Повелитель снов

Петр Катериничев

Олег Дронов, журналист и в прошлом аналитик разведки, по просьбе Анн Даниэлс, бывшей воспитанницы специального детдома, курировавшегося засекреченным НИИ, удочеренной четырнадцать лет назад австралийской парой, попадает в городок Бактрию, чтобы найти ее приемного отца Дэвида. Сам Дэвид прибыл в город в поисках странного медальона – талисмана, уже не одно тысячелетие влияющего, по поверьям, на судьбы людей. И пропал… С беглого взгляда курортный город в мертвый сезон кажется сонным и недвижным, но сны здесь словно материализуются, сны кошмарные и нередко фатальные. Да и выросшие детдомовские дети оказываются наделенными уникальными способностями, но притом – абсолютно беспомощными перед своим неведомым прошлым. И все происходящее кажется мнимым, будто мираж. Олегу Дронову необходимо понять, что происходит. Чтобы обрести право на жизнь и любовь.

Глава 11

Даша встряхнула волосами, спросила:

— Служивых будем огорчать или как?

— Придется.

— Я тебя порадую. — Белова выложила на столик три красных удостоверения. — Госбезопасность. Тутошняя.

— У покойников реквизировала?

— Им больше не пригодятся. Липа, понятно, а все лучше, чем ничего. В ночном поезде темной ночкой — сойдет за гербовую. Двинули?

— Ага.

— Какой вагон?

— Седьмой.

Бригадирский вагон спал, как и все остальные, только начальник поезда озабоченно переговаривался по рации с машинистом.

— Что там, папаша? Чего стоим? — спросил я.

— Да машинисту чтой-то привиделось.

— Травы тут навалом. Видно, скучно стало рулить, вот и раздербанил косячок. Хорошо еще, к лесу не свернул.

— Не, он не такой. Серьезный. Просто какие-то хулиганы красный фонарь засветили. Обходческий. Он и стопорнулся: мало ли что. Доложил: на путях никого. Сейчас тронемся.

— Умом?

— А вы чего тут? Почему посреди ночи?

— Водочки бы… Мы с подругой в Москве как загрузились и вот — тока проснулись, нутро горит, освежиться бы.

— А ваш проводник чего?..

— Он уже освежился. До полной ясности.

— Не бригада, кубло змеиное!

— Начальник, хорош квадраты катать, ты водочки предложишь или как? — развязно вмешалась Даша. — А то нервные мы!

— Тетка правильно рассуждает. Нервные. Ты бы пошустрил, а то можно и по тыкве схлопотать…

— Ну нервы-то мы лечим…

Обозленный и обеспокоенный неуважительным поведением нетрезвой парочки, начальник сделал пару шагов по коридору, постучал требовательно в купе:

— Васятко! Гейко! Отворяй! Тут по твоей части! Двоих полечить треба.

— У вас все прямо как в Совете министров! Бухло не паленое? — откликнулся я радостно.

— Щас почуешь.

Дверь распахнулась, в ней показался заспанный сержант в галифе, шлепанцах и кителе на голое тело. Позади, в полоске света, виднелось округлое женское бедро.

— Чего у тебя тут, Богданыч?

— Да вот… Напились, права качают… На штраф нарываются.

Заспанная, лоснящаяся физиономия сержанта расплылась на ширину плеч и, казалось, даже засияла эдаким засаленным лунным блином.

— Разберемся. — Он выпростал из-за спины дубинку, лениво шагнул прямо на меня…

Я ударил снизу в подбородок, резко развернувшись корпусом, и сержант тяжким мешком оплыл на пол.

— Мастерски, — похвалила Даша.

— Старался, — монотонно ответил я, схватил за лацкан начальника, дернул к себе, чувствительно приложив о косяк, произнес свистящим шепотом: — Госбезопасность. Спецоперация.

Белова сверкнула у него перед лицом удостоверением — достаточно, чтобы он прочел три буквы.

— Где второй?

— В соседнем. Спит.

— Как и этот?

— Не. Один. Хороший парень. Правильный.

— Почему они в разных купе?

— Так места навалом, а у Гейко, у Василия который, с девицей оказия сложилась, вот он и…

— Стучи.

Начальник боднул головой пространство, что должно было означать «знак согласия», деликатно постучал, когда отозвались, хотел что-то сказать, повинуясь моему поощрительному тычку, но запнулся, закашлялся, потом выговорил-таки, от волнения перейдя на украинский:

— Сашко… Видчини… Тут справа до тоби е.

За дверью послышался шум, она чуть отодвинулась, в проеме показалась лохматая голова и веснушчатое лицо паренька лет двадцати.

— Шо зробылось, Степан Богданович?

— Молодой-интересный, позолоти ручку, всю правду расскажу… — Хрупкая с виду, худощавая Белова выглядела куда моложе своих лет, да и свет был ночной, колеблющийся…

Тенью юркнула в купе, через пару минут объявилась:

— Уснул. И будет спать долго. А жить — еще дольше. — Ключом замкнула дверь, повернулась к проводнику: — Степан Богданович, ты не против, если мы тебя немножко свяжем?

— Так я же того, на службе…

— С сохранением зарплаты, конечно. Просто хлопотно будет. А так — полежишь себе в купе тихо, подремлешь. И, коли что, взятки с тебя гладки.

— А… не убьете? — севшим голосом спросил начальник.

— А зачем нам? — буднично ответила Даша, так, что даже у меня изморозь прошла по коже.

Служивых и начальника мы связали и закрыли в одном купе. Бригада была сборная, как нередко случается на дополнительных южных поездах; никто никого толком не знал; да и пили все как верблюды. Так что проваляются ребятки до пункта назначения, только и всего. Жить будут. А уж долго и счастливо или наоборот, это кому как повезет. Дорога.

— «Меланхолия… ла-ла… мелодия…» — напела Даша. — Как заказывали: нежно, культурно, интеллигэнтно. Вот такая музыка.