Глава 3
В кабинет кума ИВС арестованный Кузнецов вошел твердой революционной походкой, рисуя в своем зековском воображении бывалого каторжанина.
Кузя без приглашения упал на стул и, закинув ногу на ногу, вызывающе посмотрел в глаза оперативнику.
— Ну что? Синепузый! Как дела? — осведомился Барсуков.
— Как на даче, ни письма, ни передачи! — буркнул в ответ Кузя.
— Ты что, со шконоря ночью долбанулся? — поинтересовался майор, улыбаясь.
— Вы меня на дачку кинули, — начал было Кузя, но был внезапно перебит истерическим хохотом кума.
Барсуков наконец-то вкурил о причине Кузиной голодовки и теперь думал лишь об одном: чтобы не намочить штаны со смеху.
Кузнецов, чувствуя себя борцом за справедливость, сидел с гордым видом, как вождь Ирокезов. Он уже понял, что купился на чью-то злую шутку, но отступать было некуда.
Майор, окончив смеяться, развалился с покрасневшей рожей на стуле и, поворачиваясь в разные стороны, думал, что же сказать этому «пересидевшему» борцу за права всех обездоленных — арестанту.
— Вовчик. — называя Кузю по имени, задумчиво произнес хозяин кабинета.
— Слушаю, — буркнул гость.
— Тебе никто дачек не приносит, не один ли хрен: лишат тебя ее или нет.
— Тут дело принципа, — гордо отпарировал Вова, расправляя плечи.
Кум, встав из-за стола, молча протянул Кузнецову извещение с подписью Егоркина.
Лицо Кузи по мере поглощения строчек делалось добрее и добрее.
На середине прочитанного взгляд у смотрящего за ИВС стал добрым, как у Санта-Клауса. Ну а последние строчки Кузя уже не видел из-за слез, вызванных судорожным смехом.
Прочитав извещение, Вовчик, вспомнив о Романове, беззлобно бросил:
— Я Рыжего на этапе выловлю и щелбанов наставлю! Приколист хренов, чуть из-за него с голоду не помер, на пайку в обед пролетел, — вздохнул положенец подвала.
Пока Кузя читал жалобу Егоркина, майор, улыбаясь, стучал по клавишам печатной машинки. Закончив печатать, он с серьезным выражением лица осведомился:
— Ты мне завещание напишешь?
— Какое? — вопросом на вопрос поинтересовался Кузнецов, не ожидая подвоха.
— Ну, так, мол, и так, если я нечаянно надую лапы, не выдержав беспричинной голодовки, то завещаю майору милиции Барсукову свою кожу с портаками!
— На хрена она вам сдалась, Анатолич? — улыбнулся Кузя.
— Абажур для настольной лампы смастерю, как в Бухенвальде! — расхохотался майор.
— Хрен дождетесь! — проворчал Кузя, пряча за спину исколотые руки.
— Ну, на, тогда распишись и шлепай в камеру! — объявил кум ИВС, протягивая листок арестанту.
Кузя прочитал текст и, расхохотавшись, сунул бумагу в карман шортов.
— В хате приколюсь, — объяснил он, выходя из кабинета.
Дежурный отвел его в камеру. Кузнецов же, сев на шконку и достав листок бумаги, громко на всю хату прочел:
Смотрящему за городом от смотрящего за ИВС Кузнецова В. С.
Заявление
Батя, прошу перевести меня с должности смотрящего за ИВС на должность подсматривающего за передачами. Так как я в натуре устал от интриг кума, который после моей смерти хочет продать мою шкуру в музей творчества народов Севера для изготовления чучела и личного обогащения!
