На ИВС прекрасная погода

Олег Анатольевич Борисенко, 2003

Повесть изначально называлась "Байки из КПЗ, или Записки вечного кума". Но впоследствии автор изменил название. Это юмор. Повествование о сложных взаимоотношениях преступного мира с охраной. Реквием по действительно народной и безвременной ушедшей милиции. Сюжеты службы переплетаются с охотой и рыбалкой на просторах акватории Оби. Повесть – не автобиография. Образ главного героя сборный. Рассказ идет о тех милиционерах и арестованных, которые ныне, как музейные экземпляры, встречаются весьма редко.Фотография на обложке и все рисунки в книге автора.Содержит нецензурную брань.

Глава 8

И. о. начальника ИВС майору милиции Барсукову О. А. от задержанного по ст. 122 УПК Ямщикова Л. В.

Заявление

Прошу содержать меня в отдельной камере, так как в общей камере я не могу находиться в связи со сложившимися жизненными обстоятельствами.

В моей просьбе прошу не отказать.

Подпись.Дата

Ямщиков «заезжал» на подвал в бытность майора уже раза два.

В этот раз, находясь под подпиской «за хорошее оперативное поведение», совершил новую кражу, и опера, устав отмазывать его от следователей, закрыли своего тайного помощника в подвал.

Он по зековским меркам являлся «шкворным», и сидеть в общей камере для него было тяжко. Приходилось изо дня в день таскать бачок с отходами (парашу), выполнять черновую работу. Да и по своему положению ему строго запрещалось подходить к общаку, т. е. к столу в камере. Ел он в углу на корточках, не имел права брать сам вещи и продукты, имел свою ложку и кружку с чашкой, которые после приема пищи стояли под шконарем (лежаком).

Беды Лёни начались лет десять назад, когда он с группой подвыпивших друзей изнасиловал за клубом малолетку.

Таких преступлений случается тысячи, но Ямщиков не учел коварность ранее судимого отца потерпевшей.

После объявления приговора Лёньку с его подельниками закрыли в камеру, которая находилась в подвальном помещении здания районного суда.

Конвой беспечно в ожидании транспорта скучал в коридоре: на окнах в судебной камере надежные решетки, да и окно было на уровне с землей, и в него могла пролезть только кошка. Но раз могла пролезть кошка, то туда как раз вошел шланг от ассенизаторской машины, на которой приехал отец потерпевшей.

— Братва! — крикнул он в решетку окошка.

— Говори! — раздалось из камеры.

— Грев надо?

— Давай! Тусуй!

— Держите сидоры на букву «П»!

С этими словами представитель самосуда быстро подсоединил гофрированный шланг «говновозки» к бочке и спустил содержимое ГАЗ-52 в камеру. В итоге трое осужденных оказались по пояс в дерьме.

— Дерьмом пахнет! — сонно проговорил один из конвоиров, охранявших осужденных.

— Тебя не было, не пахло! — ответил ему сослуживец.

Но поссориться они не успели, т. к. пришлось спасаться бегством от разливающейся по коридору подвала вонючей жидкости.

Отцу малолетки дали пятнадцать суток за мелкое хулиганство, а Ямщиков и его два подельника из «порядочных» арестантов превратились в изгоев общества — шкварных.

Хоть и трудно было привыкать к новому «положению», но ничего не попишешь. Бывшие друзья по тюрьмам и воле махом отвернулись от сотоварища по несчастью, и Ямщикову ничего не оставалось, как собрать пожитки и «выломиться» из «порядочной хаты».

Теперь его могло принять только общество беженцев, таких же опущенных, как и он.

Барсуков вызвал Ямщиков на беседу.

Когда «беженец» вошел, у кума защемило сердце.

Грязный, в пиджаке на голое тело, в затасканном трико и в резиновых сапогах на босу ногу, Лёня был похож на окруженца.

— Короче, — объявил ему кум, — пойдешь в пятую.

— А там кто сидит?

— Такие же, как и ты, но если узнаю, что стал борзеть, закину в общую!

— Начальник! Да я мухи не обижу, — начал было Ямщиков, но майор перебил его:

— И смотри там, что почем, сразу маякни, понял?

— Базар тебе нужен! Как отцу родному все по полочкам!

— Давай, двигай в хату, если что интересного вынюхаешь, напишешь заявление на больничку. Заявы-то я прохлапываю, — сказал напоследок майор и, вызвав постового, отправил своего «младшего сотрудника» зарабатывать на баул к этапу.

Через несколько дней Ямщиков рассекал по хате в новом джинсовом костюме, кроссовках и белых носках.

Он был блатным среди беженцев и, заняв свое положение, первым делом раздел сокамерников.

У Леонида также появился чай и сигареты, которые ему выделил майор Барсуков по случаю написания явки с повинной одним из его сокамерников.

С каждым днем баул Ямщикова все больше и больше становился похож на попу слона.

За три месяца пребывания «на подвале» Ямщиков «накусал» рожу, набил баул и помог Барсукову выявить несколько преступлений, совершенных сокамерниками.

Вообще-то положено в ИВС держать арестованных не более 10 суток. Но в связи с удаленностью ОВД от Тюмени, вечными проблемами со следствием, местами в спецвагонах люди «парились» по шесть и более месяцев.

Да и как отправить на этап такого помощника?

Вначале Ямщиков вкрадчиво расспрашивал сокамерников, кто что знает, но в конце срока пребывания он уже тряс за грудки новенького и хрипло кричал на всю камеру: «Колись, сука, а то нам кислород перекроют!!!»

Майор, смотря со стороны на действия своего внештатного помощника, говорил другим операм с иронией в голосе: «В России пресс-хат нет!»

Пришло время, и, убывая на этап, отъевшийся Ямщиков, еле таща свой баул, крикнул на прощание: «Анатолич, если что, не сердись!»

Барсуков с иронией взглянул на караульного пса Алого, который, вновь спрятавшись под автозак, грыз только что отобранную у вахтовиков курицу.

Улыбнулся. Помахал Ямщикову ручкой и, проводив столыпин, уехал в ИВС.