаря, и меня внезапно как током ударило: до чего же она красивая! Как я умудрился не замечать этого столько дней? Ее волосы были убраны в хвостик, но лицо обрамляло несколько медных прядей. Глаза сияли весельем. Кофта соскользнула с одного плеча, открыв взгляду пурпурную лямку бюстгальтера. Кэссиди была умопомрачительно естественна и непринужденна и никогда, даже через сотни лет, не выбрала бы меня. Однако за следующие несколько минут я утешил себя мыслями, что надежда у меня, пусть и малюсенькая, но все-таки есть.

Охранник у ворот жилого комплекса Кэссиди устроил мне допрос с пристрастием, чуть не уморив нас своим занудством. Убедившись наконец, что мы не собираемся сеять хаос на мирных улицах пригорода, он открыл ворота, и я въехал на территорию Терис-Блафс.

Этот жилой комплекс мало чем отличался от моего. Дома стояли на приличном расстоянии от дороги, и к ним вели круговые подъездные дорожки. У всех зданий — балконы, сделанные скорее для украшения, нежели для того, чтобы ими пользовались. Я насчитал четыре типа домов, повторявшихся как в компьютерной анимации. Малышня нарисовала что-то на дороге, и я проехал по рисунку с неприятным чувством, словно разрушаю построенный детьми замок из песка.

— Как к тебе проехать? — спросил я Кэссиди.

— Ты что, оттягиваешь возвращение домой? — Ее лицо бледнело в свете уличных фонарей, в глазах читалась серьезность.

— Да, — признался я. Мне представилась мама, сидящая в гостиной, смотрящая новости и переживающая обо всем на свете. И папа в своем кабинете, с остывающей под рукой чашкой чая, печатающий записки по очередному делу. Представилась моя комната, которая после трех месяцев ночевок в гостевой внизу более не ощущалась моей.

— У меня есть идея, — сказала Кэссиди. — Как насчет того, чтобы поехать куда-нибудь прогуляться? Прямо сейчас?

— Это же Иствуд. Где тут гулять?

— В парке. Там ты сможешь показать мне окно в своей спальне, а я тебе — в моей.

— Ладно, — согласился я, разворачиваясь на детском рисунке.

Охранник у ворот недобро глянул на меня. Кэссиди хохотнула и, когда мы отъехали на приличное расстояние, показала ему средний палец. Он этого не видел.

— Терпеть не могу этого болвана, — поморщилась она. — Ты читал Фуко? Ох, о чем это я. Конечно же, ты не читал Фуко.

— Да я вообще ничего не читаю, — невозмутимо отозвался я, и Кэссиди рассмеялась.

— Что ж, мистер Сила-есть-ума-не-надо, позволь мне тебя просветить. Был такой философ тире историк, которого звали Фуко. Он писал о том, что общество похоже на идеальную тюрьму паноптикум. В этой тюрьме ты можешь находиться под постоянным наблюдением, но поскольку ты никогда не знаешь, наблюдают за тобой или нет, то в любом случае следуешь правилам.

— А как тогда понять, кто — надзиратель, а кто — заключенный? — спросил я, заехав на пустую парковку.

— Так в том-то и дело. Сами надзиратели тоже являются заключенными. Идем на качели. — Кэссиди выскочила из автомобиля прежде, чем я успел поставить его на ручник.

— Подожди, — крикнул я.

Она развернулась ко мне. Ее платье волновалось на теплом ветру.

Я запер машину и, сгорая от стыда, признался:

— Вряд ли я смогу качаться на качелях.

— Тогда будешь качать меня.

Кэссиди так рьяно рванула к маленькой детской площадке и цветастому игровому комплексу, словно мы с ней участвовали в забеге. Я с опаской ступил на песок у качелей, и моя трость погрузилась в него, точно держатель пляжного зонтика. Кэссиди скинула босоножки, завязала кофту на поясе и прыгнула на качели. Сердце щемило оттого, какой потрясающе красивой она была в своем синем платье, босоногая, с выбившимися из хвостика волосами.

— Иди сюда, — позвала она, крутанувшись на качелях так, что цепи захлестнулись иксом. — Толкай!

Я положил ладони на ее полуобнаженную спину, тяжело сглотнул, подтолкнул ее и потерял равновесие. Восстановив его, встал так, чтобы не растянуться.

— Еще! — крикнула Кэссиди.

И я продолжил ее раскачивать. Она взлетала все выше и выше, и, если честно, я будто чуток взлетал вместе с ней.

Вскоре моя помощь ей уже была не нужна. Кэссиди качалась, поднимаясь ввысь, и цепи бились о верхнюю перекладину.

Она откинула голову, улыбнулась мне и пообещала:

— Мы сбежим из паноптикума вдвоем.

И спрыгнула с качелей.

Они сразу перекрутились, потеряв седока, а Кэссиди, со смехом пролетев вперед, приземлилась на ноги у края песочного пяточка.

— Это мы так сбежали? — поинтересовался я.

— Какой там! Все еще впереди.

Я присел на качели, чтобы скрыть свою хромоту. Кэссиди, заняв соседние, выводила пальчиками ноги замысловатые узоры на песке.

— Видишь тот дом, справа от самого высокого дерева? — нарушил я молчание.

— С двумя дымоходами?

— Да. Моя спальня с бутафорским балконом. И она прямо над бассейном с бутафорским водопадом.

Мои слова вызвали у Кэссиди легкую улыбку.

— Я буду посылать тебе тайные сообщения. Азбукой Морзе. Своим «Хелло, Кити» фонариком.

— Хорошо. Ловлю тебя на слове.

Внезапно загудел мобильный Кэссиди. Она достала его из кармана, и я мельком увидел фото-заставку: Кэссиди со взрослым парнем. Их лица перекрывал перечень пропущенных звонков.

— Мне пора возвращаться, — поднялась она. — Откроешь багажник? Достану велосипед.

— Я тебя подвезу.

Кэссиди покачала головой.

— Я лучше на велосипеде. Мама и так уже зла. Я отвыкла от жизни дома: забываю отчитываться, что со мной все в порядке.

— Ну, смотри сама.

— Увидимся в школе. — Она вдруг кровожадно улыбнулась. — Если, конечно, на меня не нападут ночные волки. А то придется тебе всю жизнь мучиться чувством вины.

Кэссиди подобрала босоножки и перебежала лужайку. Провожая взглядом ее силуэт, я думал о том, что обычно у меня с девушками на свидании все складывалось по-другому.