В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь

Николай Лейкин, 1897

Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы уже в статусе бывалых путешественников отправились в Константинополь. В пути им было уже не так сложно. После цыганского царства – Венгрии – маршрут пролегал через славянские земли, и общие братские корни облегчали понимание. Однако наши соотечественники смогли отличиться – чуть не попали в криминальные новости. Глафира Семеновна метнула в сербского таможенного офицера кусок ветчины, а Николай Иванович выступил самозванцем, раздавая интервью об отсутствии самоваров в Софии и их влиянии на российско-болгарские отношения.

Белград близко

— Зачем ты к чужим-то убежала? — недовольно спросил жену Николай Иванович. — Ступай, ступай в свое купе…

— Испугалась. Что ж поделаешь, если испугалась… Когда стемнело, я подумала невесть что. Кричу тебе: огня! Зажигай спички! А ты ни с места… — отвечала Глафира Семеновна, войдя в свое купе. — Эти туннели ужасно как пугают.

— Я и искал спички, но найти не мог. К чужим бежать, когда я был при тебе!

— Там все-таки двое, а ты один. Прибежала я, они и зажгли спички.

— Блажишь ты, матушка, вот что я тебе скажу.

— Сам же ты меня напугал цыганами: «Занимаются конокрадством, воровством». Я и боялась, что они впотьмах к нам влезут в купе.

А в отворенной двери купе супругов уже стоял один из мужчин соседнего купе, средних лет жгучий брюнет в золотых очках, с густой бородой, прибранной волосок к волоску, в клетчатой шелковой дорожной шапочке, и с улыбкой, показывая белые зубы, говорил:

— Мадам есте русска? Господине русский?

— Да, да, мы из России, — отвечала Глафира Семеновна, оживляясь.

— Самые настоящие русские, — прибавил Николай Иванович. — Из Петербурга мы, но по происхождению с берегов Волги, из Ярославской губернии. А вы? — спросил он.

— Срб… — отвечал брюнет, пропустив в слове «серб» по-сербски букву «е», и ткнул себя в грудь указательным пальцем с надетым на нем золотым перстнем. — Срб из Београд, — прибавил он.

— А мы едем в Белград, — сообщила ему Глафира Семеновна.

— О! — показал опять зубы брюнет. — Молим, мадам, заходить в Београд на мой апотекрски ладунг. Косметически гешефт тоже има.

— Как это приятно, что вы говорите по-русски. Прошу покорно садиться, — предложил ему Николай Иванович.

— Я учился по-русски… Я учился на Нови Сад в ортодоксальне гимназиум. Потом на Вена, в универзитет. Там есть катедр русский язык, — отвечал брюнет и сел.

— А мы всю дорогу вас считали за немца, — сказала Глафира Семеновна.

— О, я говорю по-немецки, как… эхтер немец. Многи србы говорят добре по-немецки. От немцы наша цивилизация. Вы будете глядеть наш Београд — совсем маленьки Вена.

— Да неужели он так хорош? — удивилась Глафира Семеновна.

— О, вы будете видеть, мадам, — махнул ей рукой брюнет с уверенностью, не требующей возражения. — Мы имеем универзитет на два факультет: юристише и философише… (Брюнет мешал сербскую, русскую и немецкую речь.) Мы имеем музеум, мы имеем театр, националь-библиотек. Нови королевски конак…

— Стало быть, есть там и хорошие гостиницы? — спросил Николай Иванович.

— О, как на Вин! Как на Вена.

— Скажите, где бы нам остановиться?

— «Гран-Готель», «Готель де Пари», «Кронпринц готель» — гостильница престолонаследника, — перевел брюнет и прибавил: — Добра гостильница, добры кельнеры, добро вино, добра еда. Добро ясти будете.

— А по-русски в гостиницах говорят? — поинтересовалась Глафира Семеновна.

— Швабы… Швабски келнеры, собарицы — србви… Но вы, мадам, будете все понимать. Вино чермно, вино бело, кафа, овечье мясо… чаша пива. По-србски и по — русски — все одно, — рассказывал брюнет.

— Ну, так вот, мы завтра, как приедем, так, значит, в гостинице престолонаследника остановимся, — сказал жене Николай Иванович. — Что нам разные готель де Пари! Французские-то гостиницы мы уж знаем, а лучше нам остановиться в настоящей славянской гостинице. В котором часу завтра мы в Белграде будем? — спросил он брюнета.

— Как завтра? Мы приедем в Београд сей день у вечера на десять с половина часы, — отвечал брюнет.

— Да что вы, мосье! Неужели сегодня вечером? — радостно воскликнула Глафира Семеновна. — А нам же сказали, что завтра поутру? Николай Иваныч! Что ж ты мне наврал?

— Не знаю, матушка, не знаю, — смешался супруг. — Я в трех разных местах трех железнодорожных чертей спрашивал, и все мне отвечали, что «морген», то есть завтра.

— Может быть, они тебе «гут морген» говорили, то есть здоровались с тобой, а ты понял в превратном смысле.

— Да ведь один раз я даже при тебе спрашивал того самого кондуктора, который от нас с гульденом сбежал. Ты сама слышала.

— Ну, так это он нас нарочно надул, чтоб испугать ночлегом в вагоне и взять гульден за невпускание к нам в купе посторонних. Вы, монсье, наверное, знаете, что мы сегодня вечером в Белград приедем, а не завтра? — спросила Глафира Семеновна брюнета.

— Господи! Аз до дому еду и телеграфил.

— Боже мой, как я рада, что мы сегодня приедем в Белград и нам не придется ночевать в вагоне, проезжая по здешней местности! — радовалась Глафира Семеновна. — Ужасно страшный народ здешние венгерские цыгане. Знаете, мосье, мы с мужем в итальянских горах проезжали, видали даже настоящих тамошних бандитов, но эти цыгане еще страшнее тех.

Брюнет слушал Глафиру Семеновну, кивал ей даже в знак своего согласия, но из речи ее ничего не понял.

— На Везувий в Неаполе взбирались мы. Уж какие рожи нас тогда окружали — и все-таки не было так страшно, как здесь! Ведь оттого-то я к вам и бросилась спасаться, когда мы в туннель въехали, — продолжала Глафира Семеновна. — Мой муж хороший человек, но в решительную минуту он трус и теряется. Вот потому-то я к вам под защиту и бросилась. И вы меня простите. Это было невольно, инстинктивно. Вы меня поняли, монсье?

Брюнет опять кивнул и, хотя все-таки ничего не понял, но думая, что речь идет все еще о том, когда поезд прибудет в Белград, заговорил:

— Теперь будет статион Карловцы и Фрушка гора на Дунай-река… А дальше статион град Индия и град Земун — Землин по-русски.

— Всего три станции? Как скоро! — удивилась Глафира Семеновна.

— В Землин будет немецка митница^[2], а в Београд — србска митница. Пасс есть у господина? Спросят пасс, — отнесся брюнет к Николаю Ивановичу.

— Вы насчет паспорта? Есть, есть… Как же быть русскому без паспорта? Нас и из России не выпустили бы, — отвечала за мужа Глафира Семеновна.

Брюнет продолжал рассказывать:

— Земун — семо, потом Дунай-река и мост, овамо — Београд србски… Опять паспорт.

— Стало быть, и у вас насчет паспортов-то туго? — подмигнул Николай Иванович.

— Есть. Мы свободне держава, но у нас везде паспорт.

Разговаривая с брюнетом, супруги и не заметили, что уж давно стемнело и в вагоне горел огонь. Николай Иванович взглянул на часы. Было уж девять. Брюнет предложил ему папиросу и сказал:

— Србски табак. На Србия добр табак.

— А вот петербургскую папироску не хотите ли? — предложил ему в свою очередь Николай Иванович. — Вот и сама мастерица тут сидит. Она сама мне папиросы делает, — кивнул он на жену.

Оба взяли друг у друга папиросы, закурили и расстались. Брюнет ушел в свое купе, а супруги стали ждать станции Карловиц.

— Карловцы! — возгласил кондуктор, проходя по вагону.

После станции Карловиц Глафира Семеновна стала связывать свои пожитки: подушки, пледы, книги, коробки с закусками. Ей помогал Николай Иванович.

— Скоро уж теперь, скоро приедем в Белград, — радостно говорила она.

Примечания

2

Таможня (серб.).